– Пердун!
– Придурок!
Под столом орал Том-Том, под потолком «Озерные пацаны»[66] барабанили что-то кельтское. Эта бурная перебранка увлекла и поглотила их настолько, что ни один не заметил короткой, но сильной бури, разразившейся на берегу в полночь, пока несколькими часами позже они не вышли на улицу передохнуть от сигарного дыма, зеленого стола и бутылки еще зеленее.
Передняя часть фасада длинного дома оторвалась от короткой боковины и повалилась на землю. Она лежала лицом вниз, растянувшись по всей лужайке и мирно мерцая лужами дождевой воды, разлитыми между опорами. Моргая и отливая, Кармоди далеко не сразу понял, что находится у него перед глазами и на что он направляет свою струю. Как будто его газон превратили в сложную систему рыбных питомников. Он не возражал: от этого газона с самого начала не было толку. Но что за рыбы, хотел бы он знать. Стюбинсу пришлось открыть ему правду.
– Это не рыба, капитан, – прогнусавил верзила, направляя струю в соседний бассейн с дощатыми бортами, – это лягушка. Вы что, не помните трехэтажный лягушатник? Нет? М-да, все ясно: нервно-алкогольный синдром. Вы, бриты, никогда не умели поглощать собственное пойло…
– Мы поглотили его достаточно аккуратно, чтобы выиграть у вас в снукер восемь партий из десяти, если я правильно помню.
– Все потому, что мы играли этими маленькими сисечками. Кто еще станет играть маленькими гребаными сисечками, кроме бритов?
Эти двое пили вместе вот уже почти двадцать четыре часа и могли себе позволить говорить такие вещи.
– Вы хотите больших шаров? Поехали в город, и я вытащу из вас кишки на кеглях. Стоп, я забыл. В кегельбане теперь ваш холдинг.
– Вы еще забыли, что у нас нет машины, – напомнил Стюбинс хозяину.
– Бильярд! – Кармоди хлопнул в ладоши. – Если это ваш размер, то стол у меня подгоняется.
Он застегнул молнию и поскакал по ступенькам, счастливый, как мальчишка, получивший в гости друга на все выходные – новенького, из другого города. Это же так здорово и куда меньше проблем – играть с мальчишкой. Девчонки только и знают, что морочить парням голову.
14. Прямо с полюса, внезапный, как гарпун
Летний полуночный ураган пришел в Куинак прямо с полюса, узкий и внезапный, как гарпун. Никто его не ждал. Спутниковые развертки не зарегистрировали даже усиление ветра, а метеорологи интерпретировали данные как очередное аномальное ионное возмущение, решив, что это крошечной иголкой к ним пробилась необычная солнечная активность. Когда же эта иголка проткнула на пристанях огромные дыры и зашила порты на сотне миль вдоль всего побережья, эксперты решили, что данные пора пересматривать.
Странный визгливый ветер пришел с северо-востока, перепрыгнул через Алеуты и круто повернул налево. Он разрезал прибрежные городки так остро и аккуратно, что множество пребывавших под анестезией граждан вообще не заметили этого пореза. Он разделил пополам улицу в Кордове, оставив ряд разрушенных трехсекционок с одной стороны и ни одного разбитого стекла – с другой. Пережившие экзему техасских смерчей говорили, что так избирательно умеют рассекать торнадо: точечная воронка движется иноходью, рисуя бессмысленные каракули, затем вдруг на несколько тысяч футов становится острым скальпелем. Этот полярный ветер, похоже, обошелся без преамбул. Он двигался мрачно, четко и целенаправленно, как полуночный бомбардировщик на бреющем полете. В Ситке, например, под заградительным огнем из 70-миллиметровых градин полегла мемориальная еловая роща парка Диллингем. Ледышки зарывались на четыре сантиметра вглубь древесных стволов, как бронебойные пули.
К тому времени, когда ветер добрался до Куинакской бухты, тяжелые боеприпасы кончились. Свой блицкриг он смог подкрепить разве что жгучей желтой смесью из морской пены и серого гравия, да и то на пару минут. Жалкая струйка. Но ее хватило, чтобы заляпать грязью все свежевымытые витрины на Главной и погнуть борта у множества пришвартованных в гавани лодок. С нового судна Кармоди унесло аппарель. Плавзавод Босуэлла остался без грузовой стрелы.
Служба безопасности «Чернобурки» получила предупреждение довольно быстро, и у старшего помощника Сингха было достаточно времени, чтобы проинструктировать компьютер, который сначала сложил парус, а потом выпустил четыре из шести понтонных паучьих ног для стабилизации крена. Раскоряченное судно пережило короткую бурю так гладко, что камбоджийские миллионеры не пролили ни капли «Нобл рот», которое им подали к десерту. Чуть помигал свет в кают-компании, и только, – через считаные секунды лампы включились снова и горели стабильно.
На нижних уровнях яхты аварийные системы были не так важны и не так быстры. Когда в одной из этих нижних кают погас свет, там как раз сидел Грир, смазывая муссом хилые дредики на своей бороде; свет зажегся только через четыре часа. Грир так никогда и не узнал, что это был за мусс: русский, скандинавский или этот новый с Дальнего Востока – сой-ши.
