Солнце закатилось,
Наступает вечер,
А кругом зеленая весна.
Вечер обещает
Ласковую встречу,
Радостную встречу у окна.
В некоторых источниках сообщается, что на довоенных граммофонных пластинках по поводу авторства утесовской песенки «У окошка» на мотив «Мурки» указывалось — слова Д’Актиля, музыка в обработке Дидерихса. Андрей Дидерихс — музыкант-саксофонист и аранжировщик джаза Леонида Утесова, поэтому речь может идти лишь об аранжировке. Кроме того, подобная надпись достаточно сомнительна: Анатолий Д’Актиль (Анатолий Адольфович Френкель) автор известных песен «Марш Буденного», «Марш энтузиастов», русского текста «Все хорошо, прекрасная маркиза» и других, вряд ли мог быть сочинителем столь неказистых стишков с примитивными рифмами. Скорее всего, исследователи спутали «У окошка» с «Куплетами под окошком» из кинофильма «Светлый путь», авторство которых принадлежит действительно Д’Актилю. К слову сказать, в других источниках автором слов песни «У окошка» назван Василий Лебедев-Кумач.
Впрочем, в самом романсе «У окошка» о Ядове не было ни слова.
Но дело в том, что у этой нехитрой песенки есть шуточное продолжение — «Девушка Маруся, или просто Мура», где прямо указывается имя автора «Мурки»:
Завтра уплываем мы с реки Амура,
Я же черноморец коренной.
Так смотри же, Мура, ты не будешь дура,
Заберу-ка я тебя с собой.
— А не пожалеешь? — Да нет, не пожалею.
— Буду вашей шайкой управлять…
Заканчивается пародия словами:
Вздрогнула Одесса, закрутилась пьеса,
И гастроль я с Муркой учинил.
Дьявол из-под пресса — дочка ты у беса,
Ядов даже песню сочинил:
«Прибыла в Одессу банда из Амура»…
Однако продолжение это было создано значительно позднее. Знаменитый Рудольф Фукс (подпольный «продюсер» Аркадия Северного и автор ряда текстов для знаменитого певца) написал «Девушку Марусю» уже в 70-е годы прошлого века. Во всяком случае, он так утверждает.
Есть и другие возражения. Константин Паустовский, в 20-е годы работавший с Ядовым, писал в «Повести о жизни»: «Даже всеведущие жители города не могли припомнить, к примеру, кто написал песню “Здравствуй, моя Любка, здравствуй, дорогая”». Если бы Паустовскому было известно об авторстве Ядова, он бы, несомненно, об этом написал.
Другой претендент на авторство — поэт есенинского круга Иван Приблудный (Яков Петрович Овчаренко, 1905–1937), кстати, один из прототипов Ивана Бездомного в «Мастере и Маргарите» Булгакова. Указание на то, что именно он написал «Мурку», мне встречалось в нескольких источниках, но нигде не приводилось ни одного аргумента в пользу этой версии. Единственное, что можно сказать в пользу такого предположения: в 15 лет Яша, сын крестьян из села Безгиново Старобельского уезда Екатерининской губернии, окончив три класса земской школы, ушел из дома и, нанимаясь в батраки, бродил по Украине (где, как нам уже известно, и родилась песня о Любке-Мурке). В декабре 1920 года в поселке Тараща вступил добровольцем во 2-ю Черниговскую красную дивизию Григория Котовского. Летом 1921-го Приблудного приняли в интернат для одаренных детей, а в 1922-м — в Литературно-художественный институт, руководимый Валерием Брюсовым. Дружил с Сергеем Есениным, который считал его одним из самых талантливых поэтов в своем окружении. По некоторым сведениям, Приблудный был одним из тайных осведомителей ГПУ, приставленным к Есенину, чтобы следить за ним. Документальных доказательств этого мне не встречалось, да и сама фигура Ивана Приблудного не слишком вяжется с таким предположением. Но вообще достаточно любопытный ракурс: возможный автор «Мурки» сам оказывается в положении своей героини… Ведь судьба Приблудного сложилась трагически. После гибели Есенина его и ряд его товарищей объявляют «кулацкими поэтами» и начинают открытую травлю. Сам Приблудный отличался непростым характером и довольно откровенными высказываниями о литературе и политике. Поэтому 17 мая 1931 года он был арестован, более трех месяцев находился под следствием в Бутырской тюрьме, а 23 августа, по окончании следствия, был выслан из Москвы «на исправление» в Астрахань. По одной из версий, поводом послужила ядовитая эпиграмма на Ворошилова. После возвращения Приблудного в Москву ему отказывают в праве быть членом Союза писателей СССР, не принимают на службу, не публикуют. В 1937 году поэт репрессирован и расстрелян.
Но вот написал ли он знаменитую уркаганскую песню — это так и остается тайной.
