– Скэр? – шёпотом позвал я.
Тишина.
Он спал ко мне спиной. Я слабо потрепал его по плечу.
– Мгм? – сонно промычал он. – Что?
– Спишь?
– Нет, не видишь, в шахматы рублюсь. – Он снова зевнул. – А ты?
– Не могу заснуть.
– Ну давай вместе… – Лоу, кажется, снова засыпал.
– Я хочу встретиться и поговорить с Оскаром.
– Что-о-о? – Скэр перевернулся ко мне лицом. – Нехило тебя брат приложил.
– Он меня не бил.
– Что Гедеон тебе сказал? – Лоу тёр глаза, пытаясь проснуться. Он посмотрел на электронные часы на столе. Два часа ночи.
– Чтобы я держался подальше от Вотермила.
– А ты что задумал?
– Э-э… поговорить с ним.
Я не видел лица Скэра в темноте, но догадывался, что он думает о моих умственных способностях.
– Зачем? – жёстко спросил Лоу после небольшой паузы.
– Ну… просто… – Я не знал, как объяснить. – Хочу понять, почему он так поступил.
Скэриэл приподнялся на локте. Его голос зазвучал над моей головой.
– Потому что он мудак.
– Это не объяснение. Я хочу понять его мотивы. Иначе я не успокоюсь.
– Чистокровные все такие ранимые пташки или только ты? – с иронией спросил Лоу.
– Да пошёл ты. – Я отвернулся от него.
Скэриэл улёгся и выдохнул, как будто разговор со мной был выше его понимания.
– У меня есть связи в этом клубе, я могу поспрашивать про Оскара, – тихо проговорил Лоу, когда я решил, что он уже дрыхнет без задних ног.
– Получится? – с сомнением спросил я. – Это не опасно?
– Ну… Гедеон мне жопу не надерёт, как тебе. – Я услышал тихий смех за спиной.
– Спасибо. – Я снова повернулся к нему лицом.
– Спасибо будешь Фанни говорить. А мне ты обещал день в македонском стиле.
– Боги, ты всё ещё это помнишь, – простонал я в подушку.
– Да, Искандер, филэ помнит все твои обещания.
– Твою ж мать…
Скэриэл громко рассмеялся. Я шикнул, зажимая ему рот рукой.
– Давай спать, – успокоившись, предложил Скэр. – Я, считай, глаз не сомкнул прошлой ночью.
– Спи.
– А ты представляй Оливию и засыпай, – подленько захихикал Лоу.
Только представлять мне и оставалось.
– Просто заткнись, Скэр. – Я столкнул его с кровати. Падая, он потянул за собой наши одеяла.
– Не мёрзни там наверху, – сквозь смех услышал я откуда-то с пола Лоу. – Ты влюблён в Оливию уже год. И как продвинулись ваши отношения? Она хоть знает о твоём существовании?
– Наши родители дружат, и мы с ней в одном классе. Конечно, она знает обо мне, придурок, – прошипел я, затем взял подушку, замахнулся и бросил в него.
– Ой, – издал он от внезапного удара. – Да она даже твоего имени не знает. Помнит, небось, только что ты сын мистера Хитклифа. Они с братом как приклеенные ходят. Это вообще нормально?
– Они близнецы. У нас нет близнецов, мы не можем осуждать их связь.
– Оки-доки, правильный ты наш. – Лоу залез обратно в кровать. – А теперь спать.
– Поставь будильник на восемь утра. Ты должен успеть перебежать в свою спальню до прихода Сильвии. Завтрак в десять.
– Я помню, – сонно пробубнил Скэриэл. – Не впервые у тебя ночую.
– Зато впервые со своей кроватью.
– Что толку от неё, я всё равно здесь.
– Я тебя тут не держу, – сонно ухмыльнулся я. Кажется, и меня уже клонило в сон.
– Ты же знаешь, я не могу заснуть один. – Скэриэл по горло укрылся одеялом и через минуту засопел.
Засыпая, я подумал о том, что мне нужно будет тайно достать номер телефона Оскара и связаться с ним. Я боялся Гедеона как огня, но мне казалось, что от меня что-то скрывают. И впервые в жизни я не захотел прятать голову в песок.
VIII
В понедельник утром Кевин повёз меня в лицей. Немного сонный, я сидел на заднем сиденье автомобиля и переживал по поводу того, что сегодня в обед отец возвращается из командировки. Он прилетит, когда я буду на занятиях, и вечером мы всей семьёй усядемся ужинать. Я был уверен, что Сильвия и Гедеон доложили ему о последних событиях.
По случаю его приезда Сильвия предложила после обеда встретиться у магазина мужской одежды и подобрать мне новые рубашки. У меня не было никакого желания тратить свободное время в примерочной, сменяя рубашку за рубашкой, а если ей ещё вздумается присмотреть мне новые брюки, то мы точно могли застрять там часа на три. Я не любил хождение по магазинам и оттягивал эти поездки, как мог. В отличие от меня, Сильвия получала большое удовольствие от того, что руководила консультантами – они кружились вокруг неё, как рабочие пчёлки вокруг главной матки, – подбирала мне костюмы, трогала ткани, уточняла размеры. Она носила с собой сантиметровою ленту и постоянно снимала с меня мерки, словно личный портной, приговаривая: «Господин Готье, вы слишком быстро растёте», продолжая обсуждать с консультантами бренды, тренды, принт, крой и фасон. Пока я торчал в примерочной, механически застёгивая и расстёгивая пуговицы и раздражаясь, почему в моду никак не войдут рубашки на молнии, Сильвия умудрялась подружиться со всеми работниками магазинчиков в радиусе ста метров. Возможно, поменяйся мы с ней местами, я бы тоже любил ходить за покупками, если большую часть времени мне нужно было бы сидеть на мягком диванчике, попивать хороший кофе или коктейль и говорить: «Ой, нет, господин Готье, это не ваш цвет», «Эта рубашка вас полнит», «Может, подойдёт на размер поменьше…» или «Давайте взглянем на рубашку пастельного оттенка».
