Я встал на колени перед Скэриэлом так, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с моим. Он закрылся руками. Его голос дрожал, а плечи поникли.
– Это был Ноэль? – тихо предположил я.
– Да. У него была сломана нога и пара рёбер. Он не мог ходить. Плакал, как ребёнок. Ты видел его. Он ведёт себя как пятилетка. Как будто дитя в теле подростка.
– Ты его спас от них. Не знаю, что с Ноэлем произошло, но он правда всегда ждёт тебя.
– Ты не понимаешь, – помотал головой Скэриэл. – Я во всём виноват.
– Но не ты избивал его в переулке.
– Но я стал соучастником, – внезапно всхлипнул он. Я запаниковал.
– О чём ты?
– Ты сбежал к тому времени из интерната. Ноэль не давал мне житья. Бил, издевался, оскорблял. Господи, как я его ненавидел! Всем сердцем. Он поймал меня во дворе, замахнулся камнем, и я впервые прибегнул к тёмной материи, сам не понимая, что творю. Это была резкая чёрная вспышка, которая отбросила Ноэля на другой конец двора. Он ударился головой. Мне кажется, что-то в тот день произошло с ним. С его разумом.
– Ты не виноват. Он давно тебя простил, ведь ты делаешь всё для него сейчас.
– Но я себя не простил. – Скэриэл поднялся, вытер слёзы тыльной стороной ладони и ощетинился. – Я обрёл эту силу, когда Ноэль чуть не проломил мне голову, – глухо произнёс он, вытягивая руку ладонью вверх. На ней появился маленький тёмный огонек, который рос с каждым словом. – В ответ я сломал ему жизнь.
Я испуганно отступил назад, с опаской наблюдая за тем, как чёрное пламя разгорается.
– Сколько бы я ни бился, у меня не получается обуздать свою силу. Я чувствую гнев каждый раз, когда использую её. Иногда я боюсь, что окончательно сойду с ума.
Он стиснул руку в кулак, и пламя исчезло.
– Нас всегда учили, что низшие не могут владеть тёмной материей, а полукровки должны довольствоваться малым, – произнёс он, глядя на свои руки. – Что, если мы имеем тёмную материю, но при использовании она сводит нас с ума? Что, если, используя силу, я рехнусь?
– Я не знаю, Скэриэл.
– И я, – тихо согласился он. – Но я уверен, что в каждом из нас есть эта способность, что бы там ни говорили чистокровные. Я словно меж двух огней. С одной стороны, я не могу простить себя за то, что совершил с Ноэлем. Это всегда будет на моей совести. С другой стороны, эта сила… Быть может, это должно было произойти? Что, если я получил силу в обмен на жизнь Ноэля? Я обрёл её, когда защищался. И Ноэль стал жертвой. Иногда мне кажется, что я схожу с ума, просто думая об этом. Часто голова раскалывается, но я делаю вид, что всё в порядке. Даже когда я с Готье или с вами.
– Скэриэл…
– Завтра я буду жалеть о том, что признался. Мне не нужна твоя жалость. Я могу о себе позаботиться…
Я подошёл и насильно обнял его. Он попытался вырваться, затем обмяк и затих. Спустя несколько долгих секунд Скэриэл обнял меня в ответ, сначала робко, но вскоре прильнул ко мне. Его голова покоилась на моём плече. Я что-то шептал ему на ухо и успокаивающе гладил по спине.
Мне хотелось хоть немного помочь, забрать его тревогу. Он всегда изображал уверенного в себе парня, но ему было только шестнадцать. Скэриэл привык казаться сильным – и сам не ожидал, что может позволить себе расклеиться. Он с успехом искал болевые точки у других, хотя сам был сплошной болью.
XXIII
С отцом я так и не поговорил. Меня это тревожило, ведь я вчера причинил ему вред, если так можно назвать то, как я отбросил его на другой конец холла. Одна моя половина взывала к тому, чтобы приползти к отцу и молить о прощении. Другая напоминала о том, что он накричал на Скэриэла и ударил его. Стыд за родителя затмил мой разум. Скэриэл пытался вернуть меня в семью, он руководствовался здравым смыслом, но к чему это привело? Сейчас я всё больше задумываюсь о том, что лучше было вовсе не возвращаться.
Я встал ни свет ни заря, оделся, собрался и спустился на первый этаж. В столовой Кэтрин сервировала стол. Она озадаченно посмотрела мне вслед, когда я молча прошёл мимо по направлению к входной двери.
– Господин Готье, вы сегодня рано, – произнесла она. – Куда вы? А позавтракать?
– Не голоден, – буркнул я, громко хлопнув дверью.
Это было лишним. Кэтрин ни в чём не виновата, а я проявил грубость. Как и с Сильвией вчера. Я остановился, кривясь от хлопка. Вышло громче, чем я ожидал. Мой гнев был направлен на отца, но доставалось всем, кто попадался на пути. Мучила ли меня совесть? Ещё как.
Мне не хотелось сидеть за одним столом с отцом и Гедеоном после вчерашнего, поэтому я решил уехать пораньше. Я с такой решимостью собрался и вышел из дома, что только сейчас вспомнил: у меня нет личного водителя. Кевина уволили.
– Господи, – пробормотал я, потирая переносицу. – Вот же идиот.
Я вызвал такси и направился к воротам. Подозреваю, что отца скоро известят о моём уходе. Приложение обещало, что машина подъедет быстро. Я плотнее закутался в пальто. Погода портилась с каждым днём, и утро выдалось на редкость холодным. Со вчерашнего вечера Скэриэл не отвечал на мои сообщения, и это вгоняло в уныние. Рюкзак оттягивал плечо и норовил сползти.
