Наконец на лице Салласа проступили признаки разума.
– Алиса, что это значит?
– Тебя интересует, не значит ли это, что я пришла снова прибирать твою комнату? Нет, не значит. Одевайся. Кармоди пропал. Два дня назад они с Герхардтом Стюбинсом ушли в море на надувном плоту и не вернулись.
– С режиссером?
– Именно. Как дети: набедокурили дома и удрали в море…
– Кармоди не удирает в море на надувных плотах, Алиса. Ты что, рехнулась?
– Ага, здесь было от чего рехнуться, Саллас. Ты проспал два дня. И пропустил очень даже рехнутый полярный шторм…
– Дом в Северной бухте проверяли?
– Конечно проверяли! Наутро после шторма спасательная команда Береговой охраны слетала на вертолете к дому и увидела, что там темно и заперто. А сегодня нашли «зодиак», который вынесло к камням у Безнадежности. Откуда следует, что они плыли на юг, а не на север. Можешь, кстати, опустить пистолет; обещаю, что я тебя не трону.
Саллас сунул двадцать второй калибр под подушку и встал, пытаясь завернуться в одеяло. Алиса ждала, сидя на книжной полке и чувствуя, что ее слегка лихорадит. Еще она заметила, как стучит сердце. Сильно. Она испугалась, что в тесной комнатке этот стук слышен.
– Откуда дул ветер?
– Полярный шторм? А ты как думаешь? Не сообразить?
– Значит, «зодиак» могло отнести на юг, – сказал он.
– От дома Кармоди? Это же десять миль в сторону от бухты и вокруг Безнадежности. Кроме того…
– Если не выходить из бухты, то нет, – задумчиво и загадочно сказал Айк. – Ладно, я сейчас. Выйди и дай мне одеться. Полечи там собаку, что ли.
Алиса ушла, а он остался стоять, завернувшись в узкое одеяло. Выйдя во двор и опустившись на бампер фургона, она вылила в рот остатки прохладной жидкости в надежде утихомирить лихорадку и стук. Не подхватила ли она сентиментальный вирус у этой трепетной эскимосской деточки, пришло ей вдруг в голову, – вымершего возбудителя из арктической морозилки, который влияет на иммунитет эмоций. Где там ее атвязная армия антител? Дезертировала? Струсила и сбежала от одного вида мужской плоти, завернутой в тогу? Нет-нет, мясо тут ни при чем – на этюдах в художественных классах она перерисовала угольными карандашами этого добра столько, что хватит на всю жизнь. Она писала натурщиков с телами гладкими, как мрамор Микеланджело, – красавцев, многие из которых работали еще и в стрип-барах, – писала их днями напролет и никогда не пускала слюни. Салласу всяко не сравниться ни с одним из тех бифштексов. Не урод, но не накачан и близко к тому, чтобы получить работу танцора или модели, даже если бы ему захотелось. Еще один грех, в котором невозможно обвинить Айка Салласа, – эксгибиционизм любого сорта…
Почувствовав Алисин раздрай, Марли оставил караульный пост, подошел поближе и положил седую морду к ней на колени. Алиса наклонилась и благодарно его обняла.
– Я сама себе поражаюсь, старый барбос, – засмеялась она в грубую собачью гриву. – Я поражаюсь, что вообще думаю об этом дерьме.
Дверь со скрежетом отворилась, и на ступеньках появился Саллас, застегивая рубаху. Ту самую «Олд Гикори», которую Алиса нашла скомканной на полу и повесила в шкаф. Где-то глубоко внутри начала сбиваться пеной темная тошнота. Алиса оттолкнула пса и направилась к пассажирскому сиденью.
– Ладно, Саллас, на этот раз поведешь ты, – сказала она ему. – А я посплю.
– Куда? На станцию Береговой охраны?
– А то ты не знаешь, что Кармоди нет ни на одной станции, черт бы их побрал. Поехали к Хербу Тому, возьмем напрокат самолет.
