На нас налетел Гектор; сквозь гущу воинов передо мной замаячила его колесница, и я стал неистово звать на помощь. Удача была со мной. Диомеду и Одиссею удалось прорваться в центр нашего авангарда, их воины встали бок о бок с моими. Диомед не пытался вступить с Гектором в поединок, вместо этого он нацелился на его возницу – это был не тот, который возил его постоянно, и ему определенно не хватало опыта. Диомед метнул копье, и он упал на спину мертвым, натягивая вожжи до тех пор, пока кони, почувствовав удила, не шарахнулись в сторону. С небольшой помощью Одиссея мы благополучно убрались прочь, пока Гектор сыпал проклятиями и обрезал вожжи.
Я пытался сплотить свою часть шеренги, но моя попытка была безнадежна. В воздухе повис страх, по рядам полз слух о дурных приметах. Никто из нас больше не мог отрицать очевидного – мы отступали по всему фронту. Поняв это, Гектор с триумфальным криком бросил вперед остатки своих запасных шеренг.
День спас Одиссей. Он вспрыгнул на брошенную колесницу – где была его собственная? – и, остановив беотийцев, когда те собирались пуститься в бегство, развернул их к врагу лицом, принуждая отступать тихо и в полном порядке. Агамемнон тут же последовал его примеру. Так отступление, грозившее обернуться беспорядочным бегством, прошло с минимальными потерями и без паники. Диомед приказывал аргивлянам бить наступавших троянцев, мы с Идоменеем, Еврипилом, Аяксом и нашими воинами следовали за ним.
Мы подтянули фланги к центру; наша армия сгрудилась в каплеподобную массу, чей тонкий хвост щекотал ноздри Гектору, а голова откатывалась назад.
Тевкр оставался в укрытии под щитом брата, размеренно и точно посылая свои стрелы в цель. Увидев, что Гектор замешкался, он усмехнулся и в очередной раз натянул тетиву. Но Гектор был слишком хитер, чтобы пасть от стрелы, которой наверняка стоило ожидать из окружения Аякса. Одну за другой Гектор отражал стрелы щитом, это разозлило Тевкра и заставило совершить ошибку. Он высунулся из-за щита брата. Гектор этого ждал. Его копья давно закончились, но он схватил камень и запустил его с силой, достойной копья. Камень ударил Тевкра в правое плечо, и он упал на землю, словно жертвенный бык. Слишком занятый врагами, чтобы это заметить, Аякс продолжал сражаться. Ах, наконец-то! Когда голова Тевкра показалась над человеческим месивом и он пополз по телам умерших и раненых под защиту Аякса, мой крик облегчения был подхвачен дюжиной глоток. Но теперь он стал бременем, которое брату пришлось тащить; троянцы наступали.
Я в отчаянии оглянулся назад, чтобы увидеть, сколько нам оставалось до нашей стены, и ахнул: наши задние шеренги уже перебирались через насыпь.
Одиссею с Агамемноном удалось сохранить спокойствие. Отступление обошлось без больших потерь, и мы укрылись за стеной – под защитой своего каменного города. Было уже слишком темно, чтобы Гектор мог последовать за нами. Его войска остались на дальнем краю рва, за частоколом, посылая нам вслед ругань и насмешки.
Глава двадцать пятая(рассказанная Одиссеем)
Собрание в доме Агамемнона в ту ночь не отличалось особым весельем: мы просто сидели, восстанавливая силы, чтобы выдержать следующий день. У меня болела голова, горло саднило от боевых кличей, бока лишились кожи в тех местах, где терла кираса, несмотря на стеганый хитон. Пострадал каждый из нас, хотя и не сильно – ссадины, колотые и резаные раны, мелкие порезы… Кроме того, нас отчаянно клонило ко сну.
– Возмутительное поражение, – в могильной тишине произнес Агамемнон. – Возмутительное, Одиссей.
Диомед встал на мою защиту:
– Как Одиссей и предсказывал!
Нестор утвердительно кивнул. Бедный старик. Сейчас он выглядел на свои годы, и неудивительно. Он потерял в битве двоих сыновей. Пронзительным голосом он сказал:
– Отчаиваться пока рано. Победа придет. И сегодняшнее поражение сделает ее слаще.
– Знаю, знаю! – воскликнул Агамемнон.
– Кто-то должен пойти и рассказать Ахиллу новости. – Тон Нестора был понятен только тем из нас, кто был посвящен в наш план. – Он с нами, но если мы будем держать его в неведении, может выступить преждевременно.
Агамемнон злобно посмотрел на меня:
– Одиссей, это твоя идея. К Ахиллу пойдешь ты.
Я устало побрел прочь. Заставив меня пройти вдоль всего ряда домов, Агамемнон по-своему на мне отыгрался, но по мере того как я шел, в покое и безопасности, силы начали ко мне возвращаться. От этой небольшой дополнительной прогулки я отдохнул больше, чем мог бы, проспав целую ночь. Поскольку каждый, кто меня видел, мог предположить, будто после сегодняшнего поражения Агамемнон послал меня умолять Ахилла вернуться, я открыто прошел в мирмидонские ворота, за которыми увидел мирмидонян и прочих фессалийцев, сидящих то тут, то там со скорбными лицами, алчущих битвы, страдающих от беспомощности.
