Константин КрыловПеснь победителяК десятилетию выхода в свет книги Ричарда Маккея Рорти «Обретая нашу страну»
Земля плывет, как белый авианосец «Индепендент» в синем океане пространства. И хотим мы этого или нет, на капитанском мостике стоит элегантная Америка, обветренная, как скалы. Ее флаг развевается выше всех. Она это заслужила. Другого транспорта нет и не предвидится. Мы вольны только выбрать себе место: в грязном трюме вместе с бедными и варварскими режимами или в штурманской рубке, где «иглой на разорванной карте» НАТО отмечает свой дерзостный путь — курс, которым в XXI веке последует за ним все человечество.
Ах, Америка — это страна, Там гуляют и пьют без закуски.
Американской философии часто отказывают во внимании, обосновывая это трояко.
Во-первых, отрицается само существование какой бы то ни было «американской философии», особенно на фоне достижений философии европейской или даже восточной. Предполагается, что в Америке нет сколько-нибудь значительных философов, а те, что известны под именем таковых — в лучшем случае университетские преподаватели (если, конечно, не считать выписанных из Парижа европейских знаменитостей, вояжирующих по Новому Свету с лекционными курсами).
Между тем, подобный снобизм необоснован. Джеймс[1], Сантаяна, Дьюи, или даже Ричард Рорти вполне могут быть названы оригинальными мыслителями.
Во-вторых, «американская философия» — в том случае, если ее существование все-таки признается — третируется на том основании, что она не имеет никакого влияния даже в собственной стране, и является досужей игрой ума нескольких профессоров, неспособных повлиять даже на убеждения собственных студентов, и уж тем более не имеющие никакого веса в глазах американского общества.
Эта картина отчасти верна: непосредственного влияния американской философии на американское общество нет. Однако, философия — это не продукт массового спроса, особенно в Америке, являющейся классическим образцом сегментированного общества с хорошо выраженными стратами. Американской мыслью интересуется прежде всего американская элита, публика же приучена довольствоваться популярным фрейдизмом и тому подобной овсянкой. В очень редких случаях философские симпатии «больших людей» становятся предметом внимания широкой публики (как, например, в случае Дж. Сороса, активно рекламирующего воззрения К.Р. Поппера), но такие примеры нехарактерны. Сочинения философов интересны лицам, принимающим решения, а не лицам, исполняющим эти решения, и уж тем более — являющимся объектом исполнения чужих решений.
В-третьих, даже те, кто замечают существование какой-то «американской мысли» и признают ее значимость, зачастую склонны рассматривать ее только как продукт для внутреннего потребления, то есть как что-то наподобие бейсбола: да, есть такая забавная игра, в которую играют американцы, но какое отношение это имеет к нам?
Что ж, это, опять же, не лишено смысла. Но, поскольку Америка сейчас безраздельно правит миром и это положение дел не изменится в обозримом будущем, «внутренние» дела этой страны являются крайне важными для «внешнего» мира — причём, как правило, куда более важными, чем внутренние. Всё, происходящее в Америке, проходя через увеличительную линзу её гипермирового величия, приобретает гигантские размеры. Достаточно сравнить информационный отклик от американских и неамериканских событий. Рождение бегемота в провинциальном американском зоопарке — более значимое событие для мира в целом, чем смерть десятков тысяч людей в Индонезии или Бирме. Любой американский третьесортный романчик весит на мировых весах больше, чем вся «русская классика» — сравните хотя бы тиражи и доходы. А уж решения американской элиты имеют несоизмеримо большой вес, чем попискивание наших президентиков, премьерчиков и прочих политических и духовных недомерков — а значит, интеллектуальные конструкции, что влияет на решения этих сверхлюдей, тоже имеет огромный, ни с чем не сравнимый вес. Несоизмеримый, по крайней мере, с весом безмазовой болтовони каких-нибудь, скажем, «европейских поцмодернистов», которых у нас до сих пор с наслаждением нюхают. Американцы, впрочем, тоже иногда не прочь разлакомиться духовитым французским сырком и поразвлекаться смешным фуканьем интеллектуальных вояжёров, но относятся к этому именно как к баловству: попробовать можно, но это же не еда. Настоящая еда — это старое доброе жареное мясо. Так и здесь: по-настоящему умны и башковиты только американцы, недаром же они Намба Ван и правят миром, не так ли? Значит, в серьёзных случаях надо думать своей американской головой. Как именно думают американские головы — это вопрос, бесконечно важный для мира в целом. Потому что как они решат — то с нами и сделают. А нам важно, что с нами сделают американцы, раз уж мы перестали быть субъектами действия (а мы ими быть перестали, проиграв историю[2]). Значит, надо ловить ветер и читать с хозяйского лица, что у него, у хозяина, сегодня на уме — и что у него будет на уме завтра…
Нельзя сказать, что этого не понимают. Понимают, ещё как. Но при всём том по отношению к американской политической, философской и религиозной культуре у нас царит странное безразличие.
