Исландский критик К. Андрессон говорит, что «Песнь одного дня» была задумана как гимн жизни. Пожалуй, для «гимна» книга получилась чересчур грустной, но образом Аусы писательница все же сумела придать своему произведению жизнеутверждающее звучание.
Появление в 1968 году повести «Петля» знаменует собой новый этап в творчестве Якобины Сигурдардоттир. Писательница уже не просто рисует картины жизни, она стремится проникнуть в причины социальных явлений. «Петля», безусловно, самая значительная вещь в творчестве Сигурдардоттир. Вокруг повести до сих пор не смолкают споры, ее часто цитируют в прессе.
Современные исландские авторы, выступающие против «военной оккупации» и иностранного влияния, как правило, основываются больше на собственных эмоциях, чем на пристальном исследовании сути явления. Обычно в таком произведении между читателем и излагаемыми событиями стоит негодующий лирический герой, через восприятие которого ведется повествование. Именно в этом ключе написан переведенный на русский язык роман Йоханнеса Хельги «Черная месса» («Прогресс», 1972 г.). Якобина Сигурдардоттир подходит к теме иначе. Она не боится излагать события от лица отрицательного героя, приспособленца, который стремится осмыслить и истолковать их так, чтобы найти обоснование и оправдание своему корыстолюбию и трусости. Однако при этом писательница четко расставляет акценты: читатель ни на минуту не встанет на точку зрения героя, который предстает на страницах повести во всей своей неприглядности.
Повесть «Петля» (вместе с вышедшим в 1967 г. романом Ингимара Э. Сигурдссона «Исландская поэма») впервые вводит в исландскую литературу жанр романа-предупреждения.
Впрочем, можно, пожалуй, сказать, что приметы, сближающие ее с фантастическим жанром, чисто внешние. Действие романа происходит хотя и в будущем, однако, судя по всему, не столь отдаленном. Это непосредственное продолжение сегодняшней действительности. Книга пестрит упоминаниями о реальных событиях, имевших место в недавнем прошлом, персонажи, принимавшие в них участие, — далеко не старые люди. Если бы не намеки на какой-то таинственный грандиозный «Трест», которым управляет международная корпорация, состоящая из американцев и немцев, и в котором исландцы работают на самых низших должностях, вроде уборщиков помещений, все остальное при всей гиперболизации выглядело бы почти реально.
Недалекое будущее, которое предрекает писательница своей стране, если будут развиваться тенденции, имеющиеся сегодня, представляет поистине зловещую картину. Иностранный империализм настолько укрепил свои позиции, что местные жители потеряли всякий контроль над экономической и политической жизнью страны, превратились в запуганных, затравленных слуг. Вокруг них все туже стягивается петля. Но еще страшнее глубокие изменения, которые произошли в сознании, в психике некоторых исландцев. Именно они, по мнению Сигурдардоттир, и есть корень зла. Им-то и уделяет писательница основное внимание в своей повести-памфлете, направленном против идеологии и психологии приспособленчества.
Сюжетной основой повести является история пожилого уборщика помещений на огромном заводе, излагаемая им самим. Это рассказ о том, как он постепенно все больше запутывался, как один компромисс влек за собой другой и как из обыкновенного человека с естественным, казалось бы, стремлением добиться элементарных жизненных благ он превратился в подлеца. Не в силах противостоять соблазну материального благополучия, он предает родителей, любимую сестру и, наконец, товарищей по классу. Переступив последнюю черту — согласившись поддержать на профсоюзном собрании интересы хозяев, — он умело выполняет их задание и перетягивает на свою сторону второго рабочего, применяя уговоры, угрозы, запугивание. Ему уже и самому важно, чтобы другой не остался незапятнанным.
От стихов и романтической сказки к социальной сатире — таков творческий путь Якобины Сигурдардоттир. Своими произведениями она заявила себя последовательницей реалистической школы, тонким знатоком человеческой психологии, писателем, которому в первую очередь близки интересы простых людей. Сейчас Якобина Сигурдардоттир находится в расцвете своих творческих сил, и читатель вправе ждать от нее новых значительных, интересных и злободневных произведений.
С. Неделяева-Степонавичене
ПЕСНЬ ОДНОГО ДНЯСага из жизни Рейкьявика
Перевод Л. Горлиной
Пока город спит, идет дождь. Не сильный, громко стучащий каплями по мостовой, не безудержно низвергающийся с небес поток, похожий на рыдания страстной женщины, а мелкий, частый, теплый, тихий и грустный, как слезы старухи, легкий и светлый, как слезы ребенка.
Эти слезы не разбудили ни домов, смотрящих друг на друга закрытыми окнами, ни улицы, которая глотала их, не просыпаясь, измученная пылью и жаждой. Они скользили по траве газона, разбитого перед белым угловым домом, и пробирались в спящую землю к маленьким корням, изнывающим от жажды даже во сне. Дом спал, а дождь задумчиво барабанил по его крыше.
Уже близко утро, а дом все еще спит. Шторы, точно сонные веки, закрывают его окна. Этот угловой дом ничем не отличается от своих соседей, если не считать, что рядом с ним каждый день останавливается автобус; автобус высаживает одних пассажиров и забирает других, обычно это те же самые люди — люди, живущие на этой улице или на соседних, где автобусы не ходят. Иногда среди этих людей попадаются и такие, которые приехали по делу к местным жителям. И каждый день дом смотрит, как люди приезжают и уезжают, приезжают и уезжают. Дом не высится до небес, его трудно назвать новым или старым, его красная островерхая крыша похожа на крышку от шкатулки, но он совсем невысок, в нем всего два этажа да подвал.
