Чтоб не шухериться, мы решили смыться,
Суку за отраву наказать.
В темном переулке мы дождались Мурку,
С ней в последний раз потолковать.
«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй дорогая,
Здравствуй, дорогая, и прощай!
Ты зашухерила всю нашу малину —
И перо за это получай.
Киска, в чем же дело? Что ты не имела?
Разве ж я тебя не баловал?
Кольца и браслеты, шляпки и жакеты
Разве ж я тебе не добывал?
Разве ж тебе, Мурка, плохо было с нами,
Разве не хватало барахла?
Отчего ты, сука, спелась с легашами
И на нас стучала в Губчека?»
Улыбнулась Мурка — заблестела финка,
Заблестели карие глаза…
Залетела финка прямо в сердце Мурке,
Потушила очи навсегда.
Ты лежишь в кожане, при своем нагане,
В голубые смотришь небеса.
Ты уже не встанешь, наших не завалишь
И стучать не будешь никогда.
Черный ворон карчет, сердце мое плачет,
Сердце мое плачет и болит.
Многие пропали, Мурку покарали —
За измену банда не щадит.
Встретился лишь в одном месте: на форуме сайта «В нашу гавань заходили корабли». Скорее всего, современная вариация, где наряду с традиционными уже ситуациями и оборотами появляются совершенно новые — и удачные, и не очень. Доказательство того, что песня продолжает не просто жить в фольклорной среде, но и активно изменяться.
В особых комментариях не нуждается, каждый может сравнить этот текст с «классическим» и другими вариантами.
Сурка
(«Еврейская Мурка»)
Раз пошли на дело я и Рабинович,
Рабинович выпить захотел;
Отчего ж не выпить бедному еврею,
Если у него нет срочных дел?
Для того, чтоб выпить и покушать цимес[25],
Мы зашли в задрипанный буфет;
Там сидела Сурка, у нее под юбкой
Дробом был заряжен пистолет.
Чтоб не завалиться, мы решили смыться,
Но за это Сурке отомстить:
В темном переулке возле синагоги
Мы решили Сурку застрелить.
Мы позвали Мойшу (Мойша — уголовник),
Мойша свою пушку зарядил.
В темном переулке возле синагоги
Мойша речь такую заводил:
«Здравствуй, моя Сурка, здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Сурка, и прощай!
Ты зашухарила Арона с Соломоном —
И теперь маслину получай!»
Рабинович вынул дуру с кривым дулом,
Стал ее на Сурку наводить;
Один глаз прищурил, а другой зажмурил,
Носом на курок он стал давить.
Замечательная пародия на классическую «Мурку», созданная веселыми одесситами. Правда, Владимир Бахтин по ее поводу заметил: «В Одессе родилась некая пародия на «Мурку», где действуют Сарра и Рабинович. Пародия эта настолько бездарна, малограмотна, что ее и цитировать не хочется». У нас, однако, есть подозрение, что автор либо вообще не был знаком с текстом «Сурки», либо ему попалась действительно безграмотная переделка. На самом деле песня пронизана тонкой иронией и сделана чрезвычайно мастерски.
Так, строка «Мы зашли в задрипанный буфет» есть прямое ироническое переосмысление «классического» текста, где фигурирует «шикарный ресторан». А некоторые исполнители «Сурки» вместо: «Отчего ж не выпить бедному еврею, если у него нет срочных дел?» пели: «Если у него есть сто рублей». Этот вариант представляется более удачным: хотя и не в рифму, зато смешно. Во времена создания переделки сто рублей были значительной суммой и в сочетании с «бедным евреем» создавали комический эффект.
Что касается имени героини, то «Сурка» — пренебрежительный русифицированный дериват еврейского женского имени Сура (Шарона, Сара). Так, к примеру, звали известную Соньку Золотую Ручку — Сура-Шейндля Лейбова Соломониак. В некоторых текстах «еврейской Мурки» героиню зовут Хаськой.
«Челюскинская Мурка»
Здравствуй, Леваневский, здравствуй, Ляпидевский,
Здравствуй, лагерь Шмидта, и прощай!
Капитан Воронин судно проворонил,
А теперь червонцы получай![28]
Шмидт сидит на льдине, словно на малине,
И качает сивой бородой.
Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов, —
Припухать на льдине нам с тобой![29]
Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов,
Не видать бы вам родной Москвы!
Плавали б на льдине, как в своей малине,
По-медвежьи выли от тоски.
Вы теперь герои. Словно пчелы в рое,
Собрались в родимой стороне.
Деньги получили, в Крым все укатили,
А «Челюскин» плавает на дне.
В Крым все укатили, деньги получили
За свои великие дела.