Я тяжко вздохнул, и Кевин улыбнулся мне в зеркале заднего вида. В ответ я натянул вымученную улыбку.
– Господин Готье, у меня всё не было случая с вами поговорить и извиниться, – нерешительно произнёс он. Продолжая думать о ненавистном походе по магазинам, который мне предстоял, я не сразу понял, что он сказал.
– За что? – Если мне не изменяла память, у Кевина не было поводов чувствовать за собой вину, тем более передо мной.
– Вы позвонили тогда утром, и я собирался за вами ехать, но господин Гедеон сказал, что вас заберёт.
– Пустяки. – Я искренне улыбнулся ему. – Ты ни в чём не виноват.
Кевин с облегчением посмотрел на меня и вернулся к дороге. Он был полукровкой, как и все работники в нашем доме. Мне было лет десять, когда Кевин устроился моим водителем. Помню, в первые дни я с интересом разглядывал его рыжие волосы. Они так отличались от того, что я привык видеть. В то время я стеснялся с Кевином заговорить (да что там заговорить, я стеснялся показаться ему на глаза), поэтому ходил за ним по пятам, сохраняя, как мне казалось, безопасную дистанцию, смотрел исподтишка, с любопытством изучая рыжего незнакомца.
Однажды он завернул за угол, направляясь в домик, где мы хранили всякую всячину, вроде лестниц, старых велосипедов, садовых ножниц, грабель и лопат. Я ринулся за ним, боясь упустить. Мне нравилось играть в шпиона и следить за ним, так что я упустил, что Кевин давно заметил меня и бессмысленно наматывал круги вокруг дома, чтобы развлечься. Когда я завернул за угол, он внезапно появился перед мной.
– Бу! – крикнул он и рассмеялся громко, заразительно. От испуга я вскрикнул и упал. Кевин протянул мне руку и, посмеиваясь, сказал: – Господин Готье, я с удовольствием поиграю с вами, но вам пора на обед.
Со мной учился в одном классе Леон Кагер. Из всех папиных друзей, чьи дети могли стать моими потенциальными товарищами по шалостям, Леон был наиболее подходящей кандидатурой. С виду худой, словно его кормили в последний раз в прошлом месяце, Леон был выносливым и сильным. Он занимался балетом с пяти лет. Его обманчивая хрупкость не раз играла с ним злую шутку. Раньше Леон часто становился жертвой насмешек со стороны старшеклассников, но никогда не жаловался и не подавал виду, что его это как-то задевает. Старшеклассники толкали его в коридоре, пинали рюкзак, а в столовой нелепо изображали балетные па, как только Леон появлялся с подносом. Иногда он отсутствовал на занятиях из-за ежедневных тренировок, репетиций своих партий и выступлений. В силу забитого графика и отличной физической формы его освободили от всех спортивных занятий и мероприятий в лицее. Из-за этого я очень ему завидовал.
Впервые я увидел его на сцене, когда мистер Кагер, его дядя, пригласил всех в Королевский театр. Мама с Габриэллой были в таком восторге, что мы приехали аж за час до начала. На первом этаже театра открылась выставка фотографий истории балета, которую с большим энтузиазмом рассматривала мама, утянув за собой Гедеона. Габи попросилась за кулисы, я не знал, осуществима ли её прихоть, но когда сестра чего-то хотела, она была очень настойчива. Мы с ней отправились блуждать по зданию.
Прошло полчаса, прежде чем мы увидели артистов театра. Габи открыла рот от восхищения. Девушки в ярких костюмах поправляли макияж, щебетали, смеялись, повторяли движения. Почти все были чистокровными. Повсюду витал запах духов и лака для волос. Они нас не замечали и были увлечены подготовкой к выступлению. Мне пришлось приложить усилия, чтобы оттащить Габриэллу оттуда.
Мы прошли дальше, и в одной из комнат внезапно раздался громкий треск, словно что-то вдребезги разбилось. Габриэлла испуганно прижалась ко мне. Полукровки-работники подскочили и ринулись к приоткрытой двери.
– Мистер Кагер, пожалуйста, успокойтесь.
– Нет, нет, нет. – Леон, мой одноклассник, вырывался из чужих рук. Он был в костюме и сегодня должен был исполнять сольную партию в постановке. – Мне нечем дышать…
Кажется, он опрокинул большое зеркало. Повсюду валялись осколки.
– Воды! – крикнула девушка, отталкивая нас. – У кого-нибудь есть бумажный пакет?
Я взял Габи за руку, и быстрым шагом мы покинули это место. Габриэлла очень переживала за Леона, но, к нашему облегчению, он прекрасно выступил и сиял на сцене. Чуть позже я узнал, что у него бывали панические атаки перед выступлениями.
Когда прозвенел звонок, в класс вместе с преподавателем вошёл Леон. Он опустил голову, словно провинившийся мальчишка, и выглядел бледным, как полотно. Светлые волосы упали на лицо, но я даже со своего места видел тёмные круги под глазами. Его шея была обвязана медицинским бинтом. Преподаватель что-то шепнул ему на ухо, и Леон, не поднимая головы, прошёл и уселся на своё место рядом со мной. У нас были раздельные парты.