Алиса ждала. Удар ниже пояса и очень точный. Из-за перегородки не доносилось ни звука, даже хлюпанья кофе. На самом деле весь зал подался в их сторону и прислушался. Как же надо изголодаться по острым ощущениям, чтобы наброситься на такую безвкусную пищу.
Когда стало совсем тихо, девушка медленно вздохнула и заговорила.
– Бесполезны? – спросила она.
Алиса кивнула слегка ошеломленно. Прекрасное лицо по ту сторону стола зловеще потемнело, а большие черные глаза превратились в узкие бойницы. Девушка еще раз медленно вздохнула и качнула головой, очень странно, словно полоумная старуха. Когда она заговорила вновь, голос звучал хрипло и размеренно:
– Однажды утром… мой брат ушел проверять капканы и не вернулся. Я ждала весь день, когда же он придет. Но он все не шел. Весь день. Было очень холодно. Я знала, ночью в такой холод ему не выжить, поэтому надела мех и пошла его искать.
Алису поразила эта странная декламация. Она действительно немного рассчитывала, что ее подколка насчет бесполезности аутентичной национальной литературы спровоцирует какой-то протест – со стороны братьев Барроу, возможно, или даже самой девушки, – но этот неожиданный и нелогичный нарратив был другим. Он выходил далеко из любого ряда.
– Я дошла до первого капкана, он был защелкнут, но в нем никого… и моего брата тоже нигде не видно. Я пошла к следующему, но он тоже был защелкнут, и в нем никого… и моего брата нигде ни следа. Капкан за капканом все то же самое: защелкнут, брата нет. Начинало темнеть. Я очень замерзла. Я подошла к последнему капкану. Он не был защелкнут. И на ветке над капканом висел кожаный мешок моего брата. Я дотянулась до него, развязала веревку, и из мешка выпала голова моего брата.
– Голова твоего брата?
– И зеленый огонь вырывался из его шеи, и зеленый огонь вырывался из его рта.
– Понимаю. Зеленый огонь…
– Да. – Голос девушки сделался еще глуше, как зимний ветер в сваях. – Он скрежетал зубами и пытался укусить, как будто был очень голоден.
– И что ты сделала?
– Я попятилась. Но голова покатилась ко мне… и зеленый огонь все так же вырывался из его шеи, и зеленый огонь все так же вырывался из его рта. И тогда я стащила рукавицы и кинула их голове, чтобы она их жевала, а сама со всех ног побежала домой. Потом я услыхала за спиной какой-то шум. Это была голова, она катилась за мной, скрежеща и щелкая зубами… и зеленый огонь вырывался из шеи, и зеленый огонь вырывался изо рта. Тогда я оторвала левую руку и бросила ее в голову. Рука накинулась на голову, и голова стала кусать руку. А я бегу и бегу. Но очень скоро я слышу за спиной скрежет и щелканье, и это голова, она катится все быстрее и быстрее, все ближе и ближе… и зеленый огонь вырывается из шеи, и зеленый огонь вырывается изо рта. И тогда я отрываю другую руку и бросаю в голову, и рука борется с головой, а я бегу. Я бегу и бегу. Но совсем скоро все снова: голова – прямо за мной по пятам, голодная, как и раньше. Что мне делать? Я отрываю правую ногу и бросаю ее, и нога пинает голову, и пинает голову… и пинает дальше через снег ко льду, и через лед к воде, и прямо в воду. И голова тонет в море… зеленый огонь все так же вырывается из ее шеи, зеленый огонь все так же вырывается из ее рта. Что до меня, я скачу на одной ноге до самой хижины.
– Повезло. – Алиса хотела, чтобы это прозвучало насмешливо, но в горле пересохло, и этот зимний ветер словно дул ей в затылок. Она поежилась. – А то я уже начала волноваться.
– Но, понимаете, дверь хижины заперта и завязана… а я не могу ее открыть, потому что у меня нет рук. И я не могу залезть по лестнице к дымной дыре, потому что у меня только одна нога.
Алиса молчала, раздражаясь оттого, что задавать вопрос придется ей. Никто из слушателей и не подумает, можно не сомневаться.
– Ладно, сдаюсь. Так что же с тобой случилось?
– Я замерзла и умерла.
Алиса хмыкнула:
– Видишь? Именно так я и понимаю эти проклятые придурочные индейские истории. Где, черт возьми, здесь мораль?
– Мораль – «не теряй рукавицы». – Затем резко, но мягко и ловко голос вновь превратился в легкую тинейджерскую трель. – А ведь это хорошее место для ланча, как вы считаете? Все такие приветливые и тихие. Можно я заплачу, ну пожалуйста? Вы так ко мне добры, впустили меня, дикую первобытную девушку, в свой город, потом все эти угощения и кофе. Я ваша должница.
– Почему? – засмеялась Алиса и взяла скомканную сотенную, которую протягивала ей девушка. – Это же твои деньги.
– Но это же ваш город.
Пока рассказывалась история, в зал на цыпочках вошла дюжина новых посетителей: Томми Тугиак-старший, несколько Битых Псов в куртках «Охрана „Чернобурки“», потом шоферы, потом кто-то еще. Алиса заметила в окно, как на парковку со стороны бара выворачивает розовый «лексус», фургон Краббов. Может, это и собрало так быстро такую толпу? Может, все эти зеваки явились посмотреть, как подерутся вновь Мирна Крабб и Атвязный Алеут Алиса? Она надеялась, что нет, да и с чего, господи. Она уже давно не в форме для больших женских драк.