Что касается музыки, в последнее время появилась версия о том, что автором мелодии к «Мурке» является замечательный композитор Оскар Строк, хотя это пока ничем не подтверждено.
Любка
Тихо ночью темной, только ветер воет,
Там, в глухом подвале, собран был совет:
Злые уркаганы, эти хулиганы
Собирались ночью в темный кабинет.
Речь держала юбка, ее звали Любка,
Гордая и смелая была.
Даже наши урки все ее боялись —
Любка воровскую жизнь вела.
Помнишь ли малину, шухерную жилу?
Любка уркаганов продала.
Разве тебе плохо, Любка, было с нами?
Разве не хватало барахла?
Или не носила лаковые туфли,
Шелковые платья и атлас?
Как-то шли на дело, выпить захотелось,
И зашли в фартовый ресторан.
Там она сидела с агентом из МУРа,
У нее под лифом был наган.
Здравствуй, моя Любка,
Ты моя голубка,
Здравствуй, моя Любка, и прощай!
Ты зашухарила всю нашу малину,
А теперь маслину получай.
Именно этот текст был записан в 1934 году студенткой Холиной. О «Любке» как предшественнице «Мурки» уже сказано выше. Однако интересно сравнить этот текст с известным стихотворением Ярослава Смелякова «Любка» (1934), которое, при желании, с легкостью можно петь на ту же мелодию.
Поэт обращается к своей бывшей возлюбленной Любке Фейгельман:
…Затоскуем, вспомним
пушкинские травы,
дачную платформу,
пятизвездный лед,
как мы целовались
у твоей заставы
рядом с телеграфом
около ворот.
Как я от райкома
ехал к лесорубам.
И на третьей полке,
занавесив свет:
«Здравствуй, моя Любка»,
«До свиданья, Люба!» —
подпевал ночами
пасмурный сосед…
Мне передавали,
что ты загуляла —
лаковые туфли,
брошка, перманент.
Что с тобой гуляет
розовый, бывалый,
двадцатитрехлетний
транспортный студент.
Я еще не видел,
чтоб ты так ходила —
в кенгуровой шляпе,
в кофте голубой.
Чтоб ты провалилась,
если все забыла,
если ты смеешься
нынче надо мной!
…Стираная юбка,
глаженая юбка,
шелковая юбка
нас ввела в обман.
До свиданья, Любка,
до свиданья, Любка!
Слышишь?
До свиданья,
Любка Фейгельман!
Очевидно прямое указание поэта на то, что песня о Любке была к началу 30-х очень популярна (потому-то ее постоянно напевает сосед по вагону). А далее идут явные параллели с блатным фольклором — но иронически переосмысленные, с точностью до наоборот, как в кэрролловском Зазеркалье. Если «герой» «Мурки-Любки» упрекает свою подругу за то, что она «спуталась с ментами», хотя он ее шикарно одевал, то у Смелякова другие претензии: Любка спуталась с нэпманами, как раз «продав» высокие идеалы за тряпки (даже фигурируют, как и в уголовном романсе, «лаковые туфли»).
Маша
Кто слыхал в Одессе банду из Амурки?
В этой банде были урки, шулера…
Часто занимались темными делами
И всегда сидели в Губчека.
С Машей повстречался раз я на малине —
Девушка сияла красотой —
То была бандитка первого разряда
И звала на дело нас с собой.
Ты ходила с нами и была своею,
Часто оставались мы с тобой вдвоем,
Часто мы сидели вместе на малине —
Полночью ли летней, зимним вечерком…
Я в тебя влюбился, ты же все виляла,
А порой, бывало, к черту посылала.
И один раз наша собралась малина:
Стали часто шмары[15] залетать.
Ты зашухерила всю нашу малину,
Стала агентуру посещать!
И один раз в баре собралась малина,
Урки забавлялися вином.
Ты зашухерила, привела легавых,
И они нас продали потом!
И с тех пор не стала больше Маша с нами,
Отдалась красавцу своему.
Позабыв малину, вместе с легашами
Брала нас на мушку и в Чеку!
Там, на переулке, в кожаной тужурке,
Восемь ран у парня на груди —
Был убит легавыми за побег с кичмана,
А теперь мы мстить тебе пришли!
Здравствуй, моя Маша,
Здравствуй, моя Маша,
Здравствуй, а быть может, и прощай.
Ты зашухерила всю нашу малину,
А теперь маслину получай!
Разве тебе плохо, Маша, было с нами?
Или не хватало форсу-барахла?
Что ж тебя заставило связаться с легашами
И пойти работать в Губчека?
Дни сменяли ночи с пьяными кошмарами,
Осыпались яблоки в саду.
Ты меня забыла в темное то утро,
Отчего и сам я не пойму.
Разве было мало вечеров и пьянок,
Страстных поцелуев и любви
Под аккорд усталых, радостных гулянок