Я проверил сообщения от Скэриэла. Ничего. Он не ответил. Поставив телефон на зарядку, я выключил свет и улёгся в кровать. Мы впервые так долго говорили с Гедеоном. Он не игнорировал меня, не отвечал с пренебрежением, сегодня он был просто моим старшим братом. Подсознательно я всегда хотел настоящих братских отношений, но Гедеон выстроил высокую прочную стену между нами, и как бы я ни пытался раньше не обращать внимания на это, мне было больно от осознания, что он не хочет со мной общаться.
За всеми этими происшествиями я позабыл, что на следующий день мне нужно было сдавать проект по Французской революции с Леоном, Оливером и Оливией. Сейчас эта групповая работа казалась бесполезной тратой времени. Будь это индивидуальное задание, прогулял бы завтра лицей, но я не мог подставить ребят.
В темноте я пошарил рукой в поисках смартфона. Вспомнив, что оставил его на столе, потянулся за ним и ругнулся, когда яркий свет экрана больно резанул глаза. Ни одного сообщения.
Ложиться было ещё рано, но делать ничего не хотелось. Я лежал в темноте, размышляя обо всём, что случилось. Вдруг пришла мысль, что, будь мама жива, ей бы понравился Скэриэл. Мама точно бы разрешила мне с ним общаться и объяснила бы всё отцу. Она с уважением относилась к полукровкам. Сильвия была для неё хорошей подругой. Она любила Кэтрин и Фанни. Она любила Кевина.
Я обещал, что навещу его, может, даже возьму Скэриэла с собой. Но теперь боялся, что Скэр не захочет продолжать нашу дружбу после того, как отец себя повёл. Может, поэтому он не отвечал на мои сообщения.
Во двор въехала машина. Габриэлла вернулась с занятий по хореографии. Я не вставал, продолжая лежать в темноте и прислушиваться. Представил, как Габи шустро выпрыгивает из машины и бежит к дому. Гувернантка поспешно шагает за ней. В доме раздаётся радостный крик сестры: «Я дома!» – и первым делом она всегда бежит к отцу, чтобы чмокнуть его в щёку и рассказать, как прошёл её день.
Но сегодня отец плохо себя чувствует, и Сильвия, скорее всего, попросит Габи подняться в свою комнату, чтобы переодеться к ужину.
«Больше ничего не будет как раньше», – пронеслась в голове грустная мысль.
Спустя пару часов метаний по кровати я начал засыпать. Сквозь сон услышал вибрацию от входящего сообщения. Наконец Скэриэл ответил!
Я протянул руку и ухватился за смартфон. К моему удивлению, это был Оливер.
«Готьеее, пррриивет»
«Ты дма?»
«Дома?»
«Я щас приеду»
Я уставился на эти сообщения в полном недоумении. Несколько минут обдумывал, как бы повежливее переспросить, но в конце концов сдался и написал прямо:
«Да, дома. Ты пьян?»
К счастью, ответа не последовало. Я попялился в смартфон ещё пару минут и положил его на место. В любом случае, встречусь с Оливером завтра в лицее и поговорю с ним насчёт этих сообщений. Спал я тревожно, мне снилось, что Скэриэл прислал мне сообщения, но я по ошибке их удалил.
XXII
Скэриэл вошёл в дом. Его губы кровоточили, щека слегка припухла, а тёмные волосы находились в полном беспорядке. Ослепительная улыбка его говорила о том, что вечер прошёл на ура, но внешний вид в целом констатировал обратное.
Он уехал с Хитклифом и Эдвардом около часа назад. Я привык, что меня не посвящают ни в какие дела, пока Скэриэлу не понадобится моя помощь. Тем более выглядеть назойливым при чистокровном я не хотел. Пока они шумно собирались, бегали, толкали друг друга и смеялись, я отсиживался в своей комнате. Не мог со спокойной душой наблюдать за этой парочкой: один только вид довольного Скэриэла, когда он находился рядом с тем выскочкой из семьи банкира, выводил меня из себя. Я предпочитал избегать конфликтов, чтобы не злить Скэриэла, поэтому приходилось исчезать всякий раз, когда рядом появлялся Хитклиф. Его светлые волосы, бледная кожа, образование, статус, даже то, как он завязывал шнурки, – всё доводило меня до белого каления.
Эдвард, после того как подвёз их до дома, вернулся в добром расположении духа и предложил сыграть в картишки, а чтобы игра не вышла пустой тратой времени, играли мы на деньги. Мне было нечем заняться; я убрался на втором этаже, привёл в порядок кухню и теперь бесцельно слонялся по дому в ожидании Скэриэла. В отличие от него, я в свободное время не читал, не учил латынь, не интересовался лекциями и онлайн-уроками. Иногда мне становилось стыдно, что я не стремился к самообразованию, как это делал он; я честно пытался взяться хоть за что-то, чтобы иметь хобби, потому что вряд ли мог назвать увлечением уборку по дому. Все мои попытки с треском провалились. Я не имел той усидчивости, которая позволила бы закончить хоть одну книгу или досмотреть лекцию. В своё время я взялся за чтение второсортного детектива – книга принадлежала Эдварду, – но начал клевать носом на третьей странице, а потом просто заглянул в конец и проспойлерил себе финал.
Когда Скэриэл занимался латынью, я с интересом наблюдал за тем, как он выписывает слова, разбирается с грамматикой или читает фразы вслух. Всё это мотивировало присоединиться к нему, но стоило мне открыть первый урок в учебнике, как весь интерес сходил на нет. Как сквозь дебри, я пробирался через первые грамматические правила, а моё произношение казалось чудовищным. Спустя десять минут я приходил к выводу, что не все созданы для учёбы.