– Херб Том вряд ли даст мне еще один самолет.
– Поехали, черт побери. Я возьму самолет, а ты на нем полетишь. Это же ты у нас знаменитый летчик-спасатель. Если у тебя получается выковыривать мелких мухосранцев вроде Билли Беллизариуса, то уж всяко не пропустишь такой большой розовый буй, как Майкл Кармоди. Поехали.
Пронзительные нотки в ее голосе не сулили ничего хорошего. Айк сдал назад и вывел трехосник на дорогу. Алиса швырнула пустую банку в первую же встреченную ими свинью.
– Ты, наверное, думаешь, что я пьяная, да, Саллас? А? Пьяная дура в дурное время?
Айк пожал плечами:
– Практически все сейчас пьяны, Алиса… практически в любое время.
– Ты думаешь, я выпила, потому что схожу с ума от страха потерять своего старика. Ты ошибаешься. У полярного вихря и Техасского торнадо не хватит сил утащить к себе Майкла Кармоди – он для этого слишком похож на пробку.
Айк не отвечал. Ему пришлось выехать из колеи, чтобы обогнуть свиноматку, кормившую свой закопченный приплод. Свиньи-мамаши часто предпочитали располагаться для кормежки на голых открытых дорогах, Айк давно это заметил. Там хрякам сложнее было подкрасться и утащить себе на завтрак одну такую копченую сосиску.
– Помедленнее, – скомандовала Алиса – от виража вокруг свиньи с выводком ее затошнило еще сильнее. – И закрой окно. Я не для того платила за этот новомодный фильтр, чтобы нюхать всю дорогу свинячье говно.
Он подчинился без слов. Они вернулись на дорогу и теперь ехали почти без тряски, запечатанные в обитом войлоком цилиндре. Но выдержать это безмолвное согласие ей в конце концов оказалось не под силу.
– Черт бы тебя побрал, Айк Саллас, вместе с твоим многозначительным молчанием! Даже если ты и вправду вывалился из стада, это не дает тебе права корчить из себя гребаного праведника…
– Из стада? Какого стада?
– Из человеческого, – заорала она, – из лятского человеческого стада!
К ее удивлению, эта старая шутка чудесным образом рассеяла тошноту, и на ее место потекло что-то вроде сардонического головокружения. Короткая лихорадка внезапно показалась нелепой и несуразной.
– Господи, вы только посмотрите на него и на это рубище отшельника. Или понюхайте! Ты когда-нибудь слышал о стиральных машинах? Открывай обратно это чертово окно, – скомандовала она. – Лучше я буду нюхать свинячье дерьмо, чем эту котлету!
Она зашлась в смехе, привалившись к мягкому косяку фургона, в восторге от собственной шутки. Беда была в том, что Айк Саллас шутки не понял. Алиса видела в боковое зеркало его лицо, и оно было очень озабоченным. Несчастный тупица принял этот внезапный приступ веселья за выражение горя. Он решил, что она плачет. Из-за этого ее еще сильнее затрясло от хохота, и это было так ужасно, что в конце концов ему пришлось как-то выразить сочувствие. И поскольку плечо из-за сильной тряски для утешения не годилось, сочувственной руке не осталось ничего другого, кроме как приземлиться Алисе на бедро. От неожиданности зачесалась кожа. Айк Саллас держал руль левой рукой и не сводил глаз с дороги. Когда тряска наконец чуть-чуть утихла, он быстро и резко сжал ладонь – что, как он, наверное, надеялся, должно было сойти за жест братской поддержки – и снова взялся за руль обеими руками.
– Зачем вообще Кармоди поехал с Герхардтом Стюбинсом куда-то на моторке? – спросил он некоторое время спустя.
– Никто не знает. Николас говорит, Стюбинс сбегал от какого-то делового обеда. Кармоди, наверное, просто захотелось покататься, я так думаю.
