«Ничего. Дайте ему пока теплый плащ, а по пути что-нибудь добудем у бьяров».
«Зачем он тебе сдался?»
«Марга, он живой человек, как ты и я! Солнце радовалось, когда он пришел в этот мир. Часть священной силы Исвархи живет в этом юноше, как в тебе и во мне…»
«Никак не возьму в толк, о чем ты. Видно, что-то жреческое».
«Анил – хороший лучник!»
«И что с того?»
«А еще он сын наместника Аршалая. И это может нам пригодиться».
«Сын наместника? – фыркнула она. – Ну надо же! Данхар знал об этом?»
«Знал».
«И хотел утопить Анила в болоте? Ха! Мой родич совсем спятил! Но это ничего не меняет – мальчишка здесь не нужен».
«Пусть его жизнь будет твоим подарком мне», – пустил в ход Хаста последний веский довод.
«Мог бы с этого начать, – усмехнулась Марга. – Забирай. Но кормить и одевать его будешь сам».
Всю дорогу Анил ловил на себе холодный взгляд Марги. «Ты еще жив? Не сдох?» – как бы спрашивала она. Юный арий гордо отворачивался и представлял – вот одна его рука выдергивает лук, вторая – стрелу из тула, бросает на тетиву… Выстрел! Накхини со стрелой в затылке падает наземь. И тут же – мучительная, но славная гибель во имя государя…
Резкий голос Вирьи заставил Анила очнуться от воспоминаний и вернул из глубин бьярских лесов на окраину Великого Рва.
– Смотрите! У развилки – кровь на земле!
Всадники становились и спешились.
– Точно, – сказал накх, изучая пятна. – Пролита совсем недавно. Кровь сверху, снег выпал вчера. Чуть потемнела, но не впиталась…
– Здесь были всадники, – сказала Вирья, хмурясь. – Один конь накхский.
– Это по чему видать? – спросил Анил, наклоняясь над истоптанным снегом.
– Сам погляди, – сказал накх. – У местных лошадок копыта побольше. А наши будто пляшут на цыпочках, и копыта у них маленькие. Неужели Данхар опять ловил беглецов?
– О чем ты?
– Нас всегда посылали ловить беглых работников. Сейчас людей у Данхара почти не осталось – видно, местных набрал. Вон тело здесь лежало. Не просто кто-то нос расшиб.
– Выходит, Данхар тут поблизости? – напрягся Анил.
– Даже не сомневайся. Они с Аршалаем только что не побратимы. На все друг ради друга готовы.
– Тогда у крепости вы чуть приотстаньте, – подумав, сказал Анил. – Я вперед поеду.
– А если Данхар тебя схватит и меж согнутых берез подвесит? – спросила Вирья.
– Не подвесит. – Анил сжал кулаки. – Мне бы только до наместника добраться…
– Как скажешь, – кивнул накх. – Саари Марга велела нам доставить тебя к наместнику – значит доставим.
– Даже если придется ночью лезть и крышу разбирать, – усмехаясь, добавила Вирья.
Дорога начала медленно подниматься в гору.
– Туда, налево, ко Рву, – пояснил накх. – А прямо – наверх, к крепости. Сейчас вон до той приметной сосны доберемся, оттуда уже видны ворота.
Анил ударил пятками бока своего коня. Едва он проехал склонившуюся над дорогой сосну, на покатом холме и впрямь открылась ладная крепость. Ее окружал палисад из наклоненных заточенных кольев. За ним на расстоянии в половину полета стрелы возвышались деревянные стены. Анил чуть придержал коня. Сердце его взволнованно застучало. Неужели он сейчас увидит отца?
«Что он мне скажет? – мелькали мысли юноши. – Дед твердил, что он гнусный барсук: чуть зазеваешься – выскочит из норы, безжалостно искусает – и в бега…»
Но эта крепость была мало похожа на нору. Может, и отец вовсе не таков, как Анилу с детства твердили?
Юноша еще раз задумчиво смерил взглядом стены. Между зубцами в проемах бойниц вдруг замелькали вооруженные люди.
«Нас заметили, – подумал Анил. – Но мы уж точно не похожи на войско, которое пришло взять крепость в осаду! Зачем поднимать стражей, да еще тихо, без трубы…»
Он поднял руку, останавливая сопровождавших его всадников:
– Погодите. Похоже, тут засада. Если начнут стрелять – разворачивайтесь и скачите прочь.
– Как же ты? – нахмурившись, спросила Вирья.
– Я попытаюсь вступить в переговоры. Но если это не поможет, главное – дайте знать государю, что в крепости враг.
Анил широко развел руки и медленно направился к воротам.
– Аршалай! – закричал он, подъезжая к стенам. – Отец! Я твой сын, Анил! Я приехал из столицы, чтобы повидать тебя! Открой ворота, впусти меня!
– И еще один, – объявил стражник, вводя под уздцы гнедого маленького коня на задний двор Гуляй-крепости.
Конь хрипел, раздувал ноздри и упирался, норовя ударить копытом. Хозяин коня лежал поперек седла. Длинная черная коса с серыми лентами тащилась по земле. Спина была утыкана стрелами.
– Сбрасывайте, – приказал Аршалай.
Мертвец рухнул в грязный снег.
– Вроде последний, – пробормотал наместник. – Отведите этого смешного конька на конюшню и ступайте на стены.
– Не последний, – возразил один из стражников. – Еще один накх ушел в лес.
– Так почему его не ловят?!
– Ловят, господин, – склонился стражник. – Он ранен, и конь его тоже – далеко не уйдут.
