– Как тебя звать? – бросил он, как только закрылась дверь за стражем.
– За свою жизнь я носил столько имен, что не упомню, какое было первым, – вздохнул Хаста. – И уж подавно не знаю, какое станет последним. Называй меня просто «жрец».
– Я желаю знать твое имя! – с угрозой в голосе проговорил накх.
– Имя – пустой звук. Если хочешь, можешь называть меня Столп Законности. Нет, лучше Сосуд Добродетели. Всегда мечтал быть Сосудом Добродетели, да как-то не складывалось…
– Издеваться вздумал, гаденыш? – взревел Данхар.
– О да! Именно для этого я засунул себя в сырую холодную яму, а тебе – исключительно чтобы поиздеваться – дал вкусного мяса.
– Ты чересчур языкастый жрец… – Страж Севера обошел стол и шагнул в сторону Хасты. – Я ведь могу и укоротить твой язык.
– Тогда наш разговор не удастся вовсе.
– А это не разговор, это допрос! Смотри, не будешь говорить то, что я желаю услышать, – скоро заплачешь кровавыми слезами…
– Возможно, тебе будет интересно узнать, – хладнокровно отвечал Хаста, – что в теле человека пять видов влаг и господь Исварха иссушит их все, если ты поднимешь руку на жреца!
– Ты мне угрожаешь? – изумился Данхар.
– Невозможно угрожать рассветом или закатом. Если кто-то ткнет тебе в живот ножом, из раны хлынет кровь, а не вино. Разве я сказал что-то, о чем ты прежде не знал?
Тяжелая оплеуха сбила Хасту с ног.
– Ты разозлил меня!
Отлетевший к двери жрец потер ушибленное место, подвигал нижней челюстью и кивнул:
– Этого можно было и не говорить. Сомневаюсь, что у накхов принято таким образом выражать радость от встречи…
– Ладно, – выдохнул Данхар, отходя к столу. – Не хочешь называть свое имя – не называй. Плевать мне на него.
Хаста вновь потер щеку – на этот раз чтобы скрыть улыбку. Пока допрос шел неплохо.
– Что ты делал в обществе юнца по имени Анил?
– Анил… – Жрец сделал вид, что задумался. – Приближенный блюстителя престола. Киран прислал его в Бьярму с неким тайным предписанием, о котором я, разумеется, не имею понятия… Впрочем, ты ведь не об этом спрашивал. Ты хотел узнать, что я делал в обществе Анила. Шел по дороге, ел, беседовал… Пересказать наши разговоры?
– Валяй.
– Я рассказывал ему о путях Исвархи. Ты и сам, конечно, замечал, что Господь Солнце покидает свой дом всякий раз в ином месте. Можно подумать, врата миров блуждают! Ведь не может быть, чтобы Исварха перелезал через стену собственного Небесного града, как вор через ограду…
– Замолчи! – рявкнул Данхар, ударив ладонью по столу.
– Но ведь это очень интересно! Послушай!
– Нет, это ты послушай. Тебя и этого юношу схватили, когда вы выдавали себя за царевича Аюра и сопутствующего ему жреца…
«Накх назвал его юношей, – подумал Хаста. – Не вонючим самозванцем, не лживым недоноском… Похоже, Анил как-то вывернулся!»
Хаста и сам удивился тому, как его порадовала эта догадка.
«И кажется, он не выдал меня. Иначе разговор шел бы совсем иначе и в другом месте… Почему? Да потому, что Анил не хочет рассказывать этому упырю, что им, посланцем Кирана, все это время крутили, как тряпичной куклой. Мальчишка – гордец и в таком ни за что не признается…»
– Я не мог выдавать себя за жреца! – вслух возмутился Хаста. – Ибо я и есть жрец! Я прибыл в Бьярму прямиком из главного храма столицы и могу поклясться в этом господом Исвархой и его священным неугасимым огнем. Что же касается моего спутника, я слишком ничтожен, чтобы вмешиваться в дела великих мира сего. Откуда мне знать, чего хотел блюститель престола, присылая сюда этого благородного юношу? Почему ему было приказано изображать царевича? Я не могу поверить, чтобы Киран умышлял что-то дурное! Во всяком случае, когда ясноликий призвал меня к себе несколько седмиц тому назад, он велел мне лишь помогать Анилу и, уж конечно, молить Исварху о даровании нам успеха…
– А почему за вами явилась сестра саарсана и назвала вас «своими людьми»?
Хаста развел руками:
– Понятия не имею, что эта достойная госпожа имела в виду! По правде сказать, тебе лучше спросить ее саму…
Данхар по-бычьи наклонил голову. Наглый жрец выкручивался и лгал, в этом не было никакого сомнения. Но даже если напыщенный мальчишка Анил в самом деле прислан Кираном, что это меняет? Да ничего! Понятно, юнец ничего не знает и не решает. Спрашивать надо не его, а Аршалая…
«Проклятие, – подумал накх, – и зачем я только послал людей в святилище под Яргарой! Вот же не было печали… Хотя нет – теперь у меня открылись глаза. И я не позволю врагам закрыть их раньше срока!»
– Так, говоришь, вы – люди Кирана? Стало быть, мои парни погорячились, – буркнул он, бросив на Хасту тяжелый взгляд. – Завтра тебя и твоего приятеля отправят к наместнику. Если бы вы заранее сообщили Аршалаю о ваших скоморошествах, мне бы не пришлось хватать вас как самозванцев.
– У каждой пары ушей обычно имеется язык, – заметил Хаста. – И порой чрезвычайно длинный.
