Она где-то читала, что атомы кислорода порождают красное, желтое и аквамариново-зеленое свечение, из азота получается фиолетовое, неоново-синее, а еще эти томные капли электрического лайма. Стало даже немного обидно от такой малоромантичной разгадки – всего-то возбужденные атомы в унылых физических сферах. Тогда она припомнила другую, более классическую интерпретацию. За секунду до того, как сон, качнувшись низко, потребовал ее к себе, она вспомнила лекцию по мифологии, прослушанную в университете Сан-Франциско. Согласно фольклору викингов, северное сияние – это игра света на золотых щитах воинственных валькирий, которые сопровождают души героев, направляющихся по небесам и радужному мосту в Валгаллу, где их ждет награда за доблесть. Ах, классика! Куда лучше, чем фиолетовые пилюли или арлекинские фантазии, и уж точно лучше холодных физических фактов из верхних слоев атмосферы. И правдивее – в своем первобытном мифическом смысле, в каком мир, увиденный Сезанном, правдивее мира Уайета или мир Поллока – мира Пикассо, Шагал – Хоппера… пока истошный крик, прорвавшись сквозь мечтательную дрему, разом не опроверг все теории – физические, фантастические, романтические, мифические:
– И-и-и-и… Божечки, я же говорила! Они сожгли папину бойню!
20. Берегись, дерьмо, идет воздуходув
Ее прозвали – ибо она сполна была наделена душераздирающим шармом худенькой сиротки из старых черно-белых (мне нечем платить за комнату – но вы должны платить за комнату) мелодрам, – ее прозвали Нелл.
Она была средней сестрой Шулы – той самой, которую дядя Айзек убеждал: ну конечно, они будут с тобой играть. Ей было шесть лет от роду, и ее настоящее имя представляло собой месиво из гласных, гортанных и фрикативных звуков, завязывавшее узлом самый изворотливый язык даже дома. Что до значения этого имени, то его не понимала даже она сама – что-то про мелкую камбалу, кольчатых червей и опоздания к церковной службе, чем-то как-то вместе соединенных. Так что Люди Кино звали ее Нелл, ну и ладно – на самом деле какая разница.
Кроме уютной комнаты в мотеле, Люди Кино предоставили ей и ее родичам нечто вроде комнаты ожидания для кинозвезд – часть пустого крыла на втором этаже старого консервного завода. Комнату называли «артистической уборной», хотя ничего артистического там не было. Просто большой деревянный зал, ободранный и некрашеный. Никакой обшивки поверх старых сосновых досок на полу, никаких панелей на стенах. Трубы и провода торчали из рваных щелей, как вены и сухожилия из освежеванного тюленя. Но никто из родичей не жаловался. Здесь были ванная, плита и полный буфет еды. Здесь был большой уютный угол с раскладушками, чтобы спать или смотреть по телевизору мыльные оперы. Здесь были видеопокер и блэкджек. Здесь им было куда удобнее, чем дома. Там они тоже жили в деревянном доме, которое мужчины племени построили своими руками, чтобы сохранить статус аборигенов и прилагаемые к нему гранты ООН. Но люди Нелл были не очень хорошими плотниками. Они больше привыкли к снегу.
Нелл любила смотреть телевизор, но не очень долго. Она не пьянела от мыльных опер, как ее дядюшки, кузины и бабушка с дедушкой. Иногда она смотрела по утрам что-нибудь музыкальное до того, как старшие уставятся в свое мыло. После чего отправлялась гулять по доскам. Дощатая тропа тянулась вдоль трех сторон консервного здания на всех трех его этажах. К внешним перилам дорожек крепилась длинная стена из балок, холста, мелкоячеистого проволочного забора и папье-маше, которую возвели киношники и покрасили снаружи. В истории про Шулу она служила утесом. С той внешней стороны стены как раз и проходили съемки. Сквозь фальшивый утес много не увидишь, но кое-где имелись щели, замаскированные под гнезда куликов и травяные кочки. Если встать на нужный уровень дощатой тропы и правильно угадать щель, можно поглазеть на очередную сцену. Если не угадал, все равно нужно стоять на месте и ждать. Сначала гудел гудок «Внимание», потом звенел звонок «Полная тишина». Как только начинались съемки, никому не разрешалось двигаться вдоль тропок или вверх-вниз по лестницам, чтобы не было шума. Если не послушаться, тебя поймает красной точкой сигнализация, и придется переезжать обратно в Шинный город, к другим таким же отщепенцам. На глазах у Нелл такое происходило трижды. Сама она после «Полной тишины» никогда не делала даже шага. Ни единого.
Это означало, что нужно не просто догадаться, какое место сегодня будет самым удобным, но и занять его заранее. Лучше до того, как закончится музыка. Иногда предупреждающий гудок звучал совсем рано, когда они еще были у себя в спальнях или в комнате ожидания. Тогда появлялся шанс найти хорошее место, откуда видна вся сцена. У Нелл никогда не получалось, даже если она уходила раньше, еще до гудка «Внимание». Мальки прыгали прямо через перила вверх и вниз, проворные, как ящерицы, в своих черных резиновых подштанниках. Лучшие щели располагались на верхнем уровне, и там всегда было полно мальков, как бы шустро она ни мчалась по ступенькам – по занозистым ступенькам из сосновых досок. Очень обидно.