– Пойдем? – спросила она девушку и помахала Дойне стодолларовой бумажкой.
Но не успела Алиса встать из-за стола, как словно вихрь пронесся среди зрителей, и она увидела, что на противоположной стороне улицы, прямо у пожарного гидранта, останавливается ее собственный фургон. Должно быть, семья эскимосов на обратном пути с отложенных съемок решила потратить свои суточные.
– Кажется, твои родственники нашли для парковки единственную красную зону на всей этой чертовой улице. Ну да, с чего бы им волноваться? Когда придет по почте штраф, вы все уже будете на севере, в своих иглу.
И тут Алиса поняла, что это никакие не родственники Шулы. За рулем сидел Грир; он выскочил из водительской двери в этой своей узенькой и по-дурацки простеганной жилетке, которую надевал всякий раз, когда хотел продемонстрировать собственную лихость. Он еще натер лицо кокосовым маслом, и теперь его кожа лоснилась, как у островного идола.
– Это парни возвращаются с моря домой, – сказала Алиса девушке. – Смуглый денди – Эмиль Грир, наш местный сердцеед. Будь с ним осторожна.
– Ха, – отозвалась Шула.
Грир обежал фургон, встал у пассажирской двери и рыцарским жестом протянул руку. Из дверей показалась круглая розовая голова, а за ней еще более круглое пузо.
– А это, – объяснила Алиса, – и есть так называемое важное дело, ради которого я вышла из дома: мой мистер Майкл Кармоди.
Мистер Майкл Кармоди выгрузился на твердую землю без помощи протянутой руки. Грир все так же держал ее на весу. Боковая дверь отъехала в сторону, из нее стали появляться пассажиры. Все с загорелыми, обветренными и здоровыми лицами.
– Урод с чемоданчиком – Билли Беллизариус, наш местный скутер. А это Арчи Каллиган, он на нас работает, хороший парень. А этот греческий бог с глазами Элвиса Пресли – Айзек Саллас. Черт, ну ты только посмотри, как вышагивают эти болваны. Одному богу известно, что натворили эти мужланы и где они плавали столько времени. Ты только посмотри на них.
– Я смотрю, – сказала Шула неожиданно очень слабым голосом. Она прижалась лицом к запотевшему окну. – По-моему, он очень красивый.
– Кто, мистер Кармоди? – пошутила Алиса. Она знала, что девушка имеет в виду Грира со всеми его дешевыми напыщенными жестами, театральными дредами и побрякушками. – Приятно слышать, но этот старый мореман мой, уж какой ни на есть.
– Нет, не мистер Кармоди, хотя он такой довольный…
– Тогда, я полагаю, ты имеешь в виду тиковую физиономию с пружинами вместо волос – мистера Раста. Этого я и боялась. Говорю еще раз: будь осторожна.
Грир снова тем же рыцарским жестом протянул руку. У всех на глазах ей навстречу протянулась другая рука, и из дверей показалась светлая пушистая голова, а вслед за ней женщина – такая же загорелая и здоровая, как все остальные. Она благодарно улыбнулась Гриру, и тот склонился поцеловать ее обожженные солнцем костяшки.
– Видишь? Грир – это Казанова, не одна, так другая блондинка обязательно зацепится за его коварную черную руку. Хотя обычно он цепляет помоложе, а не таких…
Алиса запнулась. Женщина высвободила руку. Конкретно эта блондинка отвергала рыцарский жест Грира…
– Нет-нет, – продолжала девушка, бездумно проигнорировав неожиданное молчание Алисы. – Я не про мистера Кармоди и мистера Казанову…
…эта блондинка цеплялась к большому розовому локтю Кармоди, как буксир к барже! Толпа за Алисиной спиной синхронно и счастливо вдохнула. А. Так вот ради какого зрелища они все притащились в «Потте» – не ради куклы-эскимоски с голыми сиськами и не ради толстой старой Мирны Крабб с острыми когтями. Здесь намечалась схватка между борцами высшей лиги с куда более высоким потенциалом. Алиса чувствовала, как от всеобщего предвосхищения горят ее плечи и затылок.
– Я про другого.
– Про другого?.. – отрешенно переспросила Алиса, глядя, как вся компания переходит улицу и направляется к ним. – Про какого другого?
– Про греческого бога, – промурлыкала девушка, звеня теперь каждым своим тинейджерским дюймом, девчонка четырнадцати лет, втюрилась по уши, со всеми потрохами, – с глазами Элвиса. Я никогда не видела таких красивых мужчин, даже по телевизору. Я люблю его, миссис Кармоди. Я буду с ним всегда.
– Господи святый боже, – сказала Алиса. Она села на стул, опустошенная и наконец-то свободная от безумства, «Маргариты», отчаяния, очарований – от всего вообще. – Господи святый блин вверх ногами боже.
12. Алиса в Застеколье
«Чернобурка» ошеломила их с первого взгляда, даже Билли с его мрачно изогнутым ртом. Айзек переживал за Кармоди: ворваться в родной порт, рассчитывая сходу похвастаться новым грандиозным многофункционалом, и обнаружить, что лавры украдены другой гигантской яхтой, – такое может и расплющить. Но корнуоллец нисколько не завидовал этому величественному судну с высоченным магниевым парусом. Он лишь обронил, когда они с мягким гудением проплывали мимо сияющего корабля: