— Дад-а-джум, дад-а-вальцы, чертовы омары отъели тебе пальцы. — И Кинг рассмеялся.
— Да.
— Ты бы избавил меня от многих неприятностей, если бы умер, Роланд, сын Стивена.
— Я знаю. То же самое можно сказать не только обо мне, но и об Эдди, и об остальных моих друзьях. — Тень улыбки искривила уголки рта стрелка. — Потом, после омароподобных чудовищ…
— Эдди идет, Эдди идет, — прервал его Кинг и небрежно махнул рукой, как бы говоря, что он все знает и незачем Роланду тратить попусту его время. — Узник Толкач Госпожа Теней. Мясник, пекарь и свечных дел мастер. — Он улыбнулся. — Как говорит мой сын Джо. Когда?
Роланд моргнул, застигнутый вопросом врасплох.
— Когда, когда, когда? — Кинг поднял руку, и Эдди в изумлении увидел, как тостер, вафельница и сушилка, на которой стояли чистые тарелки, поднялись и выплыли в солнечный свет.
— Ты спрашиваешь, когда тебе следует снова начать работу?
— Да, да, да! — Нож сорвался с сушилки, пересек комнату и вонзился в стену. А потом вся кухонная утварь вернулась на прежние места.
— Слушай песню Черепахи, крик Медведя, — ответил Роланд.
— Песнь Черепахи, крик Медведя. Матурин, из романов Патрика О’Брайана[95]. Шардик, из романа Ричарда Адамса[96].
— Да. Если ты так говоришь.
— Хранители Луча.
— Да.
— Моего луча.
Роланд пристально всмотрелся в него.
— Ты так говоришь?
— Да.
— Тогда пусть так и будет. Услышав песнь Черепахи и крик Медведя, ты должен снова начать писать.
— Когда я открываю глаз в твой мир, он видит меня. — Пауза. — Оно.
— Я знаю. Мы постараемся защищать тебя в эти моменты, точно так же, как пытаемся защитить розу.
Кинг улыбнулся:
— Я люблю розу.
— Вы ее видели? — спросил Эдди.
— Конечно, в Нью-Йорке. Надо подняться по улице от отеля «ООН-Плаза». Раньше там был магазин деликатесов. «Том и Джерри». Чуть в глубине. А теперь на месте магазина пустырь.
— Ты будешь рассказывать нашу историю, пока не устанешь, — продолжил Роланд. — Когда ты больше не сможешь ее рассказывать, когда песня Черепахи и крик Медведя станут едва слышными, тогда ты прервешься, чтобы отдохнуть. А как только вновь появятся силы, будешь писать дальше. Ты…
— Роланд…
— Сэй Кинг?
— Я сделаю, как ты говоришь. Я буду слушать песнь Черепахи и всякий раз, услышав ее, продолжу писать твою историю. Если буду жив. Но ты тоже должен слушать. Ее песню.
— Чью?
— Сюзанны. Ребенок убьет ее, если вы не поспешите. А ваши уши должны быть очень чуткими.
Эдди в испуге взглянул на Роланда. Стрелок кивнул. Пора двигаться дальше.
— Послушай меня, сэй Кинг. Я рад, что мы встретились в Бриджтоне, но теперь мы должны покинуть тебя.
— Хорошо. — В голосе слышалось столь искреннее облегчение, что Эдди едва не рассмеялся.
— Ты останешься на этом месте, где сейчас стоишь, еще на десять минут. Слышишь?
— Да.
— Потом ты проснешься. В очень хорошем настроении. И забудешь, что мы побывали здесь, будешь помнить об этом только на самых глубинных уровнях своего подсознания.
— В ямах на дне, заполненных илом.
— В ямах на дне, заполненных илом, именно так. А наверху ты будешь думать, что прилег поспать. И отлично выспался. Ты поедешь за своим сыном, а потом уже с ним, куда нужно. Ты будешь отлично себя чувствовать. Будешь жить полноценной жизнью. Напишешь много историй, но каждая из них будет в большей или меньшей степени связана с этой. Ты понимаешь?
— Да, — ответил Кинг голосом уставшего и чем-то раздраженного Роланда, и Эдди вновь почувствовал бегущие по спине мурашки. — Потому что видимое не может оставаться невидимым. А то, что известно, не может быть неизвестным. — Он помолчал. — За исключением, возможно, смерти.
— Да, возможно. Всякий раз, услышав песнь Черепахи, раз уж все это так звучит для тебя, будешь вновь браться за нашу историю. Единственную реальную историю, которую ты должен рассказать. А мы постараемся тебя защитить.
