— Если я мало говорю, это вовсе не значит, что я не думаю. Вы, европейцы, ошибаетесь, полагая, будто все, что понимаешь в душе, должно быть высказано! Знаешь, моя мать общалась с духами, а сама я анималистка. Я никогда об этом не говорила, потому что сегодня это может показаться смешным, но это моя культура. И я не могу от этого отрешиться, как и ты не в силах отказаться от своих рассуждений.
Стук в дверь прервал их разговор, в помещение просунулась голова Влада.
— Мы все отремонтируем. Каждую деталь пришлось протирать вручную! Попадись мне только сука, которая все это проделала! Думаю, часа через два-три все будет готово.
Роман кивнул, бросил взгляд на часы, «Таймекс экспедишн» на браслете из потрескавшейся коричневой кожи, они сопровождали его во всех странствиях. Два часа ночи. Значит, выехать они смогут рано утром. Усталым жестом он провел ладонью по заросшей щеке. Если немного повезет, больше ничего не произойдет.
Он вышел наружу, наглухо застегнул молнию куртки, чтобы защититься от резкого ночного холода. Луна, яркая, равнодушная, ласкала серебряным светом лачуги, собак и разложенные на земле детали мотора, отбрасывая фосфоресцирующие блики на глаза и зубы, белоснежные зубы Омара, который вежливо смеялся какой-то шутке Ли, острые зубы Влада, покусывающего травинку, крепкие зубы Уула… Кто, кто же из них взял сахар, чтобы высыпать его в мотор?
Он поискал глазами остальных членов группы. Маттео и Д'Анкосс забрались в микроавтобус и, пристроившись на сиденьях, казалось, пытались уснуть. Ян и Татьяна сидели на краю колодца, уткнувшись в листочки, на которые он скопировал надписи, тихо о чем-то переговаривались, из их губ вылетали облачка пара.
Трудно было поверить, что в этой мирной тишине, пронизанной мягким лунным светом, лежат одиннадцать трупов со зверски перерезанными глотками.
Чтобы хоть немного расслабиться, он заставил себя идти медленным шагом и глубоко дыша. Вдох, выдох. Сколько времени провел он в камере, вот так дыша, просто дыша, чтобы напомнить самому себе, что он еще жив, чтобы через это дыхание сконцентрироваться на самом себе, воспринимая его как доказательство своей телесной целостности.
Сто пятьдесят, сто пятьдесят один… вопросы стирались, покой возвращался, тело успокаивалось. Не отдавая себе в этом отчета, он отошел от поселка довольно далеко и внезапно оказался в полной темноте, куда не доставал свет ветрозащитных ламп, включенных Ли. Луна исчезла за скалистым гребнем. Он остановился и собирался было повернуть обратно, когда вдруг услышал шум.
Совсем слабый щелчок. Там, слева, в горах.
Варан выпустил когти? Или звякнул курок ружья?
Роман почувствовал, как заколотилось сердце. Никакой расслабленности, всплеск адреналина, но нет, не будь дураком, никто же не знал, что ты собираешься здесь прогуливаться.
Ну и что?
Вот именно! Возможно, он перепутал дорогу, пошел по дороге в Великое Никуда. Он медленно повернулся и пошел назад. Шаг, другой, спокойно. За его спиной покатился камешек, покатился с негромким звонким гулом. Не ускорять шагов. Он сделал вид, будто ищет сигареты, и положил руку на рукоятку «Ворден Тактикал», пытаясь осторожно вытянуть его из чехла.
Роман не успел его вытащить, у него с головы слетела фетровая шляпа. Она промелькнула перед его глазами и покатилась по земле. Удивленный, он машинально наклонился и поднял ее. В ткань, как раз над полоской кожаной обшивки, был вонзен нож. Он медленно вытянул вперед руку, как будто нож собирался его укусить, и вытащил его из подкладки, на которой явственно виднелся белесый ободок от пота, ожидая увидеть какой-нибудь старинный кинжал с нанесенным на него никому не ведомым клеймом. Но нет, оружие было вполне современным и страшным. Нож для метания. «Хербетц» из нержавеющей стали, с семнадцатисантиметровым лезвием.
Роман задал себе глупый вопрос, обернуться или нет, как будто существовало руководство, которому полагалось следовать в подобных ситуациях.
Он обернулся. Не было видно ни зги. Может быть, вон там, какая-то тень, еще темнее, чем чернота вокруг?
Вытянув руки вдоль тела, он внимательно вглядывался в ночь. Он был убежден, что в этот раз его убивать не хотели. Тот, кто метнул нож, умел целиться в почти непроглядной темноте, и, если бы действительно намеревался его убить, он бы не промахнулся.
Роман еще колебался, когда внезапно вновь выглянула луна и он увидел его.
Человек стоял абсолютно неподвижно, на нем были брюки с напуском, заправленные в сапоги, и заплатанная туника, на голове шапочка, из-под которой выбивались густые черные завитки, на ремне через плечо продолговатый чехол, в руке охотничье ружье.
— Shab bekhyer, добрый вечер, — негромко произнес Роман.
Тот не ответил.
Его внешность напомнила Роману туркменских кочевников. Возможно, он не говорил на фарси?
— Shoma ingilisi baladin? Ingilizce? — попробовал он заговорить по-турецки.