Каждый вечер пыльные ступени его лестницы засыпают, помеченные следами опыта, приобретенного за день. Утром следы смывают мыльной водой и тряпкой, чтобы новый день мог взойти по чистым ступеням. И каждый день на ступенях остаются новые следы и новая пыль, похожие на вчерашние как две капли воды. И весь день входная дверь то открывается, то закрывается, пропуская обычно одних и тех же людей — жильцов этого дома.
Вниз, в подвал, ведет черный ход, дверь его не видит улицы. Она смотрит на бетонный забор, огораживающий дом, этой дверью пользуются редко, она тиха и грустна, как женщина, которая неутомимо ждет возлюбленного, хотя и знает, что ее ожидание напрасно. Окна подвала тоже не видят улицы. Им видны лишь головы да плечи людей, проходящих за бетонным забором, видны трава и деревья да крохотный лоскуток неба. Окнам дома открыто чуть больше неба, но вообще-то такому невысокому дому видна лишь небольшая частичка небесного свода.
Впрочем, дом предпочитает смотреть вниз, на улицу, а не вверх, на небо. Хотя улица ничем не примечательна и ее нельзя назвать даже людной. Большую часть ночи она спит, точно усталая деревенская девушка. Дом засыпает раньше, чем улица, одна за другой шторы опускаются ему на глаза, пока не закроется последний глаз.
И когда улица видит, что дом уснул, она стихает, начинает клевать носом и засыпает тоже.
Мальчик просыпается первым. Он просыпается в слезах и испуганно шарит рукой по подушке, ища лицо матери. Найдя его, он перестает плакать, его ручонка лежит у нее на лице, но она не просыпается, и он снова начинает плакать. Ауса, мать, слышит его плач сквозь тяжелый сон.
Испуганная, она пытается открыть глаза, но веки ее закрываются сами собой. А его ручонка, крохотная боязливая ручонка, тревожно ощупывает ее лицо, заставляя новый день проникнуть в ее сознание, — новый, уже наступивший день.
Серый утренний свет пробирается сквозь смеженные веки и будит Аусу. Каждое утро она просыпается от плача ребенка и от его ручки, шарящей по ее лицу. И она каждый раз испытывает тревогу перед наступающим днем и боль за сына, плачущего от страха. Им тесно спать вдвоем на диване. Его пустая кроватка загораживает диван, не давая им скатиться на пол. Ауса знает, что мальчику полезнее спать в кроватке; врач, медицинская сестра, акушерка — все твердят это в один голос. И Свава тоже так считает. У Свавы чудесные дети, они-то спят всю ночь без просыпу и никогда не мочатся в постель. Свавины дети, Инги и Лоулоу, просыпаются веселые и счастливые, а ведь Лоулоу даже еще младше Оускара. Они держатся смело, весело и приветливо, глядя на них, трудно удержаться от улыбки. А ее Оускар непослушен, беспомощен и жалок, и вечно он хнычет, так что сердце готово разорваться от жалости и раздражения. Когда Инги и Лоулоу плачут, они плачут громко, взахлеб, требуя, чтобы их немедленно утешили. Плач Оускара — это беспричинное хныканье, частичка серого унылого дня.
У Инги и Лоулоу смелые и веселые глаза, их лица пробуждают в людях тепло и радость. А глаза Оускара вечно ищут чего-то несуществующего, и его лицо с опущенными уголками губ вызывает у людей скуку или сочувствие, но чаще все-таки скуку.
Страшась наступающего дня, мать прижимает к себе сына, гладит его по спинке, и он затихает. Ну почему он не толстенький, как все дети! Пухлого ребенка каждому приятно взять на руки, его так и хочется расцеловать в обе щеки. Медицинская сестра говорит, что дети не должны быть толстыми, она всегда утверждает, что Оускар вовсе не худенький. Но если бы у него были пухлые щечки, его целовали бы гораздо чаще. Говорят, будто маленьких детей вредно ласкать, будто им нужен покой, приласкать можно лишь изредка, чтобы утешить. Но Ауса так не может. Что делать, если ее мальчик плачет, даже когда он сухой, когда он сыт и должен спать, плачет, хотя врач говорит, что он совершенно здоров? Матери ничего не остается, как взять его на руки, расцеловать, прижаться к нему щекой. И укачивать, и чтобы он смотрел ей в лицо, пока сон не смежит его веки.
Она знает, что не следует укачивать детей на руках. Дети должны засыпать в чистой постельке, сытые, спокойные, они не должны ничего бояться. Но ее ребенок не такой, как все. Ауса лежит на спине, ручонки мальчика обхватили ее шею, он уткнулся лицом ей в ухо, и она чувствует его дыхание. И Ауса невольно вспоминает о его отце, который спит сейчас в другом доме и даже не знает своего сына. Ни разу его не видел. Кому приятно быть отцом мальчика, который без конца плачет? Но ведь тогда он не плакал… Ауса вспоминает, что отец мальчика не прислал ей деньги за последний месяц. Придется заявить на него. Ей не хочется зависеть от человека, которого никогда нет дома. Она открывает глаза, но тут же снова закрывает их — дневной свет слишком ярок. Да, придется сегодня же поговорить об этом в комиссии по пособиям одиноким матерям, там хорошо разбираются в таких делах. Если она уедет работать в деревню, надо, чтобы все было улажено до отъезда.