Если Саллас думал иначе, он удержал свои мысли при себе и оставшуюся часть пути провел в молчании.
На крыльце Дома Битых Псов толпились, потягивая пиво, Братья во Псах. Им, очевидно, дали выходной от их охранных обязанностей. Некоторые мрачно подняли банки, приветствуя проезжавший фургон, но Алиса не подала виду, что заметила эти знаки уважения. Когда они поворачивали с Главной на Набережную, Алиса отметила, что к толпе у кегельбана добавилось как минимум две новые съемочные телегруппы. Айк притормозил, чтобы поглазеть на толчею, и Алиса отпрянула от окна:
– Поехали, черт возьми, поехали! Неужели я похожа на женщину, которая готова в таком виде давать эти идиотские интервью?
Она сидела повернувшись лицом к бухте. Она знала, что глаза у нее сейчас красные и жуткие, так сильно они горели. И не только они – чертову ляжку жгло не меньше глаз! Она представляла, как сейчас их опустит – а на ляжке окажется прожженный след руки. Второй раз за день она проклинала себя, что напялила этот идиотский замшевый костюм с мини-юбкой, которая вот-вот треснет. Надо было попросить Салласа завернуть в мотель и там хотя бы натянуть штаны. Легко и быстро, туда и обратно. Но будь она проклята, если даст этому ублюдку повод для насмешек, решила Алиса. В этом была вторая ее проблема: она не только признавала свой изысканно плохой вкус, но и несокрушимо ему следовала.
Она попробовала включить автомобильное радио, но из-за медийной войны за частоты какофония оказалась совсем непереносимой, так что пришлось выключить, и они снова ехали в молчании. Саллас заговорил только раз, когда они проезжали болотистую поляну, где всегда обитали мальки. На краю невнятной кучи из покрышек, будок и деревянных ящиков, в зарослях сорняков располагалась теперь площадка, огороженная блестящим сетчатым забором. Из-за этой колючей зеленой ограды доносился неумолкающий лай и вой.
– А я-то думал, куда городской совет согнал этих несчастных беспородных дворняг, – сказал Саллас. – Мог бы и догадаться.
Он все ехал, но не прямо к аэропорту. Вдали показалось пристанище Кармоди, и Алиса удивилась, куда подевался придуманный ею фасад от длинного дома.
– Наверное, повалило ветром. Это я им придумала фасад из холста, понимаешь, чтобы спрятать дом, но ветер…
– Вон они, – перебил ее Айк; прикрыв глаза рукой, он всматривался в нескладный дом на дальнем краю грунтовой дороги. – Торчат на крыльце. Что я тебе говорил?
Вместо ответа Алиса расплакалась, на этот раз по-настоящему, рассеянно комкая замшевый подол, и горячие слезы катились из покрасневших глаз, будь они прокляты. И черт побери, она очень надеялась, что отпечаток руки исчезнет к тому времени, когда они доедут до дома, воображаемый он или настоящий.
Ну что ж, как Никушко и предсказывало, все прекрасно сработало и все само устроилось – такую оценку дал Кларк Б. Кларк двухдневной панике. Даже камбоджийские миллионеры куда сильнее впечатлились пропавшим Герхардтом Стюбинсом, чем если бы им просто пришлось поедать ужин в обществе этой кучи костей, – не зря же они подписались на крупный кусок акций тематического парка. Застройщики впечатлились тем, как эта бухточка выдержала суровую бурю (прибрежные городки совсем неподалеку разнесло в щепки); студийные представители, примчавшиеся по случаю корпоративной паники на водном джете из Лос-Анджелеса, отбыли домой, радуясь лишней рекламе и кадрам, которые наснимал для них знаменитый режиссер; сообразительный же большой босс Ник надоил на этой тухлой незнамо где заварушке столько медиавремени, сколько пиарная фирма с