– И не возвращайтесь, пока не отыщете его! Что встали? Поезжайте!
Аршалай, сердито сопя, глянул в сторону, где кучей лежали убитые накхи Данхара, ободранные до исподнего. Даже граненые шипы, которые они вплетали в косы, были вырваны и рачительно сложены в стоящую на крыльце корзинку.
Когда воины ушли, наместник кивнул стоявшему за спиной доверенному слуге:
– За дело.
Арсури наклонился, привычным движением взрезал короткий, подбитый мехом росомахи кожух.
– Хорошая вещь, – бормотал он. – Жаль, попортили… Смотри, господин, – все как и у тех. Там, где кольчуга, стрелы едва спину оцарапали. Вот тут стрела выше, в шею, прилетела – хороший выстрел! А здесь, видать, совсем с близи стрелу пустили – кольчугу не пробила, но в ребра вдавила вместе с подкольчужником. Похоже, сломанное ребро ему нутро проткнуло, он кровью и захлебнулся…
– К чему ты мне все это рассказываешь? – поморщился Аршалай. – Мне хватает того, что он мертв.
– Разве ж не любопытно, какую мы добычу взяли? – буднично сообщил подручный, работая ножом. – Кольчужка-то, господин, погляди – саконской работы! Она одна стоит столько, сколько те семьсот лопат, на которые нам в прошлый раз не хватило казны…
– Вот кольчугу и сними. И все оружие. – Аршалай наклонился, приподнял руку накха в блестящем наруче, разочарованно уронил обратно. – Нет, не серебро – бронза посеребренная… Хотя тоже пойдет. И накосник не забудь.
Створка ворот заднего двора приоткрылась. Один из привратных стражников появился в проеме:
– Ясноликий господин, у палисада всадники.
– Кто такие?
– Два накха и какой-то молодой арий.
Аршалай нахмурился:
– Еще два? И откуда они все лезут? Ладно, как велено – открывайте, улыбайтесь…
Стражник поклонился и повернулся, чтобы уходить, но вдруг спохватился:
– Молодой арий говорит, что он твой сын!
Лицо Аршалая перекосилось, будто в свежайшем, выпеченном нарочно для него хлебе он обнаружил дохлого таракана.
– Это еще что за вражьи уловки? – пробормотал наместник Бьярмы. – Не стрелять! Погляжу сперва.
Сквозь бойницы в надвратной башенке открывался прекрасный вид на засеку. Именно для того наместник и велел натыкать в землю заостренных кольев – чтобы кто попало не мог подобраться к стене вплотную. Аршалай выглянул в бойницу. И впрямь, дозорный говорил правду – возле узкого проезда между кольями гарцевал на прекрасном боевом коне рослый рыжеватый юноша. Позади него, едва заметные на спуске с холма, маячили двое накхов. Аршалаю показалось, что одного из них, нередко сопровождавшего своего маханвира, он даже узнал.
Хуже было другое… Аршалай вгляделся в юношу и прикрыл глаза, чувствуя, как по коже побежали мурашки. Перед ним будто возник начищенный до ослепительного блеска серебряный диск и его собственное лицо, отраженное в этом диске. Не то, которое он видел там теперь, – обрюзгшее, с залысинами и мешками под глазами, – а то, какое являло ему зеркало лет двадцать назад.
«Исварха Всевидящий! Что же это происходит? Зачем его сюда принесло? Что мне теперь с ним делать?!»
– Отец, я знаю, ты слышишь меня! – долетел зычный голос из-за частокола. – Я проехал полстраны, чтобы встретиться с тобой! Что же ты держишь меня перед запертыми воротами?
«Проклятие! Если его мать жива, а уж тем паче если жив дед, милая выходка отпрыска может мне дорого обойтись!»
Аршалай весьма смутно помнил мать мальчишки – когда в последний раз он видел ее, она была в тех же годах, что нынче сын. Бывшего тестя наместник запомнил гораздо лучше: высокая стать, твердая размашистая поступь, надменное лицо, полное презрения к ничтожному зятю.
В памяти наместника зазвенели гневные слова…
«…Какой-то худородный сурья, охотник на сусликов из дикой степи, смеет входить в мой дом, спать с моей дочерью и заявлять, что он мне ровня?!»
«Мой отец усердно служил Ардвану, строя мосты и крепостные стены, – возразил молодой Аршалай. – И мне он передал это искусство. Я учился в храмовой школе у самого святейшего Тулума и был среди лучших. А что до худородности – разве твои предки, почтенный Рашна, не пришли в Аратту из степей восхода, точно так же как и мои?»
«Что?! Мои предки спустились с неба! Не смей равнять себя с царскими родичами, дерзкий выскочка! Государь Ардван обратил на тебя милостивый взор, ты был допущен в мой дом – и вот чем отплатил! Ты что же, думаешь, если моя дуреха вздумала в тебя влюбиться, и я заключу тебя в объятия? Ни крошки с моего стола не получишь!»
«Я и не прошу ни крошки!»
«Ты, подлец, мне еще и прекословишь?! Проваливай, видеть тебя не желаю!»
Это был их первый и последний разговор. Вскоре Тулум объявил о начале строительства рва для спасения от ярости Змеева моря, и Аршалай с радостью убрался из столицы в Бьярму. Тогда он и подумать не мог, что ее туманные леса станут ему домом на много-много лет. Конечно, он знал, что в столице у него растет сын, но ни разу его не видел, да, признаться, и не вспоминал о нем…