После революции Маша какими-то судьбами очутилась в одном из сибирских городов (каком — не помню), где выступала на открытой сцене небольшого ресторанчика. Особенный успех имела в ее исполнении залихватская песня: «Ах шарабан мой, шарабан», отчего и исполнительница стала называться среди ее буйной аудитории «Машка-Шарабан». Ресторан посещали, главным образом, офицеры — бывал там и Семенов. При Машке велись разговоры о возникновении Белого движения среди уссурийского казачества, которое она, будучи очень набожной, воспринимала как «святое дело». Однажды, услышав, что из-за полного отсутствия средств (не было денег на корм лошадям), отряды приходится распустить, она завязала в платок свои золотые колечки и сережки, пришла к Семенову и попросила принять ее пожертвование.
С этого времени в истории Семеновского движения наступил перелом: со всех сторон потекли деньги, и движение окрепло. Полубурят, Семенов, будучи весьма суеверным, не сомневался, что всем этим он обязан «легкой руке» Маши, сошелся с ней и, постепенно возвышаясь сам, возвел ее в сан атаманши, в котором и застала ее мама.
…Вокруг Марии Михайловны сплетались интриги, имевшие целью свергнуть ее влияние, а сама она смело и весело бегала на свидания к Юрию Каратыгину.
После долгих стараний интригующей партии удалось, с одной стороны, разжечь ревность Семенова, а с другой — уговорить Машу поехать в Циндао лечиться от какой-то несуществующей болезни желудка.
Во время ее отсутствия Семенова на ком-то женили, и Машина атаманская карьера закончилась, о чем она, кстати говоря, ничуть не жалела».
Действительно, в 1920 году Маша расстается с атаманом, и Семенов женится на семнадцатилетней Елене Терсицкой, служившей машинисткой в его походной канцелярии (с нею атаман жил счастливо и долго, Терсицкая родила ему пятерых детей). Однако Семенов снабжает свою былую пассию золотыми слитками, которые ему перепали от государственного запаса, вывезенного в свое время каппелевцами из Казани.
Далее обратимся к воспоминаниям архимандрита Спиридона Ефимова. По его словам, Маша Шарабан бежит в Китай вместе с адмиральшей Делингаузен и священником отцом Серафимом, при этом помогает им вывезти останки великой княгини Елизаветы Федоровны и ее келейницы, расстрелянных красными 5 июля 1918 года в Алапаевске, щедро оплатив переезд. Ефимов пишет, что Серафим и Мария Михайловна из Пекина отправились в Святую Землю. В Бейруте она познакомилась с сыном генерала Гуссейн-хана Нахичеванского, вышла за него замуж, стала именоваться ханума (или ханым) Мария Нахичеванская и родила двоих мальчиков, ставших впоследствии офицерами египетской королевской армии.
Увы, архимандрит «глубоко не в курсе». Ни в какую Святую Землю Глебова-Семенова из Китая не попала, а оказалась именно в Париже, где в 1923 году действительно вышла замуж за азербайджанского князя Георгия (Юрия) Нахичеванского — сына известного царского военачальника, бывшего генерал-адъютанта и командира Гвардейского Кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Гуссейн-хана Нахичеванского, бесследно сгинувшего в застенках ЧК. 18 апреля 1924 года у них родился первый ребенок — Никита, через год — дочь Татьяна, 21 января 1927 года — Мария. Помимо этого, у Марии был первый ребенок от сожительства со шведом.
Но еще на пути с Дальнего Востока через Китай в Европу Маша Шарабан переживает целый ряд бурных событий. Вот что повествует о приключениях Маши со слов своей матери Татьяна Аксакова-Сиверс:
«В Шанхайском банке на ее имя лежала некоторая сумма денег, дававшая ей возможность вызвать Юрия Каратыгина и жить с ним в каком-нибудь тихом месте. Маша приступила к осуществлению этого плана, но судьба решила иначе. За несколько дней до свадьбы, которая должна была состояться в Шанхае, Юрий встретил на улице знакомую даму и зашел к ней в гости. Маша устроила ему сцену ревности. Каратыгин в запальчивости бросил фразу: «Если до свадьбы начинаются такие скандалы, что же будет потом?! Мне лучше сразу застрелиться!» Обезумевшая Маша крикнула: «Такие подлецы не стреляются, а вот от меня — получай!» И выстрелила в него из револьвера. Юрий Каратыгин не был убит, но случилось нечто худшее: пуля пробила позвоночник, а такое ранение ведет за собой необратимый паралич нижней половины тела. Когда на выстрел сбежались люди и была вызвана полиция (дело происходило в гостинице международного сеттельмента), Каратыгин твердо заявил, что стрелялся он сам и просит никого не винить. Маша рвала на себе волосы и клялась всю жизнь посвятить уходу за больным и замаливанию греха. Пострадавшего отправили в больницу. Вскоре пошли слухи, что врачи сомневаются в наличии попытки к самоубийству. Характер ранения указывал на то, что выстрел был произведен с некоторого расстояния. Маше посоветовали скрыться из Шанхая и ехать с первым пароходом в Европу. Каратыгин должен был последовать за ней, как только он немного поправится и станет транспортабельным».
На океанском пакетботе «атаманша Маша» знакомится со шведом Аланом (неясно, имя это или фамилия), и вскоре он становится ее женихом.