Меня раздражало, с какой лёгкостью чистокровные учатся, но я восхищался тем, что Скэриэл не уступал им в этом. Может, поэтому меня так тянуло к нему. Он вдохновлял меня на большее, в то время как я сам себя вгонял в апатию. В доме без него становилось уныло, я не находил себе места, слонялся тут и там, раздражая своими вздохами даже спокойного Эдварда. Но стоило Скэриэлу засесть за книгу или уроки, как я мигом усаживался рядом или чуть поодаль, чтобы просто наблюдать за ним.
– Гляжу, вечер удался? – с осторожностью заметил Эдвард с дивана.
– Не то слово, – довольно изрёк Скэриэл, лёгкой походкой направившись к нам.
Я привстал, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Эдвард присвистнул.
– А по виду и не скажешь, – отметил я.
Скэриэл плюхнулся между нами на диван прямо в пальто: руки в карманах, одна нога закинута на другую, улыбка до ушей. Я бросил беглый взгляд на Эдварда, тот фыркнул в ответ. Мы в нетерпении наблюдали за тем, как Скэр облизнул разбитую губу, вытащил руку из кармана и кончиками пальцев осторожно дотронулся до опухшей щеки. Он остался доволен, как будто получить по лицу было тем ещё наслаждением.
– Всё прошло даже лучше, чем я рассчитывал, – наконец сказал Скэриэл.
– Предположу, что рассчитывал ты на не самый тёплый приём, – усмехнулся Эдвард, поднимаясь.
– Я рассчитывал на то, что Уильям Хитклиф побурчит в мою сторону и просидит с кислой миной весь ужин, как это сделал Гедеон. Но…
– Но он, видимо, запустил в тебя тарелкой за столом? – громко предположил Эдвард с кухни. Я слышал, как он с шумом открыл морозильник.
– Лучше! – просиял Скэриэл. – Он не пустил меня и на порог своего дома. Встал, как упрямый баран, угрожал мне, и всё это на глазах у Готье. Кульминацией стала пощёчина.
При этих словах он повернулся ко мне и указал рукой на щёку, которая начала приобретать тёмно-красный оттенок. Я нахмурился, окончательно запутавшись в ситуации. Мистер Хитклиф вмазал Скэриэлу, а тот вместо того, чтобы возмущаться и проклинать чистокровного, с радостной физиономией рассказывает о произошедшем.
– На, держи. – Вернувшись с кухни, Эдвард протянул Скэриэлу замороженный горошек в яркой упаковке. – Приложи, чтобы снять припухлость. Не хватало тебе ещё ходить с синяками.
– Нет, спасибо, обойдусь, – отмахнулся Скэриэл. – Наоборот, хочу, чтобы синяки подольше оставались на лице. Готье долго будет приходить в себя, пусть чаще смотрит на последствия моей встречи с его отцом.
– Расскажешь, что задумал, или мы и дальше будем ходить вокруг да около? – нетерпеливо спросил Эдвард. Горошек остался у него в руках.
– Ты тоже не знаешь? – подал голос я.
– Нет, конечно, – хмыкнул Эдвард. – Предпочитаю следовать поговорке: «Меньше знаешь – крепче спишь». Но он сидит с таким самодовольным видом, что мне теперь тоже любопытно. Так что произошло?
– Ты же их подвозил, – заметил я.
– Ну да, Скэриэл сказал только подвезти и под любым предлогом уезжать.
– Вы закончили трепаться или мне подождать? – с улыбкой поинтересовался Скэриэл.
Эдвард хмыкнул, небрежно опустил упаковку на пол и уселся поудобнее.
– Мистер Уильям Хитклиф сегодня предстал во всей красе. Он был зол как собака, не мог держать себя в руках и выплеснул весь гнев на меня, – принялся вдохновенно повествовать Скэриэл, наслаждаясь всеобщим интересом.
– А ты? – нетерпеливо спросил я. Скэриэл отряхнул невидимую пылинку со своего плеча.
– Я был очень вежлив, миролюбив и тактичен. Пытался успокоить мистера Хитклифа и всё ему объяснить. Готье перепугался до усрачки.
– К чему была эта сцена? – Эдвард задумчиво уставился на него.
– На первый взгляд просто Глава семейства накричал на соседского мальчишку. Но для Готье, – Скэриэл потянулся, разминая тело, – это очень важная сцена. Всегда уважаемый и любимый отец, чистокровный в десятом поколении, пример для подражания, предстал в образе безумного, вспыльчивого, жестокого тирана. А соседский мальчишка, – он указал на себя, – полукровка, друг по играм, повёл себя прямо противоположным образом. Готье давно пора было открыть глаза на отца. Чистокровные – это обычное, ничем не отличающееся от полукровок и низших сословие.
– И что, по-твоему, он поведётся? – нахмурился я.
– Уже повёлся. Его вся эта ситуация очень впечатлила.
– Он реально тупой?
– Попридержи коней, Джером. – Скэриэл грубо оборвал меня. – У меня не было отца, но даже я знаю, что отец очень важен для любого ребёнка. Особенно если он хороший пример для подражания. Уильяма Хитклифа уважают в семье и на работе. Я не мог полноценно влиять на Готье. Если бы у него были хорошие отношения с Гедеоном, то для меня это тоже было бы проблемой. Но, к счастью, Готье и Гедеон почти не общаются. С отцом он тоже не в близких отношениях, но я вижу, как он относится к нему.