— Аминь, — подвел черту Эдди.
Кинг открыл холодильный ящик, достал новую банку пива. Роланд заметил, что банок там полным-полно, больше, чем чего-то еще. Они стояли на полках, как шеренги солдат.
— В таком случае зовите меня Стив.
8
— Расскажи нам историю, в которой есть я, — попросил Роланд.
Кинг прислонился к столику у плиты, и солнечный луч упал ему на макушку. Он глотнул пива и задумался над вопросом Роланда. И вот тут Эдди увидел это в первый раз, очень смутно, возможно, лишь благодаря контрасту с солнечным лучом. Дымчатый, черный ореол[88] окружал писателя. Тусклый. Едва заметный. Но он был. Вроде черноты, прятавшейся за всем, что они видели, когда попадали куда-либо посредством Прыжка. Неужто та же чернота? Эдди так не думал.
Ореол едва просматривался.
Но он был.
— Знаете, — начал Кинг, — истории я рассказываю плохо. Звучит как парадокс, но это так. И это причина того, что я предпочитаю их записывать.
«Он говорит как Роланд?» — задался вопросом Эдди. Ответить себе он не мог. Гораздо позже до него дошло, что Кинг говорил, как они все, даже Роза Муньос, домоправительница отца Каллагэна в Калье.
Внезапно писатель просиял.
— Вот что я подумал. А почему бы мне не поискать рукопись? У меня четыре или пять коробок с забракованными историями. «Темная Башня» наверняка в одной из них — забраковал. — Бракованные истории. Слова не имели для Эдди ровно никакого значения. — Вы сможете почитать ее, пока я съезжу за своим маленьким мальчиком. — Он улыбнулся, показав большие неровные зубы. — А когда я вернусь, вы, возможно, уже уйдете и я даже сумею убедить себя, что вас не было вовсе.
Эдди посмотрел на Роланда, тот чуть качнул головой. На плите закипел кофейник.
— Сэй Кинг… — Эдди повернулся к писателю.
— Стив.
— Хорошо, Стив. Мы должны заняться нашим делом немедленно. Даже если отбросить вопрос о доверии, мы очень торопимся.
— Конечно, конечно, понятное дело, бежите наперегонки со временем. — Кинг рассмеялся. Очаровательно-добродушно. Эдди заподозрил, что пиво начало действовать, и задался вопросом: а не алкоголик ли писатель? С уверенностью утверждать он не мог, слишком недавно они познакомились, но некоторые признаки Эдди все же отмечал. Запас знаний по английскому языку и литературе он вынес из школы небольшой, но хорошо помнил, как кто-то из учителей сказал, что многие писатели — большие любители выпить. Хемингуэй, Фолкнер, Фицджеральд, автор «Ворона»[89]. Да, писатели любили выпить.
— Я не смеюсь над вами, парни, — продолжил Кинг. — Моя религия запрещает смеяться над вооруженными людьми. Просто в моих книгах люди постоянно бегут наперегонки со временем[90]. Так вы хотите услышать первое предложение «Темной Башни»?
— Конечно, если вы его помните, — ответил Эдди.
Роланд ничего не сказал, но его глаза ярко блеснули под тронутыми сединой бровями.
— Естественно, я ее помню. Это, возможно, лучшее первое предложение, написанное мной. — Кинг отставил банку, вскинул руки, выставил прижатые другу к другу указательный и средний пальцы, чуть их согнул, изображая кавычки цитаты. — «Человек в черном пытался укрыться в пустыне, а стрелок преследовал его». Остальное со временем подзабылось, но первое предложение впечаталось в память. — Он опустил руки, опять взялся за банку. — В сорок третий раз спрашиваю, это происходит наяву?
— Человека в черном звали Уолтер? — спросил Роланд.
Кинг не донес банки до рта, выплеснул пиво на грудь, намочив чистую футболку. Роланд кивнул, словно получил требуемый ответ.
— Только не падайте снова в обморок, — предостерег Эдди, в голосе прозвучали резкие нотки. — Одного раза достаточно, чтобы произвести на меня впечатление.
Кинг кивнул, глотнул пива, похоже, взял себя в руки. Посмотрел на часы.
— Господа, вы все-таки позволите мне забрать моего сына?
— Да, — кивнул Роланд.
— Вы… — Кинг попытался что-то вспомнить, потом улыбнулся. — Вы обещаете это по праву и по крови?
— Я обещаю, — ответил Роланд без тени улыбки.
— Хорошо, тогда слушайте «Темную Башню» — сжатый вариант для «Избранных романов „Ридерз дайджест“»[91]. Помните, рассказывать вслух, а не на бумаге — это не мое. Но я постараюсь.
9
Роланд слушал с таким вниманием, словно от рассказа Кинга зависела судьба миров. Впрочем, он в этом и не сомневался. Кинг начал свою версию жизни Роланда с кострищ, в свое время так порадовавших Роланда, потому что подтверждали человеческую сущность Уолтера. А потом вернулся к встрече с патлатым поселенцем на краю пустыни. Брауном, так его звали.
Доброй жатвы твоим посевам, услышал Роланд эхо давно прошедших лет. Доброй и твоим. Он уже забыл и Брауна, и его ручного ворона Золтана, но этот незнакомец — нет.
