Я шарлатанка!
Один поручик,
Веселый парень,
Был мой попутчик
И был мой барин.
Припев.
Вся Молдаванка
Сошлась на бан:
Там продается
Мой шарабан.
Припев.
Все на войне,
Все на Гражданке,
А все воры —
На Молдаванке!
Припев.
Привет ворам —
Рецидивистам,
Шиш мусорам
И активистам!
Припев.
Зачем нам пушки,
Зачем нам танки,
Когда нас любят
На Молдаванке?
Припев.
Ах, шарабан мой,
Американка,
Какая ночь,
Какая пьянка!
Хотите — пейте,
Посуду бейте —
Мне все равно,
Мне все равно!
Блатной вариант «Шарабана» появился довольно поздно. Скорее всего, он написан для Аркадия Северного и включен им в свой репертуар в 60-е годы. Приведенный текст дан по фонограмме Северного. Сам исполнитель придумал в качестве предисловия к этому варианту «Шарабана» забавную байку:
«Не менее знаменитой, чем Гоп со смыком, была Сонька Золотая ручка. «Золотой ручкой» ее назвали за такую ловкость рук, что ей было впору в цирке выступать. Она и выступала. Только по карманам… После удачных дел Сонька часто приезжала на Молдаванку в шикарном шарабане, одетая как барыня. Стоило ей появиться в ресторане или у Фанкони, как оркестр тут же замолкал, ударник выбивал дробь, а потом в честь ее все начинали играть “Шарабан мой, американка”».
Естественно, все это не имеет никакого отношения к действительности. «Шарабан» был создан много позднее смерти знаменитой Соньки Золотой ручки (Сура-Шейндля Лейбова Соломониак умерла после неудачной попытки побега с вольного поселения в Александровске на Сахалине в конце XIX века).
Северный допускает и еще одну вольность. Вместо «Зачем нам пушки, зачем нам танки» он иногда поет «Зачем нам шпанки». Что совершенно непонятно, поскольку речь, как видно из контекста, идет об оружии. Вероятно, певец посчитал, что подобным словом можно заменить «шпалер» — пистолет. Однако термина «шпанка» (или «шпанк») в качестве обозначения огнестрельного оружия никогда не было в уголовном жаргоне. Слово «шпанка» существовало только в языке каторжан царской России. Так профессиональные уголовники называли общую массу каторжан, которые не принадлежали к «благородному преступному сословию». Слово происходит от названия овец-мериносов. Кстати, и позже, уже в ГУЛАГе, и до нынешних времен, бытовиков и вообще безропотных арестантов называют «овцами». Однако никакого отношения к тексту блатного «Шарабана» это толкование не имеет.
Исследователь Павел Шехтман, относя блатной вариант к временам Гражданской войны в России, вместо «шпанки» использует слово «станки», объясняя, что так в то время назывались станковые пулеметы. Однако ни одного примера, подтверждающего подобную смелую версию, мне не удалось найти ни в мемуарной, ни в художественной литературе. Между тем, несомненно, если слово оказалось настолько популярным, что вошло в песню, оно должно было оставить след и в памяти современников.
На самом деле легко понять, что во время Гражданской войны этого варианта не существовало — по словам «Шиш мусорам и активистам» (кстати, в большинстве вариантов вместо «шиш» поется «хрен» или «хер»). Эта строка позволяет отнести создание блатного варианта к началу 60-х годов прошлого века: лишь в это время в арестантском мире появляется слово «активист», «актив» для определения пособников администрации из числа осужденных; прежде таких людей называли «суками».
Как появился «железнодорожно-песенный детектив»«Постой, паровоз»
Постой, паровоз
Летит паровоз по широким просторам,
Летит он неведомо куда.
Мальчишка назвал себя жуликом и вором
И с волей простился навсегда.
Постой, паровоз, не стучите, колеса,
Кондуктор, нажми на тормоза!
Я к маменьке родной с последним приветом
Спешу показаться на глаза.
Не жди меня, мама, хорошего сына,
А жди мошенника-вора:
Меня засосала опасная трясина,
И жизнь моя — вечная игра.
А если посадят меня за решетку,
В тюрьме решетку я прорву[60].
И пусть луна светит своим продажным светом
А я, все равно я убегу!
А если заметит тюремная стража —
Тогда я, мальчишечка, пропал:
Тревога и выстрел — и вниз головою
Сорвался с карниза и упал.
Я буду лежать на тюремной кровати,
Я буду лежать и умирать…
А ты не придешь ко мне, родная мама,
Меня приласкать, поцеловать[61].
Откуда Балбес взял свою песню?