– Это уже меня не касается, – отмахнулся накх. – Тебя накормят и положат спать в тепле. Завтра утром вы отправитесь в путь.
Хаста взглянул на него недоверчиво. С чего бы такая внезапная перемена?
– «Вы» – это я и Анил?
– Кто ж еще? Моя родственница останется здесь.
Как только Хасту подняли наверх, Марга вернулась на свое насиженное место у стенки и задумалась. До того она не спала, лишь делала вид. Дерзкий жрец, навязанный ей братом в попутчики, что-то едва слышно напевал, обнимая ее за плечи, – то ли песню, то ли гимн Исвархе, – и Марге было хорошо, как никогда. Мысли накхини то и дело возвращались к тому, как Хаста лечил ее ссадину, как ладони жреца скользили по ее коже… Новые, прежде небывалые ощущения – сладкий озноб пробегал по телу при одном воспоминании. Никогда еще руки мужчины не касались ее так нежно.
Как могло случиться, что его прикосновения были столь приятны? Хаста, несомненно, умен и хитер, но разве можно сравнить его с настоящими мужчинами? Любой накх, даже старый или увечный, в одно мгновение смог бы убить его…
«У него, верно, такие мягкие ладони, потому что он не держал в них ничего тяжелее камышинки для письма, – размышляла она. – Впрочем, это не важно. Свое дело он знает, боль в самом деле утихла. Надо будет приказать ему повторить, когда меня ранят в следующий раз… Если он будет, этот раз…»
Марга вспомнила свой разговор с Данхаром и нахмурилась.
Это в самом деле было семейное дело – давнее, нехорошее, очень темное дело.
Но до нынешнего разговора с дядюшкой она даже не представляла насколько…
Накхини закрыла глаза, вспоминая, как нынче днем она, не ожидая никакого подвоха, вместе с дозорными въехала в ворота лесной крепости…
…Данхар встречал гостью, стоя на пороге своей накхской башни.
– Вот неожиданная встреча! – широко улыбнулся он. – Здравствуй, племянница!
Однако Марга не заметила теплоты в этой улыбке.
– Уж и не думал, что мы когда-то свидимся. В последний раз, когда я имел счастье видеть тебя, ты едва начинала ходить, агукала и пускала пузыри…
– Все мы когда-то агукали и пускали пузыри. Я приветствую тебя, Данхар.
Марга спешилась и подошла к родичу.
– Что привело тебя в эти леса? – спросил маханвир.
– Дело.
– Что ж… О делах не стоит разговаривать во дворе. – Страж Севера гостеприимно распахнул дверь башни. – Пройдем в мои покои, отдохни с дороги…
Они поднялись по крутым тесаным ступеням и вошли в небольшую светлицу. Сквозь узкие бойницы едва пробивались блеклые лучи скупого бьярского солнца. В покоях Данхара почти ничего не было – только очаг, деревянный стол, скамьи, укрытые волчьими шкурами, да поставец в углу.
– Я тебя слушаю, Марга, – сказал Данхар, оборачиваясь к родственнице. – Если ты устала, садись, вон лавка…
– Я не устала, – мотнула головой Марга, оставаясь на месте. – Твои воины сегодня захватили двух моих людей. Отпусти их.
– Зачем?
– Они мне нужны.
– Хм… Я знаю еще людей, которым они нужны. Почему я должен считать тебя важнее их?
Взгляд накхини стал холодным.
– Потому что моими устами сейчас говорит Ширам. А значит, мои слова – это его воля.
Услышав это имя, пожилой накх скривился.
– Быть может, ты не заметила, дорогая племянница, – здесь не Накхаран.
– Какая разница? – подняла брови Марга. – Воля саарсана – закон для всех накхов. Род Хурз тоже признал власть моего брата и поднес ему священный боевой пояс у белого камня.
– Да-да, – задумчиво кивнул Данхар. – Род Хурз всегда был из ближних роду Афайя. Много раз саары обоих семей выдавали замуж своих дочерей и тем роднились между собой. Вот и мою сестру Ашью так выдали. Помнишь мою сестру?
– Когда она умерла, я была еще совсем мала.
– Это правда, – вновь кивнул Данхар.
– Я слышала, она была славной воительницей. Кажется, она умерла от раны.
– Да, от ужасной раны. Эта рана в клочья разорвала ее сердце.
– У нас не говорят об этом, – сухо ответила Марга.
– И в это я верю. – Данхар повернулся к двери. – Прикажу-ка подать обед…
Он взмахнул рукой, будто собираясь позвать кого-то с лестницы, и тут Марга заметила, как в его ладони сверкнуло лезвие ножа. Она вскинула руку, чтобы выбить его, но Данхар стремительно шагнул ей навстречу…
Потом, уже сидя в яме, Марга пыталась понять, что он сделал, – но, к своему стыду, так и не сумела восстановить в памяти весь бой. Миг – и ее правая рука оказалась вывернута самым мучительным образом. Еще миг – и резкий тычок под левую ключицу рукоятью из оленьего рога заставил враз онеметь всю левую половину ее тела. В голове затуманилось, свободная рука повисла плетью, ноги накхини подогнулись. Она бы упала, если бы дядюшка не продолжал удерживать ее в живом капкане.
– Теперь слушай! Твой отец обвинил мою сестру в супружеской измене. Причем, чтобы унизить мою семью, заявил, будто она спуталась с каким-то грязным рабом. Сестра пыталась в бою отстоять свою честь, но Гауранг сбросил ее в пропасть.