И я во всех влюбляюсь,
Под окнами мотаюсь,
Хожу себе тудою и сюдой.
Хожу я и вздыхаю,
Тех розочек нюхаю,
Хотя я уж совсем не молодой…
Однако советские «генералы от искусства» были крайне недовольны «героизацией бандитов и уголовников». Начальник Главреперткома Комитета по делам искусства Платон Керженцев предупредил: «Утесов, если вы еще раз споете «С одесского кичмана», это будет ваша лебединая песня».
Но далеко не все «наверху» разделяли мнение Керженцева. Существует несколько версий рассказа о том, как Утесов исполнил «Кичман»… в Кремле по личной просьбе Сталина! По рассказу самого Утесова, это произошло в 1936 году на правительственном концерте в Грановитой палате по случаю беспосадочного перелета Валерия Чкалова до острова Удд:
«Ко мне в артистической комнате подошел подтянутый военный с ромбами в красных петлицах и почти по-командирски сказал: «Вас просят исполнить «С одесского кичмана». Уверенный, что НКВД проверяет мою благонадежность, я твердо сказал: «Это запрещено». Ответ военного прозвучал как приказ: «Вас просит товарищ Сталин». Я спел эту песню, потом повторил на бис. Люди, сидевшие за столиками с винами и закусками, были довольны. Немного похлопали мне Сталин и члены Политбюро. Позже я узнал, что Сталин просто откликнулся на просьбу летчиков».
По другой версии, этот случай произошел в Георгиевском зале Кремля на приеме в честь челюскинцев в 1934 году. Так, Лев Колодный в «Московском комсомольце» от 15 июля 2009 года приводит другой рассказ Утесова:
«Ну, товарищу Сталину, сами понимаете, я отказать не мог… Когда я кончил, он курил трубку. Я не знал, на каком я свете, и вдруг он поднял свои ладони, и тут они — и этот с каменным лбом в пенсне, и этот лысый в железнодорожной форме, и этот всесоюзный староста, и этот щербатый в военной форме с портупеей — начали аплодировать бешено, как будто с цепи сорвались. А наши герои-полярники, в унтах, вскочили на столы (честное благородное слово, вскочили на столы!) — тарелки, бокалы полетели на пол, они стали топать. Три раза я пел в этот вечер «С одесского кичмана», меня вызывали «на бис», и три раза все повторялось сначала».
Впрочем, кинорежиссер Леонид Марягин, друживший с Леонидом Осиповичем в последние годы его жизни, приводит третью версию:
«Утесов мне как-то рассказывал: «До войны было принято гулять по Кузнецкому. Вот поднимаюсь я как-то днем по Кузнецкому, а навстречу по противоположному тротуару идет Керженцев Платон Михайлович. Тот самый, который закрыл и разогнал театр Мейерхольда. Увидев меня, остановился и сделал пальчиком. Зовет. Я подошел. «Слушайте, Утесов, — говорит он, — мне доложили, что вы вчера опять, вопреки моему запрету, исполняли «Лимончики», «С одесского кичмана» и «Гоп со смыком». Вы играете с огнем! Не те времена. Если еще раз узнаю о вашем своеволии — вы лишитесь возможности выступать. А может быть, и не только этого», — и пошел вальяжно сверху вниз по Кузнецкому.
На следующий день мы работали в сборном концерте в Кремле в честь выпуска какой-то военной академии. Ну, сыграли фокстрот «Над волнами», спел я «Полюшко-поле». Занавес закрылся, на просцениуме Качалов читает «Птицу-тройку», мои ребята собирают инструменты… Тут ко мне подходит распорядитель в полувоенной форме и говорит: «Задержитесь. И исполните «Лимончики», «Кичман», «Гоп со смыком» и «Мурку». Я только руками развел: «Мне это петь запрещено». — «Сам просил», — говорит распорядитель и показывает пальцем через плечо на зал. Я посмотрел в дырку занавеса — в зале вместе с курсантами сидит Сталин. Мы вернулись на сцену, выдали все по полной программе, курсанты в восторге, сам усатый тоже ручку к ручке приложил.
Вечером снова гуляю по Кузнецкому. Снизу вверх. А навстречу мне — сверху вниз — Керженцев. Я не дожидаюсь, когда подзовет, сам подхожу и говорю, что не выполнил его приказа и исполнял сегодня то, что он запретил. Керженцев побелел:
— Что значит «не выполнили», если я запретил?
— Не мог отказать просьбе зрителя, — так уныло, виновато отвечаю я.
— Какому зрителю вы не могли отказать, если я запретил?
— Сталину, — говорю.
Керженцев развернулся и быстро-быстро снизу вверх засеменил по Кузнецкому. Больше я его не видел».
Трудно сказать, какому из этих рассказов верить и можно ли верить им вообще. Не исключено, что это — всего лишь байка, сочиненная самим Леонидом Осиповичем. Но легенды не возникают на пустом месте…
«Кичман» как гимн военных летчиков
Во время Великой Отечественной войны песня о двух урканах отправилась на фронт. Нет, несмотря на благожелательность старого каторжанина Иосифа Джугашвили, она не включалась в официальный репертуар. Но «Кичман» давно уже стал фольклором.