На задах разделенного перегородками мрака, который был когда-то всю ночь открытым папиным кегельбаном, сидела в одиночестве Луиза Луп; едва она успела подключиться к студийной «Виртуальной дилдораме», как началась буря. Луиза чувствовала себя одинокой и бездомной. Ей уже не хотелось на яхту, где все эти нахальные красотки задирали перед ней нос, и ей не хотелось в луповский дом, где все эти наглые свиньи, оттого она и пробралась с черного хода в бывший кегельбан, набрав старый луповский код, который студия забыла поменять. Луиза не знала, что старый код оставили специально, а ее сейчас снимают на камеру, передавая изображение прямо на яхту. Она знала только, что этот прибор должен помогать в чем-то главном, если человеку грустно. Лулу отключилась в тот же миг, когда короткая буря отключила машину, так что и она пропустила этот странный феноменальный ветер.
Билли Беллизариус был бодр, когда ударило. Бодрее некуда. Рот растянут во всю ширь, а глаза распахнуты и вытаращены, как пара электрических пробок прошлого века. Полдня и весь вечер он работал с Уэйном Альтенхоффеном в душной редакции «Маяка»: пил горячий чай и диктовал Альтенхоффену еще более горячие тексты, которые тот вбивал в свои авторизованные факс-машинки, соединенные со штаб-квартирами СМИ, – срочные письма сенаторам, телеведущим и другим новостным редакторам. Бедный мозг Уэйна изрядно обесточился под напряжением работы с высокозарядным Беллизариусом и вместе с хозяином отдыхал теперь в отключке на груде конкурирующей макулатуры, прибывавшей еженедельно со всего земного шара: «Манчестер гардиан», «Нью-Йорк таймс», «Новая правда» из Санкт-Петербурга.
– Побуду-ка я на верхушке пирамиды, – объяснил Уэйн, заползая на газетную гору, чтобы похрапеть и зарядить батареи.
Батареи Билли, наоборот, только начали искрить. Теперь, когда между ним и факс-машиной Ассошиэйтед Пресс не сидела эта нервная новостная ищейка, горькие чернила Кальмара разогрелись до черноты. Его самая разрушительная на данный момент диатриба в этот миг прожигала себе путь в Ванкувер, в штаб-квартиру королевских иммиграционных властей Канады, Всем, Срочно:
…Позвольте мне в заключение сказать, джентльмены, что я допускаю, хоть это и находится на границе моего понимания, что ваши занятые бюрократы могли не заметить нелегальных пришельцев, устроивших сельскохозяйственную ферму на малом участке Королевского парка, то есть на земле Ее Величества, а также то, что несуразности и бедствия нашего ужасного времени притупили ваши чувства настолько, что вы не считаете пресечение практик черной магии и белого рабства первоочередной задачей ваших пограничных патрулей, – это тоже можно понять, – однако никакой нормальный человек не в состоянии постичь, как может образованный англичанин на службе Короны отнестись толерантно к распространению столь дикой чуши (см. приложенную брошюру «Бьюлаленда») на территории содружества государств со столь давними традициями рационального мышления. Прочтите «экспертное научное доказательство» под названием «Святилище в облаках» в так называемых «учебных материалах». Сей позорный набор слов не является ни научным, ни уж точно доказательством. Сии «эксперты» – не что иное, как обычный цыплячий хор в новой постановке музыкальной комедии «Падает небо, падает небо»[67]. Добрый преподобный Гринер, разумеется, играет роль Хитрого Лиса, любезного хозяина облачного святилища.
И вы, джентльмены, позволяете рассылать эту мерзость бесплатно как учебный материал? Научный? Что сказали бы на это ваши предки, великие ученые? Их разгневанные трупы – всех, от Фрэнсиса Бэкона до Маршалла Маклюэна, – должно быть, перевернулись в своих усыпальницах!
[Подпись:]
Друг Короны и Защитник Истины.
Билли уже сочинял следующее письмо, на этот раз Генеральному секретарю ООН, когда неожиданный порыв ветра потряс офис и выключил факс. Кальмаровы глаза сверкнули над темным экраном, после чего он вскочил с радостным воплем. Он выбежал в переулок, скаля зубы, и волосы его развевались на ледяном ветру.
– Моя тощая итальянская жопа тебе, а не огонь!
Кларк Б. Кларк был не совсем бодр, но и не спал: он лежал под одеялом в подвесной койке, в кабине скоростного катера, и слушал вполуха группу быстрого реагирования Береговой охраны. У противоположной стены в такой же койке качался крепкий служака «Чернобурой лисы», бывший морской гонщик. Кларк Б. сам предложил встать на якорь подальше от берега и ждать: вдруг что-то изменится, и им придется снова пуститься на поиски двух пожилых нарушителей. Гонщику идея не понравилась, и Кларку пришлось звонить на яхту. Сладкий голос Левертова в селефоне согласился с планом своего адъютанта, однако добавил:
– Стойте, если хотите, но не волнуйтесь. Похода хорошая, вода спокойная. Они просто дрейфуют – бензин кончился, опасности не начались.
Полярный ветер поломал все планы. Катер вдруг затрясся между якорями, как перепуганный мустанг, схваченный двумя арканами – за голову и за копыто. Радио разбухло голосами, полными смятения и бессмыслицы. Кларк Б. немедленно снова набрал номер селефона Левертова.