В Одесте на малине
Они остановились,
Они остановились, наконец.
Получается, урканы бежали не из Одессы, а в Одессу! Но что же это за «вапнярский кичман»? Вот какой комментарий дал на Интернет-портале «Проза. ру» пользователь Гарбуз Ким:
«О названии Вапнярка. Вапнярки есть две: одна под Одессой, за селом Фонтанка, вторая станция Вапнярка (по жел. дороге Киев — Одесса). Происходит название от слова «вапно», что по-украински означает известь. В районе ст. Вапнярка добывали и гасили эту известь. Были даже мелкие предприятия, в особенности до революции. Там же рядом находится село Вапнярка. Село под Одессой, вероятно, названо по той же причине. Там недалеко катакомбы, да и вся Одесса находится на катакомбах. Катакомбы — это пещеры, оставшиеся в результате добычи камня-ракушечника, из которого, собственно говоря, и построена Одесса. И еще, в той же малой Вапнярке блатные «отдыхали» после «дела». Кстати, под станцией Вапнярка полк Мишки Япончика дал первый и последний бой петлюровцам. Мишкин полк входил в бригаду Котовского. Закончился путь полка и его командира на станции Вознесенск».
Действительно, за Вапняркой закрепилась слава прибежища всякого рода уголовников и сомнительных типов. Вот что пишет Алексей Яблок в записках «Жили-были»:
«Несколько слов о моей родине с малой буквы, об узловой станции Вапнярка. По современной терминологии Вапнярка была контрольно-пропускным пунктом, таможенной зоной, фильтрационным лагерем, санпропускником и отстойником перед въездом в Одессу-маму. Поэтому, кроме коренных жителей, в поселке проживали залетные птицы: воры, авантюристы, бродяги, профессиональные нищие… просто несчастные, унесенные ветром войны, люди без роду и племени, число которых вдвое превышало численность “туземцев”».
Хотя речь идет о первых годах после Великой Отечественной войны, нечто похожее имело место и в более ранний период.
Но еще более интересно упоминание Мишки Япончика. Моисей Винницкий, он же знаменитый налетчик Мишка Япончик, действительно в мае 1919 года сформировал из одесских уголовников, боевиков-анархистов и позже примкнувших к ним мобилизованных студентов Новороссийского университета отряд в составе 3-й Украинской армии, затем преобразованный в «54-й имени Ленина советский революционный полк». Полк был подчинен бригаде Григория Котовского (с которым Мишка успешно сотрудничал во время оккупации Одессы в начале 1919 года) в составе 45-й дивизии Ионы Якира. В июле уголовники-красноармейцы отправились воевать против войск Симона Петлюры. В первом бою полк взял с ходу ту самую «большую» Вапнярку — станцию и село на границе нынешних Одесской и Винницкой областей. Однако на следующий день петлюровцы контратаковали и обратили не оправившийся после ночной пьянки полк Япончика в паническое бегство. Бросив позиции, уркаганы тем самым подставили под удар соседние подразделения, и Петлюра прорвал фронт.
Япончик захватил на станции Бирзула паровоз с несколькими вагонами и решил вернуться на нем в Одессу. Однако руководство одесской «чрезвычайки» перехватило его под Вознесенском. Здесь чекисты устроили засаду в зарослях кукурузы у железнодорожного полотна и закрыли семафор. Чтобы узнать причину остановки, Мишка, его адъютант и жена Лиза сошли с паровоза и направились к будке стрелочника. Неподалеку от нее их всех и перестреляли.
Таким образом, выходит, что песня о побеге урканов «из Вапнярки на Одест» может содержать аллюзию как раз на историю Мишки Япончика. Возможно, именно поэтому Тимофеев изменил первые строки «старой бытовой песни» про одесский кичман?
Это косвенно подтверждается и другим обстоятельством. По всем имеющимся данным, никакого «кичмана», то есть тюрьмы, в Вапнярке сроду не было. Село маленькое, в 1926 году здесь насчитывалось около полутора тысяч человек. Для тюрьмы мелковато, достаточно нескольких камер при полицейском участке. Таким образом, намек на побег из «вапнярского кичмана» явно давал зрителю «маячок» на судьбу знаменитого бандита.
Как Серега-пролетарий в кичман забрел
Любопытно, что куплет «За що же ж мы боролись?» исполнялся нередко и в другой версии:
За що же ж мы боролись,
За що же ж мы страдали,
За що ж мы проливали нашу кровь?
За крашеные губки,
Коленки ниже юбки,
За эту распроклятую любовь!
Некоторые полагают, что такой смягченный вариант не должен был раздражать власти, которые могли усмотреть в тексте нехорошие намеки. Однако, скорее всего, мы имеем дело со смешением двух текстов — песни для спектакля «Республика на колесах» и иронической песенки «Сергей-пролетарий», написанной тоже в 1928 году на мотив «Кичмана» сатириком Владимиром Захаровичем Массом для открывшегося в Москве 25 ноября Театра обозрений Дома печати (ныне — Театр сатиры). Душой и организатором театра, созданного как «труд-коллектив», был драматург, режиссер, журналист Виктор Яковлевич Типот (Гинзбург). Первое время театр выступал с программами, которые назывались по примеру периодических изданий «номерами»: «Первый номер», «Второй номер», «Третий номер»… Эти премьеры имели феноменальный успех.
