Песнь Сорокопута — страница 51 из 54

Кажется, они уже долгое время сидели вот так; брат выглядел уставшим, словно Оскар Вотермил и Люмьер Уолдин, как энергетические вампиры, выжали из него все соки и теперь с удвоенной силой взялись друг за друга.

Люмьер пропустил просьбу Гедеона мимо ушей, продолжая увлечённо спорить с Оскаром.

– Я посвящаю тебе строчки из шедевров, тупица. Как я могу тебя оскорбить? – иронично добавил он, после возвёл руки вверх, словно обращался к Господу Богу. – Никакого уважения к великим поэтам.

Он встал в позу.

– «От них у меня: идолопоклонство и любовь к святотатству – о, все пороки, гнев, сладострастье, – великолепно оно, сладострастье! – и особенно лень и лживость», – продолжал Люмьер.

– Еще хоть слово, и я тебя… – вспылил Оскар, угрожающе направив на Уолдина палец.

– А ты всё о себе да о себе, – разочарованно протянул Люмьер, усевшись на стул. – Я цитирую Рембо. Может, слышал о нём? Не тот, что в боевиках.

– Иди на хрен. – Оскар поднялся из-за стола.

– На хрен ты сейчас отсюда из окна полетишь. – Люмьер встал напротив него. – Давно рожу в грязь не макали?

Оскар торопливо обошёл стол, направляясь к Люмьеру. Тот словно только и ждал этого, наблюдая за ним с гаденькой ухмылочкой. Когда, казалось, между ними уже должна была вспыхнуть драка, внезапно вмешался брат.

Он точным броском швырнул бокал между двумя разгневанными парнями. Раздался громкий звон бьющегося стекла о стену.

– Вы тут оба, часом, не охренели? – взорвался Гедеон. – Сядьте или уходите к чертям собачьим!

Наступила звенящая тишина. Удивительно, но оба на миг притихли, с недоумением поглядывая на Гедеона. Казалось, за всей этой перепалкой с выяснением отношений они напрочь забыли о том, что тот находился рядом. Я застыл в дверях столовой, наблюдая за сценой, пока первым меня не заметил Люмьер.

– А вот и наш младшенький! Рад с тобой познакомиться. Меня зовут Люмьер Уолдин, – увидев меня, торжественно проговорил он, наполняя свой бокал. – Как ваше выступление по Французской революции? Из твоего брата информацию клещами не вытащишь.

– Хорошо… – Я удивлённо уставился на него; мы уже были знакомы, но он решил скрыть это. – Добрый вечер всем.

– Привет, Готье, – дружелюбно произнёс Оскар, но под тяжёлым взглядом Гедеона стушевался. Возможно, брат все-таки не простил Оскара за тот случай в клубе. Удивительно, насколько Вотермил был упёртым малым. Он получил в челюсть от Гедеона, но продолжал обивать порог нашего дома.

– Мы вот маленький кружок по интересам открыли. – Люмьер улыбнулся, обведя всех рукой. – Обсуждаем Вагнера, Брамса, Рембо, Гёте. Оскар не стремится поддержать разговор, небось, не хочет смущать нас своими глубочайшими познаниями… Гёте что-то схожее писал. Помнится, это были слова Мефистофеля: «И пусть ещё в траве сидел бы он уютно. Так нет же, прямо в грязь он лезет поминутно».

– Что ты, чёрт возьми, ко мне прицепился, сукин ты сын?! – взревел Оскар, направляясь к Уолдину. За время короткого перемирия они разошлись по разные стороны, словно боксёры на ринге. Люмьер засиял, как начищенный пятак, поднялся и устремился к разгневанному Оскару. Казалось, что перепалка с Оскаром доставляет ему колоссальное удовольствие.

Они вцепились друг в друга.

– Люмьер! – вскрикнул Гедеон, разнимая их. – Оскар!

