я, нам нужно за смокингом.
– Леон не против?
– Не, всё в порядке. Джером останется у тебя сегодня?
– Наверное. – Лоу пожал плечами.
Мы вошли в дом. Джером спал на диване.
– Я могу как-то помочь ему с поиском работы? – шёпотом спросил я, когда мы поднимались по лестнице. Скэриэлу нужно было переодеться, прежде чем поехать за смокингом.
– Не знаю, может, да. Я поговорю с ним. Пусть сначала проспится. – Он скрылся в своей комнате, и до меня донеслось: – Я быстро!
Я набрал Кевина, предупреждая о том, что через пару минут мы выйдем.
– Готово. – Скэриэл появился в дверном проёме в чёрной водолазке, брюках и кедах. – Так пойдёт?
– Да, вполне, всё равно мы сейчас будем подбирать новый костюм.
Я серьёзно посмотрел на Лоу.
– Хочу кое-что сказать насчёт Леона. Это должно остаться между нами.
– Не томи. – Он оперся спиной о стену и с любопытством уставился на меня.
– Он не любит прикосновения, не знаю, с чем это связано, просто не прикасайся к нему и слишком близко не подходи, если он первым не приблизится. Я, кстати, иногда сам забываю об этом.
– Это типа нервное? – спросил Скэриэл.
– Не знаю, просто говорю как есть.
– Но разве в балете он не делает все эти поддержки? Там полно прикосновений.
– Я думал об этом, но лично не спрашивал. Может, он разделяет балет и остальную жизнь, – неуверенно предположил я. – Ещё у него бывают панические атаки.
– Да ему нужен хороший психиатр или психолог, кто там лечит такое?
– Не знаю, – выдохнул я. – Это всё, что я хотел сказать тебе.
– Какой он в лицее? У него там бывают панические атаки? – шёпотом спросил Скэриэл, спускаясь по лестнице.
– Он там тихий как мышь. Я не видел панических атак в лицее, но он держится молодцом. Причин для паники на учёбе у него хватает, – ответил я тихо, когда мы уже были в холле.
– Плохо учится?
– Нет. Его достают все, кому не лень.
– Серьёзно? Я думал, что чистокровных не трогают, – проговорил Скэриэл. – Разве вы не дети самых богатых и влиятельных семей? У вас в принципе не бывает проблем.
Мы вышли и направились к припаркованной у дома машине. Скэриэл радостно помахал рукой Кевину, сидевшему за рулем, и тот ответил широкой улыбкой.
– Я многого не знаю о жизни в Запретных землях, а вот ты не знаешь, какие страсти кипят в жизнях чистокровных октавианцев. – Мы почти подошли к машине, когда я повернулся и сказал ему тихо, чтобы Кевин не услышал: – Да, мы не страдаем от голода и у нас есть деньги и возможности, только это не залог хорошей жизни.
– Это залог жизни в принципе, – съязвил Лоу, – легче страдать с набитым животом и в тёплой постели.
– Не спорю. Просто прошу тебя не судить всех чистокровных только потому, что тебе кажется, что мы прекрасно живём. Иногда у Леона появляется такой затравленный взгляд, что я начинаю думать, что он скрывает что-то кошмарное в своей жизни. Но он танцор балета, а они ведь артисты. Он хороший актёр.
– И кто же обижает Кагера? – спросил Скэриэл.
– Другие чистокровные.
XII
Я наотрез отказался заезжать в магазин, в котором так любила мучить меня Сильвия. Кевин довёз нас до маленького и уютного ателье у самой границы Центрального района; здесь работал его двоюродный брат. Портной по имени Томас, как две капли воды похожий на Кевина, только чуть старше, с пышной рыжей бородой и широкой тёплой улыбкой, встретил нас в дверях и с энтузиазмом закидал вопросами: «С какой целью приобретаете костюм?», «Это для премьеры “Жизель”?», «Какой предпочитаете цвет: чёрный или тёмно-синий?», «Какой формы лацкан?», «Пуговицы или запонки?», «Итальянский или английский стиль?» «Галстук или бабочка?», «Лакированная или кожаная обувь?»
– Эээ… – произнёс я, борясь с диким желанием спрятаться за широкой спиной Кевина. Скэриэл выглядел таким же сбитым с толку и поэтому мало чем мог мне помочь.
– Том, полегче, – рассмеялся Кевин, удобно устроившись на высоком стуле у входа. – Им всего лишь нужен костюм на вечер.
– На вечер?! – Том расстроенно посмотрел сначала на брата, затем на нас. – Но костюм шьётся не менее четырёх недель. Три недели, если всё делать в спешке. Мне нужно снять мерки, создать лекала, раскроить ткань, а крою я вручную! Это вам не бездушный автомат. А еще всё сшить… Не меньше трёх недель.
В конечном счёте мы потратили час на поиски подходящего смокинга для Скэриэла, и большую часть времени Томас мучил нас лекцией по истории создания костюма. Под конец его поучительных речей мы уже могли похвастаться тем, что понимали разницу между пикообразным и прямоугольным лацканом, были осведомлены о том, что белые смокинги лучше для летнего периода, а значит, сейчас уже неактуальны, и если руки растут из жопы, то бабочка-самовяз – это дохлый номер.
