Следует, однако, заметить, что у авторов «питерской» версии аргументы более весомые. Так, на сайте детсадовского фольклора приводится версия «Цыпленка» в исполнении Аркадия Северного:
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный
Пошел по Невскому гулять.
Его поймали,
Арестовали,
Велели паспорт показать.
— Я не советский,
Я не кадетский,
А я куриный комиссар —
Я не расстреливал,
Я не допрашивал,
Я только зернышки клевал!
Но власти строгие,
Козлы безрогие,
Его поймали, как в силки.
Его поймали,
Арестовали
И разорвали на куски.
Цыпленок жареный,
Цыпленок пареный
Не мог им слова возразить.
Судьей задавленный,
Он был зажаренный…
Цыпленки тоже хочут жить!
И далее следует комментарий: «Версия Аркадия, недаром она питерская, прошла суровую школу политической борьбы (противопоставление советский — кадетский, должно быть, сложилось в Питере в 1917 году в т. н. период двоевластия, когда большевики вели агитацию под лозунгами «Вся власть Советам!» и «Долой Временное правительство!», а во Временном правительстве большинство составляли как раз члены партии кадет — (конституционных демократов), Гражданской войны (полагаю, что термин «комиссар» вошел в народную речь с созданием в 1918 году Красной Армии) и советской правоохранительной системы (приблатненные «козлы безрогие»). Недаром версия сохранена для истории в Ленинграде, колыбели трех революций».
Действительно, московские реалии одной из версий могут свидетельствовать лишь о том, что свой расширенный вариант имелся и в Москве (как он имелся и в Киеве, где его слышал Паустовский). Зато кадеты и Советы — явное указание на Петроград эпохи двоевластия. А учитывая обоснованное предположение о дореволюционном происхождении «Цыпленка», в пользу Питера можно привести и аргумент с чухонскими торговцами.
Заметим также, что и в «Республике ШКИД», и позже, в известном художественном фильме Григория Козинцева и Леонида Трауберга «Выборгская сторона» (1938), песня соотнесена именно с Петроградом.
Дату событий, происходящих в устоявшейся ныне версии «Цыпленка» дает тот же Сергей Неклюдов:
«Скорее всего, песенка отражает ситуацию 1918–1921 годов… Еще в обиходе старые паспорта — единая советская паспортная система будет введена только 27 декабря 1932 года (постановлением ЦИК и СНК). Сохраняет свою актуальность прилагательное «кадетский», в активное употребление входят слова «агитация» («контрреволюционная») и «саботаж» («Не агитировал, не саботировал…»)… Наконец, происходят внезапные переводы часовых стрелок, причем довольно значительные (часа на 2–3 вперед — чтобы первые петухи сумели пропеть до «декретной» полуночи).
Но главное, разгул террора, допросы и расстрелы («Я не расстреливал, я не допрашивал…»), уличные облавы с проверками документов, вымогательством и грабежами («Паспорта нету — гони монету! Монеты нету — снимай пиджак!» / «Садись в тюрьму!»)».
Неклюдов также рассказывает о болгарских филологах К. Рангочеве и Р. Малчеве, которые сохранили вариант «Цыпленка», бытовавший в первой половине 80-х годов среди студентов факультета славянской филологии Софийского университета. В этом варианте приводится любопытная деталь, отсылающая слушателя опять-таки ко времени Гражданской войны:
Я не советский,
я не кадетский,
я просто вольный анархист!
В связи с этой деталью тот же исследователь снова вспоминает эпизод из повести Алексея Толстого «Похождения Невзорова, или Ибикус»: «Схваченного на улице и посаженного в тюрьму спекулянта («цыпленка пареного») спрашивают, не анархист ли он. Вспомним приведенный выше «болгарский» вариант, который, вероятно, сохранил мотив из старейшей редакции данного сюжета».
Добавим еще одну деталь. Некоторые варианты «оправданий» героя песни («и не пытал я, и не стрелял я» или «я не расстреливал, я не допрашивал, я только зернышки клевал») странным образом перекликаются с есенинскими строками из стихотворения «Я обманывать тебя не стану» (1923):
Не злодей я и не грабил лесом,
Не расстреливал несчастных по темницам.
Я всего лишь уличный повеса,
Улыбающийся встречным лицам.
Возможно, Есенин неосознанно повторил аргументы «жареного цыпленка».
Как марш каппелевцев стал песней зон, дворов и подворотен«Шарабан»
Шарабан
Я гимназистка
Седьмого класса,
Пью самогонку
Заместо кваса.
Припев:
Ах, шарабан мой,
Американка,
А я девчонка,
Я шарлатанка!