— Что мне нравилось, — продолжил Кинг, — так это обратный ход повествования. Как чисто технический прием построения сюжета это очень интересно. В самом начале вы в пустыне. Потом возвращаетесь чуть назад, на край этой самой пустыни, где встречаетесь с Брауном и Золтаном. Между прочим, ворона я назвал Золтаном в честь одного моего знакомого из университета Мэна, который пел, аккомпанируя себе на гитаре. Из хижины поселенца еще шажок назад, ваш приход в город Талл… названный в честь рок-группы…
— «Джетро Талл»[92], — вставил Эдди. — Черт побери, ну конечно! Я чувствовал, что название мне знакомо. А как насчет «Зи. Зи. Топ», Стив? Вы их тоже знаете? — Увидев на лице Кинга недоумение, Эдди улыбнулся. — Наверное, их время еще не пришло. А если они уже и выступают, то вы о них еще не слышали.
Роланд сделал жест пальцами: «Продолжай, продолжай». И бросил на Эдди взгляд, предлагающий более не встревать.
— Так или иначе, после прихода Роланда в Талл история опять уходит в прошлое, и читатель узнает о том, как Норт, любитель пожевать травку, умер, но потом ожил стараниями Уолтера. Вы понимаете, что меня тут зацепило, не так ли? Начало книги построено в обратной последовательности. Задом наперед.
Роланда совершенно не интересовали технические подробности, которым Кинг придавал столь большое значение; ведь говорили они, в конце концов, о его жизни, и для него все двигалось вперед. Во всяком случае, до того момента, как он добрался до Западного моря и дверей, через которые «извлек» своих попутчиков.
Но Стивен Кинг, похоже, ничего о дверях не знал. Он написал о дорожной станции, о встрече Роланда с Джейком Чеймберзом. Об их путешествии к горам и через них; о том, как человек, которому доверился и кого полюбил Джейк, предал его.
Кинг обратил внимание, что эту часть рассказа Роланд слушал опустив голову, и с неожиданной мягкостью сказал: «Вам нет нужды стыдиться, мистер Дискейн. В конце концов, я заставил вас это сделать».
Но вновь Роланд задался вопросом: а так ли это?
Кинг написал о разговоре Роланда с Уолтером на голгофе, среди скопища истлевающих черепов, о гадании на картах Таро, о жутком видении Роланда, которое пробило крышу мироздания. О том, как Роланд проснулся после ночи предсказания судеб и обнаружил, что постарел на десять лет, а Уолтер превратился в скелет. А в самом конце Кинг написал о Роланде, пришедшем на берег моря и севшем у самой кромки воды.
— Вы сказали: «Я любил тебя, Джейк».
Роланд буднично кивнул:
— Я и теперь его люблю.
— Вы так говорите, будто он действительно существует.
Роланд пристально посмотрел на него:
— Я существую? Ты?
Кинг промолчал.
— Что произошло потом? — спросил Эдди.
— Потом, сеньор, я иссяк… или, если вам так больше понравится, испугался и остановился.
Эдди тоже хотелось остановиться. Он видел, как тени в кухне начали удлиняться, и понимал, что пора отправляться к Сюзанне, а не то будет поздно. Он думал, что и он, и Роланд уже поняли, как выбраться из этого мира, и подозревал, что Кинг сам может направить их к Тэртлбек-лейн, в Лоувелл, где стенка реальности истончилась и, как по крайней мере утверждал Джон Каллем, в последнее время частенько появлялись приходящие. И Кинг с радостью указал бы им путь. Порадовавшись, что наконец-то избавился от них. Но пока уйти они еще не могли, и Эдди, несмотря на все его нетерпение, прекрасно это понимал.
— Вы остановились, потому что потеряли свой пектконс, — уточнил Роланд.
— Конспект. Нет, не из-за этого. — Кинг отправился за третьей банкой, и Эдди решил, что появление у Кинга животика не должно удивлять; если перевести пиво в калории, он уже съел буханку хлеба и принимался за вторую. — Я обычно не работаю по конспекту. Фактически… только не ставьте мне это в укор, я написал его впервые. И лишь потому, что сага получалась очень уж большая. И странная. Да и вы стали проблемой, сэр, или сэй, или как вы там себя называете. — Кинг поморщился. — Уж не знаю, какая у вас принята форма обращения, я ее не придумал.
— Пока не придумали, — уточнил Роланд.
— Поначалу я видел вас как Человека-без-имени Сержио Леоне[93].
— Спагетти-вестерны, — осенило Эдди. — Господи, ну конечно! Я их столько пересмотрел в «Маджестике» с Генри, когда он был дома. А когда его отправили во Вьетнам, ходил в кино сам или с приятелем Чагги Коутером. Это мужские фильмы.
Кинг улыбался.
— Да, но моей жене они тоже нравились, хотя она и не мужчина.
— Она у вас молодец! — воскликнул Эдди.
— Да, Тэбби молодец. — Кинг повернулся к Роланду. — Как Человек без имени, фэнтезийный вариант Клинта Иствуда, вы смотрелись совсем неплохо. И работа с вами забавляла меня.
— Таким ты поначалу меня видел?
— Да. Но потом вы изменились. Прямо у меня под рукой. Так вышло, что я уже не мог сказать, герой вы, антигерой или вообще не герой. И когда вы позволили мальчику упасть в пропасть, это был кульминационный момент.