– Я помню Ликера.
Левертов подался вперед, вовлекая в разговор водителя:
– Понимаете, мистер Кларк, охранник Ликер был худшей свиньей на ферме. Примитивный узколобый изувер. Постоянно при кобуре, хотя в спецлагерях охране не разрешают носить оружие. Ходили слухи, что то ли в Техасе, то ли в Арканзасе, откуда его к нам перевели, он подстрелил нескольких черных пацанов, только чтобы посмотреть, как они корчатся. Он называл их неее-громами…
– Да уж, ликерчик, – сказал Кларк Б. в зеркало.
– Он еще обожал устраивать неожиданные мочепроверки. Всегда только для черных, но это никого не удивляло, девяносто девять процентов из них дули если не то, так это. Удивляло другое: ни разу ни к кому после этих проверок не прицепились из-за положительного результата. Ни разу! Весь лагерь знал, что большинство, если не все черномазые или колются, или пьют скут с первого дня, когда их туда доставляли! Эти окружные лагеря были обычными химическими базарами. Так почему ни одного положительного результата из лабы?
– Да уж, загадка, – с довольным видом подтвердил Кларк.
– Вот и мы тоже так думали. Загадка… пока ее не разгадал наш знаменитый Бандит Отдачи. Расскажи мистеру Кларку, что ты сделал, Айзек.
Айзек пожал плечами:
– Меня поставили грузить фургон, который раз в неделю ездил в Сакраменто. Я заметил, что жидкость в банках с образцами какая-то не очень желтая, и решил понюхать. Это была закрашенная вода.
– Точно. И что вы думаете, охранник Ликер делал с этой мочой нее-громов, мистер Кларк?
– Я боюсь предположить, – отвечал Кларк Б.
– Айзек Саллас не боялся, – провозгласил Левертов. – Айзек Саллас предположил так громко, что прознала пресса, и шерифу пришлось устроить следствие. Записи в лабораторном журнале показали, что мочи у них не было с тех пор, как воспитателем в лагере назначили охранника Ликера. Дорогой охранник устроил следствию прекрасный саботаж. Окружной химик, как он показал на допросе, не внушал Ликеру доверия, и он устроил в лагерном сарае собственное титрование. Показал следователям свой наборчик реактивов и всего, что положено. Заморочил голову всем, кроме нашего кореша. Расскажи ему, Айзек.
– Тут нечем гордиться.
– Однажды ночью Айзек пробрался к Ликерову сараю, поджег мусорный бак и заорал: «Пожар!» Когда охранник удрал тушить горящий мусор, Айзек забрался внутрь и устроил там небольшой обыск. На следующее утро у Ликера было дежурство в столовой. И вот заходит такой Айзек Саллас, садится к нему за стол и говорит, что извиняется за доставленные неприятности. А Ликер ему: «Иди на свое место». Айзек уходит, но в пустой кобуре у Ликера остается сюрпризик, про который никто не знает, пока Айзек не доходит до середины столовой, разворачивается и кричит: «Залезь-ка в сумку, Ликер». Ну а из кобуры Ликер достает такую детскую бутылочку, и там до половины желтой жидкости. Свинячьи глазки хлоп-хлоп-хлоп, совсем бедняжка охреневает. Увезли его в смирительной рубашке. Весь лагерь стоит у окон своих бараков и победно машет на прощанье, особенно Кровники.
– Победно? – скривился Айк. – На замену прислали охранника, который в первую же неделю выявил три дюжины нарков, и их отправили обратно на строгач. Хороша победа…
Кларк Б. Кларк счел своим долгом возразить против столь суровой оценки:
– Им больше не нужно было терпеть издевательства расистской сволочи – вот что Ник хочет сказать. Я бы тоже назвал это победой…
– А я бы назвал это лабудой, – сказал Айк. – Притормозите. Сразу за этой мусорной кучей сегодня утром свинья кормила поросят прямо на дороге.
Свиньи уже не было, но несколько поросят еще валялись в колеях. От гудка лимузина они бросились врассыпную. Два крупных борова на небольшом отростке свалки вяло боролись за право на олений скелет, который они вытащили из тлеющих куч.
– О, смотри, К. Б.! Это здесь произошла наша душераздирающая встреча с Айзеком, я тебе рассказывал. В присутствии жены Луизы, тестя Омара и других свиней. Забавно, правда, Айзек? Никуда нам со свинофермы не деться.
Не успел никто ответить на примирительное мурлыканье Левертова, как из зарослей придорожной гаультерии выскочила дикая тень, гладкая и внезапная, как черная торпеда. Она вцепилась мертвой хваткой в правое переднее колесо лимузина. Резко вывернув руль влево, Кларк Б. Кларк выскочил из колеи и покатился по разбросанному мусору. Топливный бак с визгом проехался по рифу битого стекла с гравием, и Кларку Б. пришлось газовать, переползая через него, словно лодка брюхом через мель. Но тут сумасшедшая тень оказалась уже с его стороны и набросилась на другое колесо, заманивая машину на другой риф, потом обратно в дорожную колею.
– Что это еще за хрень! – прохрипел сквозь зубы Левертов, когда лимузин въехал наконец на устричный двор и остановился. Блатные нотки исчезли из его голоса.
– Всего лишь Марли, старый барбос Грира, – сказал ему Айк. – Он совсем старик.
– Резво скачет для старого барбоса, – раздраженно дернув головой, Левертов отбросил назад растрепанные локоны. – Держал бы ты его на привязи, – может, тогда состарится еще больше.
