Песнь Сорокопута — страница 53 из 54

– Врёшь, – равнодушно произнёс Гедеон. – Ты его совсем не знаешь.

Теперь мне хотелось ударить брата: «Это ты ничего обо мне не знаешь!»

– Хочешь проверить? Знаю кое-что очень любопытное.

Как мне хотелось их обоих пристрелить на месте!

– Чёрта с два! Ты лжёшь.

– Повтори ещё раз, – вдруг резко процедил Люмьер.

– Ты. Лжёшь. Люмьер. Уолдин, – практически по слогам проговорил Гедеон.

Люмьер вскочил и в следующую секунду опрокинул брата на пол. Гедеон гневно вскрикнул. Люмьер прижимал его к паркету; за спиной Уолдина я не видел захвата, но брат не мог шевельнуться. Но хуже всего было то, что, если кто-то из них приглядится, точно заметит меня под столом.

– Столько лет прошло, а тебя всё равно легко уложить на лопатки.

– Ты чокнулся?! Встань!

– Не встану, пока не расскажешь про вашу ссору с Оскаром.

– А не пойти ли тебе на хрен?

– Нравится лежать в такой позе? Ты же помнишь, я мог тебя так и час удерживать, когда нам было по пять лет, а сейчас хоть всю ночь.

– Это не смешно, придурок. Слезай.

– Это ведь ты первый начал.

– Я? – невинно выдал Гедеон.

– Когда обозвал меня лжецом. – Люмьер надавил на Гедеона, и тот зашипел от боли. – Ты думал, что я забуду?

Меньше всего я ожидал, что Гедеон на эти выкрутасы произнесёт:

– А разве нет?

Я был уверен, что он улыбается на этих словах. Такое ни с чем не перепутаешь. Я испуганно наблюдал за ними, боясь, что в любую минуту Гедеона охватит ярость и он разнесёт столовую.

– Ты меня постоянно провоцируешь, – тихо произнёс Люмьер. Вставать при этом с брата он не собирался. – Зачем?

Я с трудом расслышал его слова.

– С кем же мне ещё играть? – ответил Гедеон. – Как хорошо было в детстве, ты не находишь? Главной нашей заботой было развлекать друг друга.

– Ты меня постоянно разыгрывал. Знаешь, иногда было совсем не весело, – в голосе послышалась лёгкая обида.

– А ты меня вечно на лопатки опрокидывал. Вообще-то было очень больно. Да и сейчас тоже, – вторил Гедеон.

Они оба помолчали, не двигаясь. Я нахмурился, стараясь уловить каждое их слово.

– Так что с Оскаром? – Люмьер медленно отпустил руки Гедеона. К моему удивлению, брат пошёл на уступки.

– Мы с ним как-то пили, – устало начал он. – Ты его не знаешь, но у него никогда не было чувства меры.

– Ага, ни с девушками, ни с алкоголем, ни с наркотиками.

– Откуда?..

– Да кто об этом не знает? Вы выпивали, и что дальше?

– Он напился в стельку и начал изливать душу.

– Признался, что ты снишься ему во влажных снах? – хихикнул Люмьер.

– Прости, приятель, но ты сейчас не в той позе, чтобы шутить так.

Люмьер продолжил хихикать, поднимаясь. Он протянул руку Гедеону, и тот, воспользовавшись помощью, поднялся следом.

– Что там в его душе скрывалось?

– Никакой похабщины, ничего, что сполна хранится в твоей душонке.

– Ох, я оскорблён. Вы сомневаетесь в моей чести? Будем стреляться.

– Я слышал о твоих дуэлях на севере. – Гедеон уселся на своё место, попутно поправляя рубашку.

– Молва идёт впереди меня, – послышался звон стаканов, звук льющейся воды. – Так что там в его душе скрывалось?

– Благодарность.

– Что? – Люмьер опешил.

– Благодарность за то, что я замечательный друг, – торопливо продолжил Гедеон, словно хотел быстрее высказаться и сменить тему. – А ещё признание. Сразу предупрежу, не любовное, а то, зная о твоей фантазии…

– Не томи. Что за признание?

– Оскар признался, что когда ему было десять, мистер Вотермил наказал ему стать мне лучшим другом, чтобы находиться ближе к Готье. Требовал, чтобы Оскар приложил все силы ради этого, и, если потребуется, применял лесть, а также лицемерил, врал, лишь бы войти в мой близкий круг. Он не хотел этого, но отец заставил. Именно мистер Вотермил рассказал ему, что Готье – последний принц Бёрко.

– Вот же мразь.

– Я тоже поначалу злился. Он воспользовался мною, чтобы подружиться с Готье.

– А что сейчас? Уже не злишься?

– Он начал со мной дружить в корыстных целях, это очень ударило по моей самооценке…

– Да она у тебя из стали.

– Со стороны легко судить.

– И что же? У него получилось сдружиться с Готье через тебя?

– Я думаю, нет. Готье избегал его, как огня. Возможно, в этом и моя заслуга, чему я очень рад.

– И поэтому ты не рассказываешь Оскару о причине разрыва вашей дружбы?

– А что я ему скажу? «Ты со мной всё это время общался из-за своего папочки». Он сразу передаст это мистеру Вотермилу, и тогда я боюсь представить, что учудит этот человек. Да и зачем ему Готье?

– Зачем ему наследник империи Бёрко? Дай-ка подумать… Тебе в алфавитном порядке?

– Это был риторический вопрос. У Готье нет никаких шансов взойти на престол до девятнадцати лет. Пока правит Совет старейшин, он не позволит наследнику Лукиана вернуться и встать во главе страны.