Многие, конечно, помнят замечательный фильм Леонида Быкова «В бой идут одни старики». Картина основана на реальных событиях. Действительно, в 5-м гвардейском истребительном авиаполку был свой джаз-оркестр, где числилась вся первая эскадрилья, включая механиков. Но звучали здесь не «Смуглянка» и «Ніч така місячна», а песни Утесова, среди которых хитом была — «С одесского кичмана»! И не случайно.
Леонид Осипович вспоминал в книге «Спасибо, сердце!»:
«Все, наверно, помнят, что в то суровое время многие вносили свои личные сбережения на постройку танков, самолетов, орудийных расчетов. Мы собрали деньги на два самолета и назвали их «Веселые ребята». Всю войну поддерживали мы связь с той летной частью, куда были переданы наши самолеты. Летчики майор В. Жданов и лейтенант И. Глязов писали, как ведут себя в бою наши «подарки» — они сделали двести пятьдесят успешных вылетов, участвовали не менее чем в двадцати воздушных боях».
Речь идет о двух самолетах Ла-5Ф, на борту одного из которых (за № 14) была дарственная надпись «От джаз-оркестра Л. Утесова», на борту другого — «Веселые ребята». На этих самолетах летчики полка сбили 29 немецких машин.
Можно достаточно точно определить, когда первая эскадрилья 5-го истребительного авиаполка стала «поющей», а точнее — джазовой. В интервью газете «Факты и комментарии» от 15 марта 2002 года об этом рассказал дважды Герой Советского Союза Виталий Иванович Попков, побывавший в войну и командиром этой самой эскадрильи, и командиром этого самого полка:
«К концу 1942 года я сбил 13 самолетов противника и был назначен на должность командира эскадрильи… Я любил музыку, особенно джаз, и, когда стал командиром эскадрильи, стал организовывать настоящий джаз-оркестр, подбирая ребят, которые умели бы играть на музыкальных инструментах. Мы хотели играть именно джаз, так как тогда это было довольно модное музыкальное направление. Это уже в фильме сделали акцент на народные песни. Возможно, так было нужно, так как выглядело очень патриотично. Но мы все-таки старались играть джаз. Хотя, конечно, в репертуаре были и народные мелодии, и фронтовые песни, и с некоторых пор — одесские блатные. Это нам Леонид Осипович подсобил… С ним нас связывала долгая и крепкая дружба. И я, и ребята не раз бывали в краткосрочных отпусках за сбитые самолеты врага. Часто приезжали в Москву, ходили на концерты Утесова, Шульженко, Руслановой. Познакомились со всеми. Но Леонид Осипович особенно тепло относился к нам. Несколько раз мы приглашали его на фронт, и он никогда не отказывал — со своим ансамблем давал джаз-концерты в нашем полку. Однажды он подарил нам 41 пластинку с записями джазовой музыки и одесскими блатными песнями. Мы были в восторге. Поначалу просто слушали, а потом стали разучивать. Особенно нам нравились блатные. Как заведем «фуги» — так весь полк сбежится на наше выступление…»
Летчики давали концерты не только в полку, но и на освобожденных территориях. Чтобы послушать их, народ шел за десятки километров.
Кстати, здесь мы вновь сталкиваемся со Сталиным как с «покровителем» «Кичмана». Правда, уже не с Иосифом Виссарионовичем. Надо сказать, 5-й истребительный авиаполк на фронте многие не любили. Говорили, что летчикам этого полка слишком много позволено благодаря покровительству комдива Василия Сталина: мол, вольница среди командиров достигла запредельных масштабов. Но никто не мог оспорить того, что гвардейцы сбивали столько вражеских самолетов, сколько не дано было никому другому. Из 14 летчиков эскадрильи 11 стали Героями Советского Союза. Сам Виталий Попков лично сбил 42 самолета противника и еще 13 «завалил» в группе.
Василий Сталин был не просто покровителем — личным другом Попкова. Виталий Иванович рассказал в том же интервью:
«Судьба сводила нас дважды. Первый раз — еще в детстве… В 12 лет я начал заниматься в авиакружке и получил удостоверение летчика-планериста. Здесь я и познакомился с Василием, который жил вместе с отцом на летней даче. Нас связывало увлечение авиацией. Я не раз бывал у них на даче, видел Иосифа Виссарионовича, но он никогда со мной не разговаривал, хотя конфетами угощал щедро.
В 1935 году… мы с Василием расстались. Потом мы встретились во время войны — Василий летал в составе нашей дивизии. Причем летал он очень хорошо. Мы часто виделись, он помогал мне, чем мог. Благодаря его стараниям мою будущую жену Раю — старшего лейтенанта медицинской службы — перевели поближе ко мне, хотя сначала мы служили на разных фронтах. Я познакомился с Раей в госпитале, где восстанавливался после ранения. Кстати, свадьбу мы сыграли 9 мая 1945 года, а Василий Сталин был у меня свидетелем».
В общем, можно сказать, что и на войне «Кичман» пели со сталинского «благословения»…
«С берлинского кичмана»
Но и на этом фронтовая история «Кичмана» не заканчивается. Не имея возможности спеть бойцам «канонический» текст, Утесов взялся исполнять уркаганскую песню на старый мотив, но с новыми словами:
С берлинского кичмана
Сбежали два уркана,
Сбежали два уркана тай на волю,
В пивной на Фридрихштрассе
Они остановились,
Они остановились отдохнуть.