В Париже, не зная французского языка, Маша берет себе в качестве помощницы эмигрантку Татьяну Вострякову. Оправдывая русскую поговорку «У всякой Машки свои замашки», «атаманша» продолжала жить широко и весело, как привыкла у Семенова. Вот что пишет Аксакова-Сиверс:
«Маша в халате, непричесанная, долго вела с Таней задушевные беседы, гадала на картах, потом ехали по магазинам заказывать туалеты. Когда наступал вечер, Маша заискивающе говорила: «Танечка! Поедем на Пигаль!». И тут возрождалась восточная экзотика: Маша в умопомрачительном платье с rue de la Paix, в соболях и жемчугах, сопутствуемая китайчатами в национальных костюмах, Аланом и многими другими, составлявшими ее свиту, появлялась в каком-нибудь шикарном кафешантане, и весь зал приходил в движение. Бывали случаи, что после полуночи она сама стояла на эстраде и, под гром аплодисментов столь падких на всякие новинки парижан, исполняла песни из своего прежнего репертуара».
Вскоре после приезда в Париж фортуна на некоторое время отвернулась от Маши. Ее парализованный любовник Каратыгин умер во время морского переезда в Париж, а Шанхайский банк, где хранилась львиная доля сбережений «атаманши», лопнул. Несостоявшийся шведский муж бежал к родителям, а Маша Шарабан переехала в дешевые меблированные комнаты.
Дамская писательница Арсеньева расцвечивает историю художественными подробностями: якобы в 1925 году, уже после замужества, Глебова-Нахичеванская открывает на пересечении улиц Пигаль и Фонтэн небольшой ресторан-кабаре «Золотой атаман» на подставное имя тифлисского сапожника, где особой популярностью пользуется песенка про шарабан, которую нередко исполняет она сама. Скорее всего, это — домыслы. К тому времени она уже была почтенной дамой, матерью двоих детей при довольно суровом муже и сварливой свекрови. Так, Аксакова-Сиверс, лично встречавшаяся с Машей Шарабан в 1923 году в Висбадене, описывает ее следующим образом:
«Я с удивлением смотрела на миловидную, скромно одетую мать семейства (с Машей был ее трехлетний мальчик — швед, и она была в ожидании второго ребенка) и никак не могла сочетать этот образ с образами «новеллы»… Юрий твердо взял в руки и Машу и ее претензии к Шанхайскому банку. Под его воздействием Маша превратилась в преданную жену, а претензии — в некоторую вполне реальную сумму долларов, которые он, перебравшись в Германию, старательно приумножал покупкой и продажей берлинских домов».
Так что веселые загулы Маши относятся явно к ее досемейной жизни с Юрием Нахичеванским.
О том, что Маша Шарабан начала новую жизнь, свидетельствуют и дальнейшие события. В конце 20-х годов супруги Нахичеванские переезжают во Французскую Сирию (Ливан), где Юрий создает представительство компании «Форд» на Ближнем Востоке. Мария Михайловна стала именоваться с тех пор ханума Мария Нахичеванская. Она скончалась 16 января 1974 года в Каире, погребена в Старом городе на кладбище греческого православного монастыря святого Георгия. «За все ею совершенное вознаграждена она Предивным Господом!» — писал лично знавший ее архимандрит Спиридон. Архимандриту виднее…
И в завершение этой бурной истории особо хотелось бы обратить внимание на якобы «настоящие» имя и фамилию Маши Шарабан. Напомним, что дамская писательница Елена Арсеньева нисколько не сомневается, что «атаманшу» на самом деле звали Марией Михайловной Глебовой. Между тем серьезные поводы для сомнений существуют. Мария Глебова — наверняка лишь громкий сценический псевдоним кафешантанной шансоньетки. Громкий потому, что действительно существовала известная драматическая актриса Мария Михайловна Глебова (1840–1919), которая с большим успехом играла в столицах и провинции. Вряд ли это — случайное совпадение; наверняка Маша Шарабан взяла себе имя популярной артистки.
Любопытно также, что на могиле Марии Нахичеванской выбита другая ее девичья фамилия, а также место рождения — «НАХИЧЕВАНСКАЯ, (урожд. ВОТЧЕР/VATCHARE), Мария Михайловна, ханума, вдова поручика Конной гвардии хана Георгия Нахичеванского, 11.5.1897, Темир-хан-Шура, Кавказ — 16.1.1974, Каир». Город Темир-Хан-Шура до 1917 года был центром Дагестанской области, сейчас это — город Буйнакск. По другим сведениям, девичья фамилия Марии Нахичеванской — Вачар (среднеиранск. «вачар» — торговля, ср. армянск. «вачар» — рынок). Однако не исключено, что все это — лишь красивая легенда для того, чтобы скрыть не слишком благородное прошлое вдовы поручика Конной гвардии Георгия Нахичеванского.
«Блатной Шарабан»
Ах, шарабан мой,
Американка,
Какая ночь,
Какая пьянка!
Хотите — пейте,
Посуду бейте —
Мне все равно,
Мне все равно!
Бежала я
Из-под Симбирска,
А в кулаке
Была записка:
Припев:
Ах, шарабан мой,
Американка!
А я девчонка,