Брату пришлось расталкивать Вортемила и Уолдина, но их силы были не равны. Двое разгневанных чистокровных, готовых растерзать друг друга, против одного измученного брата.

– Дуэль? – охотно предложил Люмьер.

– Прямо сейчас, – бросил Оскар. – Решим это дело в Запретных землях.

От природы крупный Оскар чуть возвышался над Люмьером и превосходил его в габаритах. Они встали друг напротив друга, и на их фоне Гедеон явно проигрывал в росте.

– Да я с радостью. Посмотрим, на что ты способен, а то совсем из формы вышел.

– Ты долго ещё будешь молоть языком?

– Проваливайте оба, и чтобы я вас больше никогда в своём доме не видел, – сквозь зубы проговорил рассерженный Гедеон.

Он подошёл к бутылке шампанского и, вопреки этикету, отпил прямо из горлышка. Я не знал, что меня шокировало больше: то, что Люмьер с Оскаром решили устроить дуэль, или то, что Гедеон вытворил с алкоголем. Такое поведение брата просто не укладывалось в моей голове. Что дальше? Он перестанет следить за своим внешним видом и начнёт путать носки, как Скэриэл? Я представил Гедеона в футболке с единорогом, в спортивных штанах и в разных носках, а лучше вообще босым – и вздрогнул. Это было выше моего понимания. Есть вещи, которые даже воображать страшно. Мой мир точно бы перевернулся, если бы я увидел подобное.

– Что?! – взревел Гедеон под нашими растерянными взглядами.

– Потом продолжим, – первым пришёл в себя Люмьер и, отходя, шикнул Оскару.

– Жду не дождусь, – бросил в ответ Вотермил.

– Закончили выяснять отношения?! – крикнул Гедеон. Кажется, теперь пришло время успокаивать его. – Как вы меня достали…

– Готье, если ты голоден, то перехвати что-нибудь на кухне и можешь идти в свою комнату. Мы потом поговорим, – миролюбиво произнёс Люмьер. Я нерешительно кивнул.

– Чёрта с два ты с ним поговоришь, – вспылил Гедеон. – Ни ты, – он указал на Оскара, – ни ты, – пришёл черёд Люмьера, – не заговорите с ним без моего письменного разрешения и личного присутствия.

– Нотариально заверять письменное разрешение нужно? – хмыкнул Люмьер.

– Присутствие троих свидетелей при разговоре? Или можно обойтись камерами слежения и диктофоном? – поддержал шутку Оскар.

– Вы сейчас оба доиграетесь, – недовольно произнёс Гедеон.

Люмьер с Оскаром могли цапаться сколько угодно, но было очевидно, что их двоих объединяла дружба с Гедеоном.

Я оставил их в столовой, желая поскорее оказаться в своей комнате. Мне пришла гениальная идея перелезть через подоконник, как Скэриэл, и спуститься вниз, чтобы подслушать их разговор через приоткрытое окно. Когда ещё представится случай застать всех троих в нашем доме. Проще было бы выйти через дверь, но меня могли услышать и увидеть. Двери столовой выходили прямо в холл.

Но сказать – не значит сделать. Я никогда прежде не спускался со своего этажа. Наблюдая, с какой лёгкостью Скэр осуществлял ночные вылазки, я был уверен, что это проще простого, но, перекинув ногу через оконную раму, чуть было не выпал.

Сначала я пару раз едва не навернулся, а затем мой свитер зацепился за торчащий гвоздик – я уж думал, что отброшу коньки прямо там, высунувшись из окна. Пожалуй, выглядел я как пугало, застрявшее на втором этаже; мной можно было стращать ворон да прохожих.

Очутившись под окном, я замер, пытаясь расслышать чужой разговор и надеясь, что потерял не так много бесценного времени. Вдруг я, пока боролся с гравитацией и открывал в себе навыки скалолазания, пропустил всё самое важное? Окно в столовой было приоткрыто. Брат любил холод, всегда проветривал свою комнату, но при этом не простужался. Уверен, он и в этот раз открыл окно в спальне.