История блатных песен всегда отражает историю русского народа — непростую, яркую, зачастую трагическую. Многие шедевры уголовной «классики» берут начало в песне народной, а затем впитывают в себя события и реалии новой, по-иному бурлящей жизни.
Так вышло и с известной блатной песней, которую одни называют «Постой, паровоз, не стучите, колеса», другие — «Летит паровоз по широким просторам». Она приобрела популярность у широкой публики после того, как была исполнена в кинокомедии Леонида Гайдая «Операция Ы» Юрием Никулиным и Георгием Вициным — правда, в усеченном и измененном варианте.
Песня эта до сих пор является своеобразным «яблоком раздора» среди любителей уголовно-арестантского фольклора. Идут бурные споры об авторстве «Паровоза». Своеобразную лепту в эти горячие дискуссии внес и я. Начнем с того, что 1999 году ростовское издательство «Феникс» выпустило мою книгу «Блатные песни с комментариями Фимы Жиганца». В этом сборнике обращалось внимание на то, что песня «Постой, паровоз, не стучите, колеса» является переделкой дореволюционной «Вот тронулся поезд в далекую сторонку». Речь в ней ведется от лица солдата, которому дали отпуск на три дня для прощания с матерью:
Вот тронулся поезд в далекую сторонку —
Кондуктор, нажми на тормоза:
Я к маменьке родной с прощальным поклоном
Спешу показаться на глаза.
Летит паровоз по долинам и взгорьям,
Летит он неведомо куда;
Я к маменьке родной заеду ненадолго,
А срок мне представлен на три дня.
«Прости меня, мама,
Прости, дорогая!» —
Вот все, что я маме скажу.
Теперь я не знаю, в которую минуту
Я буйную голову сложу…
Таких «рекрутских» песен в фольклоре царской России существовало немало.
Однако оказалось, что с 1996 года авторство «Паровоза» уже приписали… бывшему работнику «Ленфильма» Николаю Ивановскому! И даже привели «канонический вариант»:
Постой, паровоз, не стучите, колеса,
Кондуктор, нажми на тормоза.
Я к матушке родной с последним поклоном
Хочу показаться на глаза.
Не жди ты, мать, сыночка, беспутного сына,
Не жди ты, мать, сыночка никогда.
Его засосала тюремная трясина,
Он с волею простился навсегда.
Пройдут мои годы, как талые воды,
Пройдут мои годы, может, зря.
Не ждет меня радость, клянусь тебе свободой,
А ждут меня по новой лагеря.
1946 г., Карелия, Петрозаводск
В принципе, человек с биографией Ивановского вполне подходит на роль автора. Николай Николаевич Ивановский родился в 1928 году. Четырнадцати лет попал в детскую колонию за воровство. Песню, по его словам, написал на зоне, когда ему было 18 лет. Освободился в 25-летнем возрасте (в год смерти Сталина; возможно, по знаменитой «бериевской» амнистии). Отошел от преступной жизни, через год после зоны попал на «Ленфильм», где проработал 35 лет начальником осветительного цеха. Знал и Никулина, и Вицина, и многих других актеров. Писал стихи и прозу, публиковался в периодической печати. Член Союза писателей и Союза кинематографистов. В общем, подходящая биография.
Племянник Ивановского Александр Дюрис намекает на то, что об авторстве дяди знали его друзья. Ивановский якобы нередко исполнял «Паровоз» на «Ленфильме», и песня так понравилась Никулину, что он решил исполнить ее в комедии.
Хотя это утверждение не вяжется с другими свидетельствами. Юрий Никулин вспоминал в одном из интервью: «Я, кроме анекдотов, коллекционировал песни. Даже в армию взял альбомчик, который прошел со мной через войну. Песня «Постой, паровоз» тоже была в том альбомчике. Автора я, конечно, не знаю. Ее я записал уже после войны, когда демобилизовался. А в фильме песня появилась так. Во время съемок «Операция Ы» Гайдай сказал: «Нужна песня, какая-нибудь блатная». Я спел парочку, но они показались ему грубыми, а нужна была жалостливо-лирическая. И я вспомнил «Постой, паровоз», и она подошла». Попутно отметим, что в фильме из песни были убраны все «тюремные аксессуары». Так вместо «и с волей простился навсегда» пелось «и жизнь моя — вечная игра»; вместо «а жди мошенника-вора» — «твой сын не такой, как был вчера».
Не припоминает исполнения Ивановским «Паровоза», судя по публикации газеты «Трибуна» от 8 января 2002 года, и его коллега по киностудии:
«Я сам не слышал песен в его исполнении, — рассказывает нынешний начальник «Ленфильма» по свету Максим Александрович. — Хотя стихи он читал часто».