Ахилл сидел в своем доме, грея руки над пылавшей жаровней, и казался таким же измученным и напряженным, как и любой из нас, кто провел эти два дня в сражении. Напротив него с каменным лицом сидел Патрокл. После появления Брисеиды это не особенно меня удивляло. Отношения между Диомедом и мной были настолько же дружескими, насколько чувственными, это было целесообразно и приносило нам обоим невероятное удовольствие. Но если бы кому-то из нас приглянулась женщина – прекрасно: ни трагедии, ни чувства предательства. Патрокл же любил, считал себя в безопасности, навеки лишенным соперников, тогда как Ахилл, подобно всем мужчинам, страсти которых не имели отношения к плоти, не отдал ему себя без остатка. Человек, созданный исключительно для любви мужей, Патрокл считал себя несправедливо обиженным. Бедняга, он любил.
– Что тебя ко мне привело? – хмуро спросил Ахилл. – Патрокл, найди для царя еды и вина.
С благодарным вздохом я уселся в большое кресло и дождался, пока Патрокл выйдет.
– Я слышал, дела плохи, – тут же произнес Ахилл.
– Как мы и ожидали, не забывай. Гектор держал троянцев в кулаке, но Агамемнон не смог сделать того же с нашими воинами. Отступление началось почти в тот же момент, что и ропот: все приметы против нас, по левую сторону неба пролетели тучи орлов, троянская крепость искупалась в золотом свете, и так далее. Разговоры о приметах всегда плохо кончаются. Мы пятились, пока Агамемнон не приказал укрыться за укреплениями на ночлег.
– Я слышал, вчера Аякс бился с Гектором.
– Да, их поединок длился больше восьмой части дня – безрезультатно. Тебе не о чем беспокоиться, друг мой. Гектор твой.
– Но воины гибнут напрасно! Позволь мне выступить завтра, пожалуйста!
– Нет, – жестко ответил я. – До тех пор, пока армии не будет грозить полное уничтожение или не начнут гореть корабли, из-за того что Гектор ворвется к нам в лагерь. И даже тогда ты прикажешь вести войска Патроклу – ты не должен вести их сам.
Я сурово посмотрел на него:
– Ахилл, ты поклялся в этом Агамемнону.
– Будь спокоен, Одиссей, я не нарушу клятвы.
Потом он склонил голову и погрузился в молчание.
Так мы и сидели, когда вернулся Патрокл: Ахилл – согнувшись, а я – полусонно глядя на его золотые волосы. Патрокл приказал слугам поставить на стол еду и вино и встал рядом, как ледяной столб. Ахилл бросил быстрый взгляд на него, потом на меня и произнес церемонным тоном:
– Передай Агамемнону, что я отказываюсь взять свои слова обратно. Передай, пусть он ищет другого, кто вытащил бы его из беды. Или пусть вернет Брисеиду.
Я хлопнул себя по бедру, якобы рассерженный.
– Как тебе будет угодно.
– Одиссей, останься и поешь. Патрокл, ступай спать. Но не в этом доме!
Патрокл вышел за дверь.
Может, мне и удалось бы уснуть, но, когда шел обратно, я чувствовал себя настолько бодро, что меня потянуло совершить какое-нибудь озорство, и я отправился в лощину, где все еще находилось мое шпионское поселение. Большинство лазутчиков из тех, которые не жили в Трое постоянно, сидели за остатками ужина; Терсит с Синоном тепло меня приветствовали.
– Есть новости? – спросил я, усаживаясь рядом.
– Только одна, – сказал Терсит. – Я собирался тебя искать.
– А! Так говори.
– Сегодня вечером, как только закончилась битва, прибыл новый союзник – дальний родственник Приама по имени Рес.
– Сколько воинов он привел?
Симон негромко рассмеялся.
– Ни одного. Рес – громогласный пустозвон. Он называет себя союзником, но правильнее будет назвать его беженцем. Собственный народ вышвырнул его вон.
– Хе-хе, – откликнулся я и стал ждать продолжения.
– Рес правит упряжкой из трех великолепных белых коней, о которых говорится в предсказании троянского оракула. Согласно оракулу, это бессмертные дети крылатого Пегаса, быстрые, как Борей, и неукротимые, как Персефона, до того как ею завладел Аид. Если они выпьют воды из Скамандра и пощиплют троянской травы, то Троя никогда не падет. В предсказании говорится, что таково обещание Посейдона, который вообще-то на нашей стороне.
– И раз Посейдон на нашей стороне, они уже выпили воды из Скамандра и пощипали троянской травы?
– Они пощипали травы, но не стали пить из Скамандра.
Я усмехнулся.
– Разве их можно за это винить? Я бы тоже не стал.
– Приам послал набрать пару кадок выше по течению, – сказал Синон, тоже усмехаясь. – Он решил устроить из этого принародную церемонию завтра на рассвете. А до тех пор лошадей будет мучить жажда.
– Очень интересно. – Я встал и потянулся. – Я должен увидеть этих легендарных созданий собственными глазами. Тройка белых коней добавила бы моему образу определенной, э-э, утонченности.
– Немного утонченности тебе бы не помешало, – хихикнул Синон.
– Даже намного больше не помешало бы, – прибавил Терсит.
– Спасибо на добром слове! И где мне искать эту бессмертную упряжку?
– Точно узнать не удалось. – Терсит нахмурился. – Нам известно только, что их держат на равнине с троянской армией.
Диомед, Агамемнон и Менелай ждали у моего дома; я важно прошествовал к ним, словно наслаждался обычной прогулкой, и улыбнулся Диомеду. Он узнал мой хитрый взгляд, и у него заблестели глаза.