– Это странно, – только и мог я сказать.
– Не то слово. Поэтому я хотел бы попросить тебя помирить нас. – Оскар наклонился ко мне чуть ближе.
– Не думаю, что это в моих силах, – неуверенно ответил я, отстраняясь. – В последнее время он ходит мрачнее тучи.
– Что случилось? – серьёзно спросил Оскар.
Эта резкая перемена меня озадачила. Секунду назад Вотермил выглядел так, словно готов броситься на колени и просить о помощи, но, услышав о том, что у Гедеона, возможно, проблемы, мигом превратился в грозное оружие, способное прорваться сквозь все преграды, чтобы защитить моего брата.
Тут меня осенила идея. Оскар и Гедеон были друзьями детства. Возможно, Оскар знал Люмьера.
– Его друг детства – Люмьер.
– Уолдин? Люмьер Уолдин в городе? – удивлённо спросил Оскар.
– Наверное… Я знаю только это имя. Он был у нас в гостях.
Оскар поднялся и застыл.
– Мне нужно поговорить с Гедеоном, – бросил он и стремительно зашагал к выходу.
– Что? – После секундного промедления я бросился за ним. – Зачем?
Оскар внезапно повернулся ко мне, так что я чуть не врезался в него.
– Где сейчас Гедеон?
– Не знаю, – недовольно выдал я. Хотелось ещё бросить: «Какого чёрта ты решил, что он вообще мне докладывает о своём местонахождении?»
– Иди домой, Готье. – Он положил тяжёлые ладони мне на плечи. – Спасибо, что пришёл, – сказав это, Оскар развернулся и торопливо направился к выходу.
Я медленно вернулся к скамейке, сел и посмотрел на висящую на стене картину. Рабочий день музея подходил к концу. Я остался один в малом зале. Только я и большая картина Рубенса. Мне не хотелось домой. Я беспокоился, что упоминание Люмьера было лишним и теперь это повлечет ещё больше проблем. Я не стал писать Кевину, чтобы он забрал меня. Молча вышел из здания музея и пошёл по улице. Бесцельно бродить, как полукровка – когда ещё удастся такое провернуть. Шёл, не разбирая дороги. Прошло несколько минут или полчаса, я не знал. В голове настойчиво билась единственная мысль: «Я всё испортил».
Кто-то высокий перегородил мне дорогу. Не поднимая головы, я попытался обойти его, но незнакомец, словно играя, снова встал у меня на пути.
– Младший брат Гедеона Хитклифа, верно? – спросил парень. На нём было лёгкое тёмное пальто, больше похожее на военный мундир.
– Возможно, ты уже слышал обо мне. Я – Люмьер Уолдин, – произнёс он дружелюбно и протянул руку для пожатия.
XVII
– Давай зайдём в ближайший ресторан, я был бы не прочь выпить, – предложил Люмьер. Он увидел моё озадаченное выражение лица и поспешно добавил: – И поговорим.
Я в нерешительности кивнул.
Можно было отказать, но любопытство взяло верх. За один вечер повстречавшись с Оскаром и Люмьером, теперь я боялся представить, какое наказание ждёт меня от Гедеона. Здравомыслие в последние недели отступило на задний план, уступив место безрассудству.
Люмьер шёл быстро, я еле поспевал за ним. Он был высокий, крепкий, с короткой стрижкой, в тёмном военном мундире. По-приятельски улыбнувшись мне, он остановился напротив яркой вывески и пропустил вперёд.
Заведение оказалось одним из тех дорогих ресторанов, куда вы приходите напиться. В помещении было накурено. Чистокровные сидели за столиками, на которых стояло по несколько бутылок крепкого алкоголя, шампанское в ведёрке со льдом и закуски – сырное ассорти.
Мы расположились у одного из столиков. Мне было некомфортно находиться здесь, учитывая мой возраст. К нам поспешно подошёл метрдотель. Он выглядел нервным, то и дело кидал на меня недовольные взгляды. Я почувствовал себя дворняжкой, по ошибке забредшей в мясную лавку.
– Добрый вечер, мистер Уолдин, мы рады, что вы снова заглянули к нам, – с почтением поклонился он. – Но могу ли я узнать, сколько лет вашему спутнику?
– Он несовершеннолетний, но смею вас заверить, что он не притронется к алкоголю. – Люмьер проговорил это, глядя на меня, отчего я смутился. – Даю слово.
– Да, но по правилам нашего ресторана мы не принимаем граждан, не достигших девятнадцати лет, – продолжил метрдотель с озабоченным видом, попутно передавая Уолдину меню и винную карту. В его голосе поубавилось решительности после ответа Люмьера.
– Вы собираетесь выгнать моего друга? – беззлобно спросил тот, как будто потешаясь над ситуацией.
– Нет, что вы, мистер Уолдин, – неуверенно продолжил метрдотель, – только…
– Вот и закончим на этом, – громко проговорил он тоном, не терпящим возражений, и настойчиво повторил: – Закончим.
– Да, конечно, – учтиво согласился метрдотель.
Он пару секунд потоптался возле нас, кивнул и ушёл прочь.
– Всегда сюда прихожу, если бываю в центре Ромуса, – добродушно произнёс Люмьер.
– Откуда вы?
– Родился здесь, в центре, но, когда мне было пять лет, мы переехали на север. – Он расстегнул две верхние пуговицы на мундире. – Потом поступил в Пажеский корпус, но решил вернуться.
