– Скоро, воистину скоро явится сияющий трон из яшмы и сердолика, и двадцать четыре старца в цветистых коронах жидкого золота и прекрасных…
– Я тя прошу, До-ри-ин, – пришлось встрять водителю автобуса, – у нас тут катастрофа, прости господи, а не салон красоты у тебя на проспекте.
Передачи из Кито увяли на третий день. Только краткая непостоянная информация от их собственных усыхающих контактов. Никаких пророческих проповедей.
– У всех садятся батареи, – объяснил Радист. – Я и сам на дне, как пьяный абориген в овраге. Нужен генератор постоянного тока.
В городе имелась дюжина дизельных альтернаторов, и можно было запустить несколько старых двигателей. Но они не умели выпрямлять ток – ни постоянно, ни временно. Новости день ото дня тускнели, толпа же на склоне росла и становилась все норовистее. Еще и поэтому Алиса поставила машину так, чтобы потом быстро уехать, и все время поглядывала на эту толпу в зеркало заднего вида.
Перед ней лежал город, а за ним спокойный размах моря от пристани до той самой стены тумана, что держалась уже неделю. Панорама была безмятежной, как раковина гребешка. В первые дни бухта кишела разнообразной деятельностью. Застройщики, иностранные инвесторы, студийная шушера карабкались на что угодно, еще способное летать или плавать. За пятидесятилетние баркасы выкладывались целые состояния. Херб Том отдал трем израильским адвокатам по делам недвижимости свой самый старый легкий двухместник, получив взамен целый конверт бриллиантов. Адвокаты утверждали, что они стоят восемь миллионов. Места́ на старом укороченном ролкере, направлявшемся в Сиэтл, уходили в обмен на «ролексы» – и что с того, что они больше не показывали время? Несколько траулеров и гиллнеттеров, сумевших пробиться домой после большого сафари с морским львом, едва успели заправиться и ушли обратно в море, полные пассажиров. Куда угодно! Что с того, что не работают «Лоранавы» и автокарты. Пробиться к цивилизации можно и без навороченных приборов: держи себе материк по левому борту, а Полярную звезду – над кормой. Выпихни пассажиров в первом же подходящем месте и плыви обратно. Немного везения – и простой извозчик вернется домой богачом, заработав за одну короткую неделю больше, чем за всю свою долгую рыболовную жизнь. Никто, конечно, назад не пришел – пока.
Не сказать чтобы какая-то особая цивилизация тянула к себе разбегавшуюся шушеру и застройщиков грез. Они знали одно: прочь отсюда, прямо сейчас и как можно дальше. Ясное дело, точно такой же ублюдочный конец света и сумасшедший ад мог происходить в Сиэтле, Сан-Франциско и, господи спаси, Лос-Анджелесе, но, по крайней мере, это будет ад в стильном месте. Кто в здравом уме согласится встретить конец в этой занюханной ретродыре?
Через день после первого безумного исхода в бухту вошел древний плавзавод Босуэлла, волоча на буксире связку из потерявших ход лодок в четверть мили длиной. Вместе со своими девчонками Босуэлл ходил дозором вокруг Безнадежности, вылавливая заблудшие лодки, которые еще держались на плаву. Остальные либо унесло в море, либо выбросило на скалы, либо залило водой. Кто-то из пропустившей первый исход шушеры предложил старому буксировщику щедрую награду, если он согласится оттащить их на юг. Босуэлл отказался:
– Что делать в Сан-Франциско плавучей фабрике рыбьих потрохов?
Алиса смотрит на школьное футбольное поле у основания склона – там несколько мальчиков бросают желтое фрисби. Воздух прогрелся настолько, что они играют без рубашек. Их крики плывут в далеком солнечном свете, неуместно беспечные и веселые. Она замечает, что ее старая роспись на стене спортзала сильно стерлась за последнее время. Изменились все цвета, кроме красного. Эту краску она готовила сама: кипятила сосновые смолы с льняным маслом, добавляя для пигмента толченую киноварь. Школьный совет настаивал на обычной коммерческой эмали, они говорили, что Алисина смесь слишком похожа на засохшую кровь. Она сказала: это красный цвет ее предков, настоящий красный старой сожженной земли, злая краснота киновари. Она будет работать с этим красным, или пусть посылают свой грант обратно в Вашингтон. Теперь она с удовлетворением отмечала, что это единственный сохранившийся цвет на всей фреске.
Она заметила в зеркале, что к ней приближается забинтованный нос Альтенхоффена.
– Газету, леди? Читайте, тут все написано.
Усмехаясь, как мальчишка-газетчик, он протянул ей белый листок с тусклой печатью на обеих сторонах. Это был копирочный отпечаток с названием газеты, добавленным отдельно массивными зелеными буквами:
МАЯК КУИНАКСКОЙ БУХТЫ
– Альтенхоффен, ты ненормальный, – вздохнула Алиса. – И это уже не лечится.
От комплимента Атвязного Алеута Альтенхоффен гордо просиял:
– Шесть экземпляров – пять копий и один оригинал. Буквы для заголовка я вырезал из картофелин. С тебя тринадцать баксов.
– Тринадцать баксов?
– Картофель в «Херки» по доллару за штуку, – объяснил он. – Ой-ой, смотри! Радист уже собрался докладывать утренние новости информагентств. Держи «Маяк». Я пришлю тебе счет.