Никакого ответа. Только жест, призывающий молчать. Роман замолчал. Ему не было страшно. Интуиция подсказывала, что незнакомец не желает ему зла. Внезапно луна спряталась снова, а когда вернулась опять, человек уже исчез. Роман подбежал к месту, где тот только что стоял, но там уже никого не было. Только лоскут ткани, на который он чуть не наступил. Он поднял его. Хлопчатобумажный квадрат. По диагонали вдоль линии посредине изображены какие-то черточки. Он сжал кулак, смяв лоскуток в ладони. Неужели незнакомец — из числа убийц, уничтоживших деревню?
Вдали раздался негромкий гул мотора. Мотоцикл! Было слышно, как мотоцикл трогается с места и шум теряется где-то в горах. Роман попытался определить, откуда доносится звук, но ему казалось, что он слышится одновременно из нескольких разных мест. Утром скифский всадник, вечером туркменский мотоциклист…
Еще более встревоженный, чем прежде, Роман медленным шагом вернулся к поселку, по-прежнему погруженному в зловещую тишину. Собаки сбились в стаю вокруг машин в ожидании неизвестно чего — может, еды, может, какого-то приказа хозяев, их желтые глаза неотрывно смотрели на людей.
Татьяна, у которой ныла рана, решила полежать в микроавтобусе. Ян нервно ходил туда-сюда, запустив пальцы в шевелюру, которая казалась еще более взъерошенной, чем обычно.
— Эти проклятые надписи имеют какой-то смысл! — воскликнул он, заметив Романа.
Еще не оправившись от шока после случившегося, тот молча согласился. Как ни странно, ему совершенно не хотелось никому рассказывать о своей таинственной встрече. Он ощущал в кармане квадратный лоскут ткани, а за поясом нож и не мог решиться заговорить. Ян продолжал что-то бормотать на ходу. Роман открыл было рот, но опять его закрыл, удивляясь и досадуя на самого себя. Какого черта он молчит?
Как будто он не мог поступить иначе.
Он решил еще раз взглянуть на место преступления, чтобы быть уверенным, что они ничего не упустили. Он проверил белье, просунул руку под тощие матрасы, даже порылся в печной золе, но ничего особенного не обнаружил.
— Мы уже проверили их одежду, — произнес Ян, который следовал за ним, не вмешиваясь в его действия.
— Ян, если бы у тебя имелась вещь и ты бы ни за что не хотел, чтобы ее нашли, где бы ты ее спрятал?
— Здесь?
Молодой человек осмотрелся. Они находились в той комнате, где в сундуке лежал мертвец.
— Здесь или где-нибудь еще.
— Но ничего не опрокинуто и не сломано!
— А я и не говорю, что убийцы что-то искали.
— Не понимаю…
— Я тоже, если это тебя успокоит.
Ян задумчиво посмотрел на него:
— Ты что-то ищешь, сам не зная, есть ли здесь это что-то?
— Вот именно.
— Ну, если бы я должен был спрятать что-то, чего, возможно, и не существует, но что ни в коем случае не должно быть найдено, даже если бы это и не искали, я бы сказал… там!
Он театральным жестом щелкнул пальцами, направив указательный на кальян, курительную трубку с водой, которую традиционно ставили на землю, возле хлопчатобумажной циновки.
— В этом сосуде, — повторил он. — Потому что его просто наполняют водой, не открывают, не чистят.
Роман поскреб ногтем большого пальца синеватую от пробившейся щетины щеку.
— Неплохо! Посмотрим…
Он вынул трубку из керамического сосуда и, бросив быстрый взгляд в сторону Яна, резким движением разбил кальян о стенку.
Пусто.
Ян пожал плечами.
— Мимо! — произнес он, крутанувшись на каблуках. — Я сказал просто наобум…
Роман подобрал с земли один из осколков терракоты и протянул его Яну:
— Посмотри.
На осколке четко виднелся рисунок кисти руки, выполненный черным, — руки, положенной вроде бы на колено. Ян сел на корточки рядом с ним и стал помогать переворачивать черепки, подбирать их один к другому, восстанавливая обратную сторону сосуда.
Понемногу стал проявляться портрет, выполненный тонкой кистью, черным по охре, напоминающий греческие портреты, портрет подростка, стоящего возле костра, опершись одним коленом о землю. Взгляд был обращен на того, кто смотрел на этот сосуд, в левой руке он сжимал копье или посох, правая лежала на бедре. Он был полностью обнажен, на лице еще никакой растительности, короткие, заплетенные в косы волосы окружали голову, словно нимб. Широкий, мощный торс, короткие, крепкие ноги. Роман нашел его каким-то странным, непохожим на других. Может, из-за лица, скорее напоминающего мордочку? Нет скул, нижняя челюсть сильно выдается вперед. Взгляд грустный и встревоженный. Портрет выполнен замечательно, но не представляет никакого интереса, подумал, выпрямляясь, Роман.
— Иисус! Ты видел?
Ян, с лупой в руке, показывал на мускулистую лодыжку мальчика. Он передал лупу Роману. В самом деле.
Это и было то, что они искали?
На лодыжке странного подростка виднелась, нарисованная или вытатуированная, короткая серия насечек, образуя новую пиктограмму.
— Вот оно, вот! — внезапно закричал Ян, вырывая у него из рук лупу и направляя ее на кольчатый посох. — Это не копье, Роман, это сцитал! Боже мой, возможно, это код!