Когда мы с облегчением сели в машину, то, глядя на Скэриэла, любой мог решить, что он истинный ценитель моды. Мы купили чёрный смокинг в итальянском стиле с шалевыми лацканами, белоснежную рубашку с запонками, чёрную бабочку-самовяз (потому что у Кевина руки растут из нужного места, и он вызвался нам помочь), лакированную обувь без лишних элементов и белый шёлковый платок-паше, показавшийся нам со Скэриэлом абсолютно бессмысленным клочком ткани.
– Моя голова забита всеми этими терминами, но я уверен, к завтрашнему утру не вспомню ничего из того, о чём рассказывал Том, – поделился со мной Скэриэл, и я с ним горячо согласился.
Последние пятнадцать минут в ателье мы спорили, кто будет платить за покупки. Я считал, что должен оплатить их сам, потому что пригласил Скэриэла на выступление Леона и в ответе за эти непредвиденные расходы. Смокинг со всеми вытекающими дополнениями обошёлся в кругленькую сумму, ателье, пусть и на границе Центрального района, всё равно оказалось местом дорогим, и я был против того, чтобы Скэриэл взваливал на себя такие траты. Тем более первоначально я думал, что мы закажем смокинг по его меркам, а это как минимум утраивало стоимость покупки. Кто ж знал, что заказывать одежду в ателье нужно заблаговременно. Всем этим обычно занималась Сильвия.
В свою очередь, Скэриэл парировал, что покупки для него, а следовательно, он должен оплатить их из своего кармана. По мнению Лоу, я и так много на него трачу – что, конечно же, являлось абсурдным утверждением, – и ему неудобно сидеть у меня на шее. От последней фразы я чуть было не оскорбился.
Так бы мы и спорили как два упёртых барана, ведь каждый считал своим долгом взять расходы на себя, но Кевину и Томасу, видимо, надоел наш детский спор; они взяли всё в свои руки. Кевин отвлёк Скэриэла разговорами о Запретных землях, а Томас в это время подвёл меня к кассе, где я молниеносно воспользовался своей банковской карточкой. Конечно, Лоу негодовал, но быстро сменил гнев на милость.
– Спасибо, – тихо проговорил он, когда мы подъезжали к его дому. – Но тебе не нужно было этого делать.
– Это того стоило, – улыбнулся я. – Мы с Габриэллой заедем через час. По дороге купим букет. – На этих словах мы попрощались.
Стоя в главном холле Малого театра, мы, как полагается, оставили верхнюю одежду в гардеробе. Оба в смокингах; мой сшит на заказ два месяца назад – всё благодаря предусмотрительной Сильвии; тёмно-синий итальянский смокинг с заострёнными лацканами, классическая шёлковая сорочка с воротником-стойкой с уголками и шейный платок. Если бабочка-самовяз казалась жестокой насмешкой над нашими кривыми руками, то для того, чтобы повязать шейный платок в красивый узел, нужно было по меньшей мере продать душу дьяволу.
В нашей семье шейные платки больше всех обожал Гедеон. Он с лёгкостью отличал аскот или пластрон от классического фуляра, как заклинатель змей виртуозно управлялся с этим аксессуаром и мог за долю секунды сотворить изысканный узел. Но, к счастью, Сильвия тоже владела этим талантом. Боюсь, попроси я помощи у Гедеона, он бы меня удавил.
Габриэлла в пышном белом платье вприпрыжку наматывала пятый круг вокруг нас. Иногда она замирала и вытягивала одну ногу назад, при этом вставая опорной на полупальцах. Я знал, что это называется арабеском, потому что Габриэлла последние два дня только и делала, что говорила о Жизель и пыталась станцевать её партии. Все мои познания в балете сводились к трём словам, которые я был ещё в силах выговорить: арабеск, аллегро и адажио. Хоть французский я изучал, но бросаться балетными терминами не решался.
У меня в руках был увесистый букет красных роз, который я планировал послать в гримёрку Леону.
– Что это? – спросил Скэриэл, держа в руках тонкий белый конверт, протянутый мной минуту назад. Он поднёс его к лицу и уловил цветочные нотки. – Ты его надушил? – Он удивлённо выгнул левую бровь.
– Это открытка Леону, – ответил я запоздало, пытаясь удержать букет и проверить наши места на билетах. – В цветочном салоне намудрили. Я сказал, что букет нужен для балетной постановки, и забыл уточнить, что подарю не девушке.
– Можно прочитать? – хитро улыбнулся Лоу.
– Валяй. Там ничего такого, – пожал я плечами. – Надо будет букет с конвертом передать в гримёрку.
– Мы не будем дарить лично? – спросил Скэриэл, доставая открытку.
«Леон,
Мы с радостью насладимся твоим выступлением,
Готье, Габриэлла и Скэриэл
P.S. Не знал, какие цветы ты любишь, поэтому решил по классике выбрать розы»
– Я не хочу его тревожить перед выступлением. – Вспоминая панические атаки Леона в тот день, я не желал добавлять ему ещё больше стресса появлением с Лоу. – В зал цветы нельзя проносить. Наилучший вариант будет передать через капельдинера.
– А капельдинер это?.. – прищурившись, спросил Скэриэл.
– Работник в театре, билеты проверяет и за порядком следит.
– А меня точно пропустят? – остановилась и взволнованно проговорила Габриэлла. – Мне нет десяти лет.
– О чём это она? – спросил Скэриэл, с удивлением уставившись на меня.
– На вечерние спектакли не допускаются дети до десяти лет, – ответил я, взглянув на наручные часы. До начала оставалось ещё полчаса.