Люблю кататься
На шарабане,
Ищу я деньги
В чужом кармане.
Припев.
Бежала я
Из-под Симбирска,
А в кулаке
Была записка:
Припев.
Порвались струны
Моей гитары,
Когда бежала
Из-под Самары.
Припев.
Помог бежать мне
Один парнишка,
Из батальона
Офицеришка.
Припев.
А выпить хоцца,
А денег нету —
Со мной гуляют
Одни кадеты.
Припев.
Продам я книжки,
Продам тетради,
Пойду в актриски
Я смеха ради.
Припев.
Продам я шляпку,
Жакет короткий,
Куплю я пива,
А лучше б — водки.
Припев.
Продам я юбку
И панталоны,
Куплю духи я,
Одеколоны.
Припев.
Прощайте, други,
Я уезжаю.
Кому должна я,
Я всем прощаю.
Припев.
Прощайте, други,
Я уезжаю
И шарабан свой
Вам завещаю.
Припев:
Ах, шарабан мой,
Обитый кожей, —
Куда ты прешься
С такою рожей?!
«Шарабанщики» и Гражданская война
«Шарабан» относится к числу самых знаменитых песен времен революции и Гражданской войны, хотя на самом деле эти шансонные куплеты появились, по мнению ряда исследователей, еще в начале XX века и позднее послужили основой для множества переделок. Косвенно на это указывают некоторые «бытовые» подробности песни. Так, женские панталоны («Продам я юбку и панталоны») вышли из моды уже во время Первой мировой войны, что позволяет отнести создание «Шарабана» к более раннему периоду. Ведь героиня идет на определенную жертву, расставаясь с самым необходимым ради чрезмерного количества парфюмерии. Строку «Куплю я пива, а лучше б — водки» некоторые комментаторы также относят к реалиям Первой мировой, когда на территории Российской империи действовал «сухой закон» и спиртные напитки можно было купить только «из-под полы» и по достаточно дорогой цене. Впрочем, это утверждение достаточно спорно — во время Гражданской войны легально произведенное спиртное также было редкостью, поэтому людям приходилось заменять его «самогонкой», упоминаемой в первом куплете песни. И это было еще не самым худшим выходом — в некоторых вариантах «Шарабана» вместо «самогонки» гимназистка пьет «политуру» — спиртовой лак с добавлением смолистых веществ, применяемый для обработки деревянных поверхностей (мебели и т. п.).
Некоторые авторы (например, Павел Шехтман) пытаются воссоздать на основе имеющихся различных версий оригинал песни. Шехтман пишет: «Для ее реконструкции важной опорой служит «цыганский» вариант — т. е. текст с кассеты неизвестного цыганского певца, найденной в 2003 году на свалке в Варшаве:
Прощайте, други, я уезжаю,
Но шарабан мой вам завещаю.
Эх шарабан мой, американка,
Я не артистка, я шарлатанка!
Эх ты, извозчик, скорее трогай,
А я поеду своей дорогой!
Эх шарабан мой, американка,
Я не артистка, я шарлатанка!
Порвались струны моей гитары,
Да наливайте полнее чары!
Эх шарабан мой, американка,
Я не артистка, я шарлатанка!»
Впрочем, сам автор считает третий куплет более поздней вставкой в духе «цыганского романса», что вполне возможно. Однако тот факт, что запись найдена именно в Варшаве, позволяет предполагать: она может иметь отношение к первоначальному тексту, который — наверное, отрывочно и со значительными изменениями — сохранился в Польше благодаря исполнению русских эмигрантов. Во всяком случае, песню на польском языке с русским рефреном «Я не артистка, я — шарлатанка» исполняла в конце 30-х годов певица Ханка Йордонувна (есть ее запись 1938 года, сделанная в Варшаве). И все же восстанавливать первоначальный текст, исходя из последующих переделок — дело неблагодарное и малоперспективное. Но то, что существовал первоначальный кафешантанный вариант — несомненно.
Об эстрадном варианте упоминается и в мемуарах белого офицера Василия Вырыпаева. Он рассказывает, как песня стала паролем подпольной организации, возникшей в Самаре в конце 1917 года:
«Противобольшевицкая организация в Самаре была сконструирована по системе десятков, то есть знали друг друга только в своем десятке. Десятники знали других десятников, но часто не знали рядовых из состава не своего десятка, и так далее… Как бы общим паролем для всех членов организации была популярная в то время игривая песенка «Шарабан». И когда появлялся какой-нибудь новый человек среди членов организации, то не знавшие его спрашивали своих людей: «Кто?». И если получался ответ: «Он шарабанщик» — это значило: “свой”».