Гедеон спорил с Люмьером о домашнем задании. Я слышал лишь обрывки долетающих до меня фраз. Что-то пытался вставить Оскар, но Гедеон пресекал его жалкие попытки влиться в беседу.

«Бесполезно», – пронеслось в моей голове. До меня доходило только процентов сорок от их разговора. Меня раздражал тот факт, что все усилия пошли коту под хвост. Я просидел ещё двадцать минут, замерзая, пытаясь услышать хоть что-то, но окончательно запутался в теме беседы. Они обсуждали то академию, то домашнее задание, пару раз я услышал имя «Николас», а затем доносился только какой-то бубнеж. Они то взрывались в споре, повышая голоса, то снова переходили на шёпот, как мне казалось, а то и вовсе замолкали. В такие минуты я думал о том, не уличили ли они меня в шпионаже. И понял, что пора закругляться, когда в носу стало сыро. Не хватало ещё заболеть.

Я собирался вернуться как можно скорее и залезть под горячий душ, как вдруг входная дверь отворилась, и на улице показался Оскар. Я юркнул под небольшой куст, уж точно не походивший на качественное прикрытие. Оскар топтался на месте, было видно, что он очень не хочет покидать дом. Гедеон стоял на пороге со скрещенными на груди руками; я не видел его лица, но моё воображение рисовало холодный взгляд, нахмуренные брови, поджатые губы. Неприступная крепость, не иначе.

– Иди домой, Оскар.

– Люмьеру ты позволяешь остаться…

– Собрался с нами заниматься арабским? Мы с тобой в разных группах.

– Но… Можно с тобой поговорить завтра? Наедине?

– Не о чем говорить.

– Я уже тысячу раз извинился за Готье. Ты должен меня простить.

– Дело не только в этом.

– Ты бы мог мне хотя бы объяснить, что я сделал не так. Это нечестно – держать меня в неведении.

Гедеон выдохнул, словно этот разговор происходил не в первый раз.

– Доброй ночи, Оскар, – холодно произнёс брат и закрыл дверь.

На секунду мне даже стало жаль Вотермила. Он выглядел таким поникшим и потерянным, что даже его внушительный рост уже не производил былого впечатления. Он ещё немного постоял, тяжело выдохнул и направился к припаркованной машине.

Возвращение в комнату оказалось легче, чем я думал. Я примерно представлял, куда поставить ногу, за что зацепиться рукой, поэтому за пять минут взобрался к себе на этаж и осознал, как просто можно проникнуть в дом. Что, если… Что, если маму правда заразил переносчик в нашем доме?

Я запретил себе сейчас об этом думать. Скинув свитер и брюки, я первым делом встал под душ. Раны на груди заболели при соприкосновении с водой; весь процесс порядком затянулся, мне приходилось то и дело с осторожностью управлять горячей струёй.

Сидя на кровати с полотенцем на голове, я решил спуститься вниз и перекусить. Возможно, брат с Люмьером ещё в столовой, и я смогу подслушать их. Спускаясь по лестнице, я ожидал услышать чужие голоса, но было тихо. К моему удивлению, их не оказалось на месте. Я прихватил с кухни пирожное и, жуя, раздумывал о том, что они могли затеять. На столе осталась пустая бутылка и три бокала. Вдруг Гедеон ушёл в кладовую за новой бутылкой, и Люмьер отправился с ним за компанию? Услышав шаги, я не придумал ничего умнее, кроме как спрятаться под столом, скрываясь за длинной праздничной скатертью. Видно, что Сильвия планировала накрыть на стол к приходу гостей. Эта выходка показалась мне просто идиотской. Я был уверен, что меня сейчас заметят и в лучшем случае покрутят у виска, мол, ну совсем Готье отбитый, а в худшем… Гедеон мог накричать на меня, а Люмьер – поднять на смех.