– В лучшем случае мистер Вотермил может всем заявить, что принц жив, и устроить переполох в стране. В худшем – убить его. Папаша Оскара тоже в составе старейшин, да?

– Да, но он руководит маленькой партией.

– Каждый голос может стать решающим.

– В любом случае я не знаю, что на самом деле замышляет отец Оскара.

– Но ты продолжаешь общаться с ним.

– Я знаю… Называй меня как хочешь, но я не могу оборвать наше общение на корню. Тогда, будучи пьяным, он признался, что я его лучший друг, и пусть он ненавидит отца, но дружба со мною – единственное, что хорошего посоветовал мистер Вотермил.

– Я сейчас расплачусь.

– Я и не ожидал от тебя понимания.

– Ты его отталкиваешь, затем позволяешь приблизиться, и так по кругу. Это ли не жестокость?

– Возможно. Кто говорил, что будет легко?

Люмьер подошёл к Гедеону, оступился и в следующую секунду пролил воду на рубашку брата. Гедеон четырхнулся.

– Да что ты как слон в посудной лавке! – недовольно проворчал брат, поднимаясь. – Где салфетки?

– Прости! Сейчас дам. – Люмьер засуетился, обошёл стол и вернулся к Гедеону.

– Лучше переоденусь, – процедил брат.

– Тебе помочь? – участливо добавил Люмьер.

– Ты уже помог, – буркнул Гедеон, поднимаясь. Он вышел из столовой и направился к лестнице.

Я потерял его из вида, как только он завернул за угол. Неловкая вышла сцена. Я и не знал, что думать об Оскаре. Получается, всё это время он знал, кто я такой, так ещё и набивался мне в наставники.

– И долго мы будем там сидеть? – внезапно проговорил Люмьер. Я было решил, что он обращается к Гедеону, но в столовой, помимо нас двоих, больше никого не было.

Я замер, как ошарашенный олень в свете фар.

Люмьер приподнял край скатерти и с интересом посмотрел на меня.

– Готье? Или лучше к вам обращаться «ваше императорское высочество, Киллиан Парис Бёрко»?

– Что? – тихо пискнул я.

– Вы с Гедеоном хоть и не родные, но как вы оба любите вести себя, словно ни при чём. Всё услышал? Про себя и про Оскара?

– Я… – и что мне было ему ответить? Да, я подло подслушивал вас, но вы подло врали мне все эти годы? – Да.

– Вот и умница. Урок первый: держи ухо востро и рот на замке. Тебе пригодится. Когда я дам сигнал, тихо уходи в свою комнату. Гедеон придёт в ярость, если узнает, что ты подслушивал. И тогда нас не спасёт даже твоё императорское происхождение, – усмехнулся Люмьер. Он опустил край скатерти и принялся с увлечением перелистывать учебник.

Что?.. Как он меня назвал? Киллиан Парис Бёрко. Неужели он это серьёзно…

Паулина, Паскаль, Парис.

Гедеон спустился в тот самый момент, когда в дверь позвонили. Я услышал усталый отцовский голос из холла.

– Ключи не взял, думал, Сильвия или Лора откроют. Где они?

– Я отослал всю прислугу, в гостях у нас Люмьер, – отозвался Гедеон.

Люмьер вскочил и направился к отцу. Я отполз под дальний край стола.

– Добрый вечер, мистер Хитклиф.

– Люмьер, как ты поживаешь? Заглядывай к нам почаще. Уже поздно, оставайся у нас. Сильвия приготовит для тебя комнату.

Голоса стали ближе.

– Не стоит. Мы сами справимся, – вмешался Гедеон. – Ты ужинал? Может, чай?

– Нет, я не голоден. Поднимусь к себе, нужно принять душ и лечь. Устал очень. А где малышка?

– Габриэлла на пижамной вечеринке у Марисы.

– Мариса из хорошей семьи… А Готье?

Внезапно у меня начался приступ икоты. Это была словно насмешка сверху, как будто кто-то хотел ухудшить мою ситуацию и посмотреть, что из этого выйдет.

– В своей комнате.

– Мне нужно с ним поговорить.

Я икнул громче прежнего и зажал рот рукой. Только не это.

– Отец, у него был тяжёлый день в лицее. Я думаю, что ему лучше лечь пораньше, как и тебе.

– Почему тяжёлый день? Что-то случилось? Сегодня, кажется, была защита проекта…

– Всё в порядке, мистер Хитклиф. Гедеон видел Готье в лицее, – вмешался Люмьер. – Просто он очень перенервничал перед выступлением.

– Хорошо, тогда завтра поговорю с ним. Гедеон, ты не забыл покормить рыбок?

– Конечно, нет.

– А канарейку?

– Само собой. Готье вечно о ней забывает.

Я покраснел до кончиков ушей. Они были правы. За всеми этими происшествиями я напрочь забыл ухаживать за Килли. Получается, всё это время отец и брат следили за состоянием моей птицы. Какой из меня никчёмный хозяин…

Отец медленно поднялся по лестнице. Гедеон и Люмьер не спеша уселись на свои места.

– Выглядит он паршиво, – шёпотом проговорил Люмьер.

– Да, в последнее время у него много работы.

– Проблемы у Совета старейшин?

– Даже если они и есть, отец мне не докладывает. Нам тоже пора закругляться. Мне нужно перед сном осмотреть Готье. Кажется, он влез в драку. Я тебе говорил, что на нём была чужая рубашка.

– Если бы не Оскар, который бросился на твой автомобиль, как на амбразуру, то мы бы уже давно осмотрели Готье. Оскар отнял всё наше время, а потом ещё и этот арабский.