– Он уже много лет не бросался на машины, – запротестовал Айк. – Это все Алиса, она дала ему какое-то лекарство, какой-то преднизонный стероид.
– Деньги вертят этот мир, – пропел Кларк Б. Кларк, – наркота идет в эфир.
Левертова это не развеселило.
– Выйди отвлеки скотину, – сказал он Кларку Б. – Я бы посмотрел, как живет мой старый сокамерник, если меня не покусает этот дикий пес.
– Он смирный, и у него нет зубов, – заверил их Айк, открывая дверь. Молочная послеполуденная дымка ослепила его после затененного мрака лимузина. Айк почувствовал под рукой собачью морду и почесал пса за ухом. – Видите?
Он заметил, что его «геркулес» вернулся домой. Фургон был припаркован носом к кустам, задняя дверь поднята, сиденье откинуто до самого бампера – в точности как и во время их «душераздирающей встречи», как это назвал Левертов. Кларк Б. Кларк осторожно выполз из водительской двери. Марли бросился к нему.
– Погоди, погоди, – неуверенно скомандовал Кларк Б., – хорошая собачка. – Марли хотелось всего лишь понюхать лосьон для рук и чтобы его еще почесали. – Скотина в стойле, Босс, – крикнул Кларк Б. через плечо. – Можно высаживаться на берег.
Дверь трейлера со скрежетом распахнулась, из нее вышел Грир, рассеянно щурясь и застегивая одну из своих полупрозрачных рубах. В спешке он перепутал пуговицы, сдвинув их на две петли: один угол лимонного воротника уполз под мышку, другой – висел над костлявым плечом, как стрекозиное крыло. Глаза раскрылись шире.
– Эй, Айк… мужики… че-т случилось?
– Привет, Грир. Нам тебя не хватало на большой медиатусовке.
– У меня тут свое раста-шоу, но старый Радист на коротких волнах все ж включен. Ты выступил как натуральный упертый дракон, комрад, должен тебя обрадовать. Здрасьте, мистер Левертов! Вы, наоборот, выступили как божьей милостью осветитель. Мм! Лады, выходите, мы не кусаемся. Эй, мистер Кларк Б. Кларк! Шо-то я никак с вами не пойму. Вы шоу-фер или вы шестак?
– Я осветитель у просветителя, – отвечал Кларк.
Дверь трейлера с тем же визгом отворилась снова, и на свет показалось блудливое женское лицо.
– Эй, это не то, что вы думаете, – торопливо запротестовал Грир, увидев общую реакцию на потрепанный вид гостьи.
Ее прическа походила на цветистый хохолок у ярмарочных кукол Кьюпи[70]. Под глазами подсыхали пурпурные полосы – явно следы нездоровых слез. Нарисованные брови перекосило почти так же, как и криво застегнутую рубашку Грира, губная помада потерянно блуждала по окраинам рта. Если бы не татуировки с бабочками, ее никто бы не узнал.
– Луиза здесь, потому что она вне себя от волнения. Вот и все. – Акцент Боба Марли исчез. – В «Северных новостях» показали панораму каких-то обломков на горе Маккинли, и она думает, вдруг это гиперхол «трубач» ее братьев. Вот и все, правда, Луиза?
– Они там черные и синие, – взвыла Луиза, которой вдруг напомнили причину ее беспокойства, – как у Оскара. А папа в круизе, мама у своей мамы, мне больше не к кому обратиться, только к вам. Вы ж мои соседи…
– Луиза, все этеноловые «трубачи» делают синими с черной каймой, – попробовал Айк убедить девушку. – Компания специально выпускает их такими, чтобы заправщики не могли…
Леденящий душу лай прервал его объяснения: снова Марли, совершивший невероятный прыжок через капот лимузина. Левертов наконец-то вышел из дверей, начал приглаживать волосы, и в этот момент пес с воем бросился прямо ему на грудь. Левертов с криком упал на землю, собака сверху. В тот же миг Айк и Грир оказались рядом и в считаные секунды оттащили пса. Счастье, что за долгие годы острия больших собачьих клыков стерлись о камни, иначе за эти секунды Левертов остался бы без горла.
– С ним никогда такого не было. – Грир удерживал пса за спутанную гриву, Айк – за хвост.
– Пусть никогда больше и не будет, – сказал Кларк Б. Кларк. Обеими руками он сжимал «узетту», ее маленькая черная морда целилась в серую собачью. Но приступ гнева прошел так же быстро, как и начался. Старый пес заулыбался и закрутился вокруг Айка, точно игривый щенок.
– Он вообще не такой, – извинился Грир.
– Ну конечно, – зловеще промурлыкал Левертов. Он стоял на коленях, стряхивая с боков ракушки. – Это все лекарства. Уберите эту штуку, мистер Кларк. Все живы-здоровы…
Пистолет исчез так же загадочно, как и появился: он был маленький, но Кларк Б., одетый в футболку и обтягивающие шорты, все равно, казалось, не мог никуда его спрятать.
– Пшел вон, Марли! – рявкнул Грир в рваное ухо, и собачьи глаза помутнели от неверия и боли. – Пшел! – рявкнул Грир снова, швыряя горсть устричных ракушек в поджатый хвост.
Старый пес уныло потащился к своему посту у куста гаультерии на въезде, как сержант, у которого сорвали лычки. Левертов пригладил волосы и улыбнулся Луизе, стоявшей на трейлерных ступеньках. Ее рука все так же окостенело вздымалась в приветственном жесте, словно у гипсового мальчика с облупившейся краской, которых ставят на газонах.