Денежки в кармане, рожи на экране —
Вот что экспедиция дала.
Предыстория
СССР в 30-е годы приступил к освоению побережья Ледовитого океана. Здесь создавались морские и авиационные базы, метеостанции и т. п. Доставлять технику и все необходимое для полярников удобнее и экономичнее всего было водным путем. Чтобы доказать, что это возможно, академик Отто Юльевич Шмидт в 1932 году дошел от Мурманска до Чукотки за летнюю навигацию на ледоколе «Александр Сибиряков» и 12 декабря возвратился в Москву после успешного завершения похода.
17 декабря 1932 года Совет Народных Комиссаров СССР принял решение об организации нового учреждения — Главного управления Северного морского пути. Начальником Главсевморпути был назначен Шмидт.
Однако для масштабных перевозок нужны были суда с большой коммерческой нагрузкой, приспособленные к плаванию в условиях Севера. Поэтому академик стал готовить новую экспедицию и подыскивать для нее подходящее судно. Но, в отличие от «Сибирякова», корабль должен был обладать большим тоннажем, так как ему предстояло доставить смену зимовщиков и значительное количество грузов на остров Врангеля.
Такого судна в стране не было. Решили отправить в плавание то, что есть: пароход «Лена», который достраивался по заказу Совторгфлота в Копенгагене на верфи датской фирмы «Бурмейстер и Вайн». Для экспедиции Шмидта он, прямо скажем, не годился, хотя в пресс-релизе фирмы был отнесен к судам ледокольного типа, а в документах заявлен как «усиленный для навигации во льдах». Но в ходе строительства датчане внесли много изменений, упрощений, и в итоге в СССР авторитетная комиссия специалистов единодушно констатировала: «Лена» непригодна для ледового плавания.
Владимир Иванович Воронин, осмотрев пароход, наотрез отказался от должности капитана. Только многолетние добрые отношения со Шмидтом заставили его изменить решение. «Лену» переименовали в честь знаменитого русского мореплавателя XVIII века Семена Челюскина, и экспедиция под предводительством Шмидта 14 июля 1933 года вышла из Мурманска.
Беззащитность «Челюскина» перед льдами стала ясной уже 13 августа в Карском море. Как писал в своих воспоминаниях радист судна Эрнст Кренкель, «Челюскин» первого ледового экзамена не выдержал: об этом свидетельствовали согнутый стрингер, сломанный шпангоут, срезанные заклепки и течь.
В Восточно-Сибирском море 9 и 10 сентября от ударов льдин пароход получил вмятины по правому и левому борту. Усилилась течь. Не спасла даже временная поддержка ледокола «Красин». 13 февраля 1934 года «Челюскин» раздавило льдами в Чукотском море.
Шмидт и Воронин сумели организовать эвакуацию людей на льдину, 104 члена экипажа разбили палатки, наладили радиосвязь с Большой Землей и два месяца ждали спасения. Помогло челюскинцам то, что пароход был забит под завязку всем необходимым, вплоть до примусных иголок.
Когда люди оказались на льду, была образована правительственная комиссия по спасению челюскинцев под руководством заместителя председателя Совнаркома Валериана Куйбышева. В возможность спасения полярников многие не верили. Некоторые западные газеты писали, что люди на льдине обречены. Датская газета «Политикен» поспешила опубликовать некролог, похоронив академика Шмидта при жизни.
На выручку экспедиции были брошены ледоколы и несколько групп самолетов: два «АНТ-4» с пилотами Анатолием Ляпидевским и Анатолием Чернявским и один «У-2» с Евгением Конкиным (база на Уэлене); летчики полка разведчиков Особой Краснознаменной Дальневосточной армии во главе с Николаем Каманиным; экипажи Виктора Галышева, Ивана Доронина и Михаила Водопьянова; резервная группа пилотов — Сигизмунда Леваневского и Маврикия Слепнева (вылетела с Аляски с американскими штурманами Клайдом Армистедом и Уильямом Левари). Всего в операции по спасению челюскинцев участвовали 20 самолетов, в том числе и самолет-амфибия Ш-2 — «шаврушка», который находился на «Челюскине» и был спасен полярниками во время эвакуации с парохода.
Спасательная экспедиция выполнила поставленную задачу. 5 марта 1934 года Анатолий Ляпидевский со своим экипажем вывез из лагеря Шмидта 12 человек. За три полета спас 10 челюскинцев Михаил Водопьянов, двоих — Иван Доронин, шестерых — Маврикий Слепнев… Больше всего спасенных на счету Николая Каманина с Василием Молоковым: с 7 по 13 апреля они за девять рейсов вывезли из лагеря соответственно 34 и 39 полярников.