Пажеский корпус. Я во все глаза уставился на Люмьера. Он был кадетом элитного военного учебного заведения – главного соперника Академии Святых и Великих. В Пажеский корпус принимали только детей из первых чистокровных семей, приближённых к императору; на сегодняшний день – приближённых к Совету старейшин. Это место также славилось очень сложными вступительными экзаменами. Уровень тёмной материи должен быть значительно выше обычного стандарта, требуемого при поступлении. Учёба в корпусе, постоянное проживание в пансионе – всё это было доступно только тем, кто прошёл строгий отбор.
Официант вернулся спустя недолгое время, и Люмьер заказал вино. Мне он предложил морс. На вопрос о том, голоден ли, я ответил отказом. На этом Люмьер отпустил официанта.
Мы остались вдвоём, и Люмьер с интересом наблюдал за переменой на моём лице.
– Что-нибудь слышал о Пажеском корпусе?
– Мне нравится ваш девиз: «Чист, как золото, твёрд, как сталь», – выпалил я.
Он залился приятным звучным смехом.
– Да, этот девиз мы повторяли каждый день на утреннем сборе.
– Вы дружили с моим братом в детстве? – перешёл я в наступление.
Официант принёс бутылку вина, бокал и высокий стакан с морсом; быстрым, аккуратным движением наполнил бокал и без слов покинул нас.
– Пожалуйста, давай на «ты». Я старше тебя всего на четыре года. – Он потянулся к внутреннему карману и затем передал мне сложенную вдвое фотографию. – Вот, взгляни. Моё любимое фото.
На снимке два маленьких мальчика смеялись, держа в руках игрушечные мечи. У одного было миловидное лицо, светлые волнистые волосы – копия Габриэллы; в руках был щит.
– Гедеон всегда любил перестраховаться, – усмехнулся Люмьер, делая первый глоток.
– Он мне никогда о вас… – Я быстро исправился: – О тебе не говорил.
– Не виню его за это. После падения Октавианской империи мы потеряли связь друг с другом. Мои родители погибли в то время, и родственники забрали меня из центра Ромуса.
– Ты недавно был у нас дома… – начал я. В горле пересохло, и мне пришлось перед этим сделать большой глоток ягодного морса.
– Да, обрадовал Гедеона тем, что перехожу в этом месяце в Академию Святых и Великих. – Хитрая ухмылка появилась на его лице. – Он был очень рад.
Я чуть не разинул рот от удивления. Рад? Если под радостью он имел в виду, что брат разнёс гостиную, а потом ещё долго лежал убитый горем, то да, радовался он неимоверно. Я не мог понять, издевается надо мной Люмьер или нет.
– Почему ты переходишь на последних курсах? – поспешно спросил я.
– Мой опекун был против, чтобы я возвращался в Ромус, но этим летом он скоропостижно скончался. – Люмьер подался вперёд; хоть тема была печальной, говорил он без капли скорби. – Я давно рвался сюда. Это мой дом. Ещё вопросы?
Я отрицательно замотал головой. Мне показалось, что Люмьер Уолдин – та ещё тёмная лошадка, и мне нужно было обдумать всё сказанное. В голове копошился рой вопросов, но я не решался их озвучить.
– Я давно наблюдал за тобой. – Люмьер придвинулся ближе. – Прости, если это прозвучало немного странно или я лезу не в своё дело, но тот парень – полукровка, который крутится возле тебя, – откуда он так хорошо владеет тёмной материей?
– Что?
– Я понял, что он скрывает это, но…
– Скэриэл? Тёмная материя? – перебил я.
Я ни черта не понимал. О чём он говорит?
– Пусть тогда это останется вашей тайной, но передай ему, чтобы был осторожнее, – тихо произнёс он, а затем, пододвинувшись, спросил: – Вообще, я с тобой решил встретиться из-за другого дела. Ты слышал об императорском сыне, который выжил?
– Разве это не городская легенда?
Всё ясно, Люмьер – последователь семьи Бёрко и искренне верит, что где-то жив истинный наследник.
– Нет, – невозмутимо произнёс он. – Наследник жив. Когда ему исполнится девятнадцать, он должен будет взойти на престол.
Я лихорадочно соображал, что ответить. Есть такой тип фанатиков, которые верят в свою правду и закрывают глаза на неопровержимые доказательства. С детства нам говорили о том, что император Бёрко был слабым правителем, вся династия Бёрко – это большая головная боль для Октавии. Совет старейшин пытается возродить всё то, что погубил император за время своего правления.
– А что Совет старейшин? – Я озадаченно посмотрел на него.
– Эта свора шакалов первая сгинет после появления наследника. – Люмьер выразительно нахмурил брови.
«Мой отец состоит в этой своре!» – хотелось крикнуть мне, но я сдержался, сжав кулаки.
– Гедеон планирует войти в Совет старейшин.
– Гедеон опять пытается перестраховаться, но, когда наследник объявится, не будет уже никаких старейшин.
– Мой брат знает о наследнике?
– Да. – Люмьер допил вино и отодвинул пустой бокал. – Мой отец погиб при перевороте. Он отдал жизнь за Бёрко. Если потребуется, то я тоже отдам жизнь за наследника. Гедеону давно стоило ввести тебя в курс дела, но он считает тебя слишком маленьким для всего этого. Готье, я приехал в Ромус, чтобы находиться рядом с наследником.