Поэтому сегодня, когда музыка уже заканчивалась, она подумала: а пойду-ка я вниз.
Друзья-мальки, конечно, удивлялись, глядя, как она топает босыми ногами вниз, тогда как они сами неслись вверх.
– Здоро́во, малая! Эй, Нелл, ты куда? С первого этажа ничё не видно. Там даже щелей нет.
– «Я кот одноглазый, я в щелку смотрю»[100]. – (Эту песню всегда играли перед гудком «Внимание».) – Я найду себе дырку, вот увидите.
На нижней тропе она поняла, что они имели в виду. Нигде ни одной щели. Здесь был фасадный фундамент, который после того большого урагана забили опорами, противовесами и закрепительными балками. Словно длинная деревянная пещера тянулась под всем зданием, и нигде ни трубочки света, который указывал бы на смотровую щель.
В дальнем углу старого консервного завода Нелл рассмотрела другие ступеньки, ведущие куда-то в темноту. Она была уверена, что находится в самом низу, но вот же ступеньки. У верхней висела цепь, и на ней табличка с надписью, но Нелл не смогла бы ее прочесть, даже если бы хватало света. В детсаду при женском монастыре она выучила несколько слов по-французски, но по-английски различала лишь М, Ж, Вкл и Выкл.
Поднырнув под цепь, она зашагала вниз, чувствуя ногами точно такие же толстые занозистые ступени. Фиолетовое свечение дощатой тропы растаяло наверху. На нижней ступеньке Нелл нащупала решетку, толкнула, и та открылась. Холодная пустота засасывала, слышался плеск невидимого моря. Нащупав воду пальцами ног, Нелл замерла. Плеск отдавался эхом в кавернозной темноте. Выходит, под консервным заводом было что-то вроде огромного подвала. Темное подземелье казалось загадочным, но ничуть не страшным. Она чувствовала запах старых свай, старых машин и застоявшейся соленой воды. Темнота была чернильной, но Нелл слышала отзвуки, и они описывали ей эту пустоту, как радар-глубиномер – от ближней стены до дальней, от обработанной креозотом древесины наверху (должно быть, пол нижнего этажа завода) до невидимых корпусов заброшенных бойлеров и паровых машин… даже ниже, до больших сосновых балок. Она видела у себя в голове весь этот темный грот ясно, как кукольный домик.
Нелл сделала еще один шаг. Босые ноги нащупали дно не глубже чем по щиколотку. Там был гладкий ровный камень, похоже на бетон, совсем нескользкий. В такой воде не растут скользкие штуки. Она пахла немного похоже на воду в батарее снегохода. Нелл ступила в нее обеими ногами. Было нормально. Кроме всего прочего, сюда пробивался тусклый фиолетовый уличный свет – косо через всю лестницу, как страховочный трос.
Она пошла вперед, ощупывая пустоту выставленными пальцами, как банановый слизень стебельчатыми глазами. Она шла, и шла, и шла. Она дошла до противоположной бетонной стены и прошла вдоль нее, пока хватило любопытства, затем двинулась назад, шлепая по воде все храбрее и храбрее по мере того, как убеждалась, что правильно представляет себе это место. Это было легко. Везде, кроме одного не очень понятного пятна, можно было даже не вытягивать руки. Она точно знала, где повернуть и в какую сторону, чтобы обойти очередную штуку. Она не ударилась пальцем ноги о железяку, не столкнулась ни с одним бревном. Здесь все в точности так, как нарисовалось в голове, похвасталась она сама перед собой, вернувшись к ступенькам, страховочный трос из фиолетового света совсем не нужен. Она приведет сюда мальков, пускай сами убедятся, что ее старшая сестра – не единственная эскимоска на свете с особенными глазами.
Однако, пройдя обратно сквозь реечную дверь, а затем под висячей табличкой, Нелл вдруг сообразила, что ой! сделала ужасную глупость. Как ей узнать – пробродив столько времени в темноте, – уже звенела «Полная тишина» или еще нет? Ее парализовало сознание ужасной дилеммы. Она не знала, что делать. Если «Полная тишина» уже звенела и еще действует, нельзя подниматься и надо ждать. Но если я буду ждать, а «Полной тишины» еще не было, то, когда она зазвенит, это будет значить, что она включилась, а я буду думать, что она выключилась, начну шевелиться, и меня поймает красная точка. Ой-ой-ой. Я в запретной зоне, я пропустила сигнал, что же мне делать?
«Полная тишина» еще не включалась и не выключалась, продолжалось «Внимание». Кларк Б. Кларк объявил его в надежде, что оно всех подгонит и суматоха кончится до того, как босс Ник взопреет под своим воротником. Сам Кларк Б. за это время успел покрыться толстым и блестящим слоем пота, а потому торопился начать съемки, пока Ник не озверел. Особенно в этом костюме морского льва. Все в это утро выбилось из графика – вполне понятное следствие дурацких, гм, проколов, цеплявшихся друг за друга после большого городского собрания. Но если уж затеял всенародный фейерверк, подобный вчерашнему, будь готов к бродячим искрам. Храброй бригаде городских добровольцев-пожарных пришлось всю ночь метаться между этими горячими точками: сирены, колокола, мигалки, отвага и подвиги были буквально повсюду. Ах, фантасмагория! Потом все эти