Остановившись у ворот, я принялся ждать такси, то и дело поглядывая на дом, как будто ожидая, что отец бросится за мной. Ему гордость не позволит. Хотя это уже не точно. До вчерашнего происшествия я был уверен, что отец всегда держит себя в руках, особенно при посторонних.
Не прошло и двух минут, как в дверях показался Гедеон. Он смерил меня долгим сердитым взглядом. Я сделал вид, что не замечаю его, уткнувшись в телефон. Гедеон подошёл к гаражу, где был припаркован его автомобиль. Я ещё раз проверил приложение: водитель задерживался. Мне хотелось провалиться сквозь землю.
Пиком унижения стал тот момент, когда Гедеон проехал мимо меня с отрешённым выражением лица, как будто мы случайно столкнувшиеся на улице незнакомцы. Он скрылся за поворотом, так ни разу и не взглянув на меня. Я посмотрел на часы. Так вот во сколько выезжает брат, чтобы избежать совместных завтраков. Обычно в это время я ещё сонно спускаюсь по лестнице, собираясь подкрепиться тостами или яичницей.
При мысли о еде желудок предательски заурчал. Я мог соврать всем, что не голоден, но обмануть тело было сложнее. Оставалось лишь надеяться, что, когда я приеду в лицей, кафетерий уже будет работать. Я мог сейчас и слона проглотить.
Когда желудок пропел очередную серенаду, к воротам подъехал жёлтый автомобиль. Дорога до лицея не занимала много времени, но мне нужно было повторить материал: сегодня мы сдаём проект по Французской революции. Как только машина тронулась, а я взялся за распечатки, меня затошнило. Ощущение было кошмарное. Я прикрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. То ли это потому, что я не завтракал, то ли потому, что в салоне ужасно пахло. Меня мутило на поворотах: судя по всему, водитель в детстве мечтал участвовать в гонках «Формулы-1» и сейчас пришёл к мысли, что пора незамедлительно воплотить мечту в реальность. Этакий Шумахер-полукровка на разбитой колымаге.
Лицей никогда не был для меня отдушиной, но, показавшись вдалеке, знакомое здание мигом подняло мне настроение, ведь я думал, что ещё немного, и я точно познакомлю содержимое своего желудка с грязным салоном. Моё паршивое состояние не удалось скрыть от водителя, и он участливо осведомился:
– Мистер, вы в порядке?
– Можете… здесь… остановиться? – вставил я между паузами. Мне катастрофически не хватало свежего воздуха.
Он свернул к обочине, и я чудом не вывалился на асфальт, резко открыв дверь. В последний момент успел совладать со своим вестибулярным аппаратом и ухватиться за край сиденья. Кажется, меня накрыла паническая атака или что-то в этом духе.
– Выглядите неважно.
– Я в порядке, – прохрипел я, тяжело вылезая из салона.
На улице мне полегчало. Я неуверенно стоял на ногах, облокотившись на скрипучую дверь. Никогда не чувствовал себя так паршиво. И я сейчас не о своём душевном состоянии, хотя и оно оставляло желать лучшего. Быть может, вчерашний всплеск тёмной материи, которая до этого проявлялась в слабом виде, нешуточно ударил по моему состоянию. То, что раньше было не больше, чем ручейком, сейчас показалось мне огромной волной, прорывающей плотины.
– Не забудьте свои вещи, – подсказал водитель.
– Точно, – опомнился я. – Спасибо. Дальше я пойду пешком.
– Хорошего вам дня, мистер, – дружелюбно попрощался он.
– И вам, – вяло ответил я, закрывая дверь.
Назвать это хорошим началом дня язык не поворачивался. Я впопыхах запихнул распечатки в рюкзак и отошёл в сторону от людского потока. Казалось бы, день только начинался, но многие полукровки спешили на работу. Чистокровные всегда предпочитали пользоваться личным транспортом.
На территории лицея было пусто. Я ещё раз проверил календарь: складывалось ощущение, что я, опьянев от гнева, перепутал дни недели и явился на учёбу в субботу. Нет, всё верно, сегодня будний день.
Я вошёл в здание – охранники проводили меня равнодушными взглядами – и направился прямиком в кафетерий. Здесь делали терпимый кофе, а значит, у меня была ещё одна причина находиться в этом месте.
К моему удивлению, в кафетерии сидели ученики. Сонные, они завтракали, читали учебники, некоторые собрались в шумные группы и готовились к презентациям проектов. Я никогда не приезжал рано, но теперь понял, что собираться до занятий – не такая уж и плохая идея. Если не брать в расчёт то, что многим и так чертовски тяжело подниматься по утрам, а придётся вставать ещё на полчаса раньше. В этой затее имелись свои плюсы и минусы.
Забившись в дальний угол, как отшельник, я с наслаждением пил кофе. Да, не такой, как делает дома Фанни, но тоже сойдёт. Из большого ассортимента предлагаемой еды я выбрал круассан. Никогда до этого я не завтракал здесь в одиночестве, поэтому мне казалось, что чуть ли не весь кафетерий глазеет на меня.
Сегодня был один из тех важных школьных дней, когда решается оценка по предмету. Казалось бы, я готовился к этому выступлению несколько недель, но, чёрт возьми, я чувствовал себя сейчас настолько отрешённым от остального мира, что проще было встать и уйти из лицея. Я уже представлял себе, как буду с равнодушным лицом выдавать заученные реплики перед классом, а после Оливер в качестве наказания сварит меня в котле.