Вот как раз для «Второго номера» Театра обозрений Владимир Масс (в то время — заведующий литчастью) и написал песенку «Сергей-пролетарий»:
Сергей-пролетарий служил на заводе.
Он в доску был отчаянный марксист.
Он был член профкома и секретарь домкома,
Ну, словом, стопроцентный активист…
Исполнила ее молодая актриса Рина Зеленая, и песенка пошла в народ, соперничая по популярности с «Кичманом». К слову сказать, Владимир Масс сотрудничал позже с «Теа-джазом» Леонида Утесова, а сам Утесов в конце 20-х годов выступал в Москве. Возможно, они были знакомы уже в то время. Отсюда — и совпадение мелодии.
В песенке Масса шла речь о драме в отношениях между Серегой и его подругой Манькой, которая «страдала уклоном»:
Евонная Манька страдала уклоном,
И слабый промеж ними был контакт:
Накрашенные губки, колени ниже юбки,
А это, несомненно, вредный факт.
В конце концов Серега отказывается жениться на Маньке:
Маруська тогда понимает,
Что жизнь ее стала хужей,
И в сердце с размаху вонзает
Шестнадцать столовых ножей…
Героиня умирает, ее кремируют, а Сергей просит отсыпать ему «пеплу четыреста грамм». В общем, явная пародия на городской романс «Маруся отравилась».
Обе песенки — и утесовская, и Рины Зеленой — оказались настолько популярны, что в сознании многих попросту смешались. В качестве примера такого восприятия можно привести отрывок из воспоминаний эмигранта Бориса Солоневича «Молодежь и ГПУ». Солоневич описывает свое общение с беспризорниками — якобы в 1925 году.
«Он скорчил унылую рожицу и слезливо запел:
Товарищ, товарищ,
Скажи моей маме,
Что сын ее погибнул на посте
С винтовкой в рукою
И с шашкою в другою
И с песнею веселой на усте…
Далее оказывается, что причины такой трагической смерти — романтические:
Евонная Манька Страдала уклоном.
Плохой между ими был контакт…
Намазанные губки,
Колена ниже юбки…
А это безусловно — вредный факт…
Происходит соответствующая «идеологическая дискуссия», в результате которой:
Она ему басом:
— Катись к своим массам!..
Не буду я сидеть в твоем клубе…
— Ах, ты, вредная гада,
Тебя мене не надо,
Я проживу и без тебе…
Но, в конце концов, — «сердце не камень»… Оно разрывается от обиды:
Товарищ, товарищ,
За что же мы боролись…
За что мы проливали нашу кровь?
За намазанные губки?
За колена ниже юбки?
За эту, за проклятую любовь?»
Разумеется, Солоневич не мог слышать ничего подобного в 1925 году, поскольку обе песни появились на три года позже. Но важно не это, а то, что оба сюжета автор смешивает в один. Скорее всего, так нередко происходило и в действительности. Во всяком случае, и до сих пор встречаются варианты текста «Кичмана» с куплетом про «накрашенные губки» и «коленки ниже юбки». Между тем это — явное заимствование из «Сергея-пролетария».
«Кичман» в Кремле
Леонид Утесов сразу же включил «Кичман» в репертуар своего джаза, а в 1932 году даже записал на граммофонную пластинку вместе с «Гоп со смыком» и «Лимончиками». «Вся страна пела, — рассказывал певец. — Куда бы ни приезжал, везде требовали: «Утесов, “С одесского кичмана”!» И он исполнял. Правда, многие музыкальные критики обрушивали на него за это ушаты грязи, обвиняя Леонида Осиповича в «пропаганде уголовной романтики». Поэтому со временем он стал в концертах добавлять к «каноническому» тексту новый куплет:
Одесса, Одесса,
Давно все это было,
Теперь звучат мотивы уж не те.
Бандитские малины
Давно уже забыты
И вытеснил кичманы новый быт.
Знаменитый в то время пародист Александр Архангельский написал забавную пародию на «Кичман»:
С одесского кичмана,
С Тургенева романа
Я вычитал хорошенький стишок:
«Как хороши стрекозы,
Как свежи были розы…»
Теперь они истерлись в порошок.
Гляжу я с тротуара —
Сидит в окошке шмара,
Сидит себе, не шамает, не пьет.
Она в шикарном доме,
А я стою на стреме,
Любуюсь на нее, как адиет.
Ой, мама моя, мама!
Какая панорама!
Три барышни, глазенки, как миндаль.
Одна мине моргает,
Другая подмогает,
А третья нажимает на педаль.