Он понесся вверх по склону, размахивая блокнотом. Алиса опустила лобовое стекло джипа и села на приборную доску, чтобы лучше слышать. Из единственного отверстия в бочке высунулся Радист с эфкаэсным формуляром в руках. Был он маленьким существом странного вида, без подбородка, но с колючей щетиной, и мигал глазками от непривычно яркого света, как ехидна, выглянувшая на секунду из своей норы. Он прокашлялся и стал читать записи:
– С восьми до девяти утра, цитата: ПРОСТЫЕ ВЕЩИЗАБЛОКИРОВАНА ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА ПОРТЛЕНД БЕЗ ЗДЕСЬ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ НЕ ОЧЕНЬ ЯСНО ЧТО[111] ПОМЕХИ ПОМЕХИ ЭТО СОПЛИВЫЙ КРАСНЫЙ ЭТО СОПЛИВЫЙ КРАСНЫЙ В ЛАЙТОНВИЛЛЕ НАЧАЛИ ЕСТЬ М-М-МУЛОВ, конец цитаты. – Он перевернул страницу. – С девяти до десяти утра, цитата: ХОЛЕРА ХОЛЕРА НА ПОМОЩЬ НА ПОМОЩЬ ШУТКА ХА ХА ХА ХА ШЛИТЕ ТЕЛОК…
Алиса слушала сколько могла, потом решила, что эти новости не стоят времени и нервов. Она сползла обратно за руль и выжала сцепление. Джип покатился вниз. Не в том дело, что садится батарея, – заводиться с разгона стало вдруг просто принято.
В мотеле ее встретило семейство Йоханссен в полном составе, не считая Шулы. Они выстроились у трех своих коттеджей с котомками и коробками, как стояли давным-давно, месяц назад, когда только появились. Шестилетка, которую все звали Нелл, вышла вперед объявить об их общем решении:
– Мы уезжаем, миссис Кармоди. В комнатах чисто, как у негра на камбузе.
– Я в этом не сомневаюсь, Нелл. Но почему? Оставайтесь сколько захотите.
– Дедушка говорит, мы должны вернуться к тому, что было, вот поэтому.
– Радость моя, скажи своему дедушке, что я очень ему сочувствую. Многим хотелось бы вернуться к тому, что было. Боюсь, вам нелегко будет найти человека, который согласится полететь с вами в Баффинс.
– О боже мой, миссис Кармоди, дедушка знает! Он знает, что мы тут за-стряли, как все. Он будет искать место здесь. Он будет искать место на берегу, где можно ловить рыбу и смотреть, как живут звери.
Алиса улыбнулась девочке:
– Я, кажется, знаю такое место. Большой красивый длинный дом, прямо на берегу. Хозяин в отъезде, но вам, правда, придется как-то поладить с котом. Скажи им, чтобы забирались в машину, поедем посмотрим, подойдет или нет. Или надо сначала найти твою сестру?
Девочка покачала головой:
– Она больше не с нами. Она ушла жить в церковь.
– В церковь? Я думала, церковь закрыта с тех пор, как с отцом Прибиловым случился удар.
– Она поэтому туда ушла. Эй! Эй, все! – Нелл направилась на ту сторону двора, хлопая в ладоши, затем с клекотом, точно мелкая задиристая курица, принялась раздавать инструкции своим родственникам: – Т’алсу сан-сан!
Пока Йоханссены грузили в джип котомки и коробки, у Алисы появилась возможность просмотреть новостной листок Альтенхоффена. Там был список пропавших без вести лодок и членов экипажей, а также тематическая статья о самых известных из пропавших людей.
НИКАКИХ ИЗВЕСТИЙ
О НАШИХ ЗНАМЯНИТОСТЯХ!
Местонахождение всемирно
известного режиссе-
ра Герхардта Стюбинса
и знаменитого природо-
защитника Ай-
Зека Салласа остается
неизвестным на
вторник, 3-е. Пропали
выдающийся рыболов,
Майкл Кармоди, Арч
и Нельс Каллиганы, а также
дороженец этих мест
продюсер Николас
Левертов…
Зек и Дороженец. Алиса улыбнулась. Интересно, как бы им это понравилось. А мистеру Выдающемуся Рыболову? Она попыталась засмеяться, но жгучий звук застрял в горле. Она закусила губу, надеясь удержать его там, но жгло все сильнее. Наконец она втянула в себя дрожащий воздух, повернулась и всмотрелась в другой конец двора, где скрывалось море. Ее глаза заливала ярость. Скользкая сука, ты все-таки дотянулась своими холодными клещами до моих злосчастных мужчин? До всех? Отец, сын, муж, любовник, кто, лять, еще? Синюшная породительница вдов, шлюха с плоскими сиськами и вялыми ляжками, довольно прикидываться морской царицей, я не верю тебе сейчас и не верила никогда! Ты не королева, и я не стану тебе кланяться, как те чванливые поэты, что висят на тебе гроздьями, ибо знаю твое истинное лицо, и если я когда-нибудь доберусь до твоих злых колючих глаз, тварь…
– В этом болтании вверх-вниз давно нет ничего забавного – а ты, чертов пароход, не добавляешь к нему ни капли веселья! – Гигантский кальмар вот уже несколько часов то поднимался, то опускался неподалеку от Айка и не сводил с него глаза. Этот глаз был размером с колесо, а сама тварь, насколько Айк мог судить, раз в пять больше его лодки, от щупалец до хвоста. Кажется, он не замышлял ничего плохого, просто болтался у носа по правому борту и умоляюще смотрел на Айка сбоку этим большим одиноким шаром. – Чего уставился, глаз колесный? – Слова трескались и сочились кровью. – Будь у меня хоть какие-то ответы, думаешь, я бо