Например, практически никто не интересуется религиозными взглядами Президента США и его ближайшего окружения. Теологическая доктрина диспенсационизма (обосновывающая богоизбранность еврейского народа с христианской точки зрения) практически неизвестна российскому интеллектуальному сословию, которое продолжает жевать жвачку про «либеральные ценности» (или, для совсем замшелых — про «бездуховную материалистическую идеологию Запада»). Между тем, именно диспенсационизм сделал возможным уникальный иудео-христианский союз, на котором, собственно, и базируются многие американские политические, экономические и культурные реалии…
Но это в сторону. Для начала следует заучить азы, а потом уж читать по складам. Займёмся самыми азами американской интеллектуальной культуры.
В качестве учебного пособия — этакого букварика для умственно отсталых, каковыми мы все являемся по отношению к американцам — мы возьмём маленькую, давно опубликованную (в 1998 году, ровно десять лет назад) и неоднократно отрецензированную книжку Ричарда Рорти, великого американского философа-прагматиста. Забегая вперёд — великого прежде всего тем, что он американец: напомним ещё раз, что американцам свойственно величие по дефиниции, ибо американцы сами определяют масштабы своего величия.
Книжка была спущена со стапелей «под войну в Югославии» (ещё ту, первую, когда кто-то копошился и возмущался, хи-хи), и ориентирована — что для нас ценно — именно на американскую аудиторию[3]. Которой обычно говорят больше, чем аудитории внешней: в конце концов, каждый американец может стать Президентом, а поэтому он не должен пребывать совсем уж в неведении о том, в какой удивительной стране он живёт и к каким деяниям имеет честь быть причастным в качестве её гражданина. В тот момент приоткрыть эту завесу было нужно — чтобы напомнить среднеобразованному американцу о тех ценностях, которыми живёт алмазное сердце Сияющего Града На Холме.
Повторимся: серьёзная американская мысль обращена к элите, не к массам (пусть и сверхпривилегированным массам полноправных господ-американцев). Поэтому особых откровений в этой книжке мы не найдём. Но отблеск того сияния, которое озаряет души избранных Внутреннего Круга, слушателей закрытых лекций Лео Штрауса или иных столпов американской мысли, в ней всё ж можно разглядеть — хоть контуром, хотя бы тонкой, тающей линией. Большего мы недостойны.
Называется книжка просто и веско, как всё американское: «Обретая нашу страну: политика левых в Америке в XX веке».
Ричард Маккей Рорти — американский философ-неопрагматист. Он прожил долгую и успешную, как сама Америка, жизнь. Родился он 4 октября 1931 года в Нью-Йорке, и был единственным ребёнком в семье. Его мать, Винифред Рорти, была дочерью известнейшего американского баптистского теолога Уолтера Раушенбуша, автора социальной концепции современного баптизма и ключевой фигуры в Евангелическом социальном движении США. Немецкие корни, кстати — хороший тон для американского мыслителя; некоторые из величайших американских умов были импортированы прямо из Германии. Лучшие из них были, конечно же, немецкими евреями, как Поппер или Штраус: святая кровь в стране святой крови — Америка может быть уподоблена золотому кольцу, оправе, в которой в качестве бриллианта сияет Избранный Народ. Но «просто немецкая кровь» — тоже неплохо: Америка, в сущности, очень немецкая страна, несмотря на язык. Надо сказать, для понимающих людей вопросы крови — самые важные вопросы в мире; вопросы теологии — тоже. Кровь и Бог — вот то, чем следует интересоваться в первую очередь, всё остальное глубоко вторично…
Разумеется, отец его был троцкистом.
Рорти сделал обычную для американского интеллектуала карьеру — образование в Чикаго, PhD в Йеле, потоптался на ниве традиционных для американского интеллектуала темах, пережил пару переворотов во взглядах. От радикального марксизма, унаследованного от отца, он, так сказать, взял лучшее. Профессорствовал в Университете Вирджинии, потом занимался сравнительным литературоведением в Стенфорде.
Как мыслитель он был эффективен. Его первая книга, заслужившая внимание публики — «Философия и зеркало природы» — вышла в 1979 году и довольно часто именуется «наиболее важным вкладом в метафилософию со времен Канта». Понятно, что это преувеличение, сделанное в коммерческих целях, но оно внушало доверие. К тому же, напоминаем ещё раз, книгу написал американец, а всё, отмеченное печатью американского гения, превосходит всё неотмеченное просто по определению.