— Я боюсь.
— Знаю, но мы постараемся…
— Я не об этом. Я боюсь, что не успею закончить ее. — Теперь он не говорил — шептал. — Боюсь, что Башня упадет, а вина за это ляжет на меня.
— Это решать ка, не тебе, — ответил Роланд. — Или мне. Думаю, мы получили ответы на все вопросы. А теперь… — Он кивнул Эдди, встал.
— Подождите, — вырвалось у Кинга. — Мне разрешено отправить почту, но только один раз.
«Говорит, как военнопленный», — подумал Эдди, а вслух спросил:
— И кто же разрешает вам отправить почту, Стив?
Кинг нахмурился.
— Ган? — задал вопрос самому себе. — Это Ган? — Потом, словно солнце, пробивающееся сквозь утренний туман, лоб его разгладился, на губах появилась улыбка. — Думаю, я сам! Я могу послать себе письмо, может, даже маленькую посылку… но только раз. — Улыбка стала шире. — Все это… похоже на сказку, правда?
— Да, действительно, — согласился Эдди, думая о стеклянном дворце, перегородившем автостраду в Канзасе.
— И что ты сделаешь? — спросил Роланд. — Кому отправишь письмо или посылку?
— Джейку, — без запинки ответил Кинг.
— И что ты ему скажешь?
Голос Кинга стал голосом Эдди. Не имитацией — подлинным голосом Эдди. И голос этот заставил Эдди похолодеть.
— Дад-а-чам, дад-а-чом, — нараспев произнес Кинг. — Не волнуйся, ты с ключом!
Они ждали продолжения, но, похоже, напрасно. Эдди посмотрел на Роланда, и на этот раз пришла его очередь покрутить пальцами: мол, пора идти. Роланд кивнул, и они направились к двери.
— От всего этого просто мороз по коже, — заметил Эдди.
Роланд не ответил.
Эдди остановил его, прикоснувшись к руке.
— Вот что еще, Роланд. Пока он загипнотизирован, может, внушить ему, чтобы бросил пить и курить. Особенно курить. Похоже, сигарету он изо рта не выпускает. Ты же сам видишь, повсюду эти гребаные пепельницы.
На губах Роланда заиграла улыбка.
— Эдди, если начинать курить после того, как легкие полностью сформировались, табак удлиняет жизнь, не укорачивает. По этой причине в Гилеаде курили все, за исключением разве что самых бедных, но и они старались как-то разжиться куревом. Во-первых, табак не подпускает к легким вызывающие болезни испарения. Во-вторых, отгоняет многих опасных насекомых. Все это знают.
— Главный хирург Соединенных Штатов порадовался бы, узнав, что в Гилеаде все это знают, — сухо ответил Эдди. — А как насчет выпивки? Что, если однажды вечером в изрядном подпитии он перевернется на своем джипе или на автостраде выедет на встречную полосу и столкнется с кем-нибудь?
Роланд обдумал его слова, потом покачал головой.
— Я и так оказал сильное воздействие на его разум, влез в дела ка. Сделал все, что мог, на большее просто не решаюсь. Нам, конечно, придется приглядывать за ним все эти годы, пока он… что ты качаешь головой? Пока история будет «выходить» из него.
— Может, и так, но мы не сможем приглядывать за ним двадцать два следующих года, если только не решим бросить Сюзанну… а я на это никогда не пойду. Как только мы прыгнем вперед, в 1999 год, возврата в прошлое не будет. Во всяком случае, в этом мире.
Какое-то мгновение Роланд молчал, глядя на человека, стоявшего, прислонившись к столику, и спавшего на ногах, но с открытыми глазами и с упавшими на лоб волосами. Еще семь или восемь минут, и Кинг проснется, начисто забыв о появлении в его доме Роланда и Эдди… при условии, что к тому времени они уедут. Эдди не верил, что стрелок оставит Сюзи в минуту смертельной опасности… но ведь он позволил Джейку упасть, не так ли? Позволил Джейку упасть в пропасть, однажды такое случилось.
— Тогда ему придется продержаться в одиночку, — прервал затянувшуюся паузу Роланд, и Эдди облегченно вздохнул. — Сэй Кинг.
— Да, Роланд.
— Помни, услышав песнь Черепахи, ты должен отложить в сторону все остальное и рассказывать эту историю.
— Я так и сделаю. По крайней мере постараюсь.
— Хорошо.
И вдруг писатель сказал:
— Шар нужно убрать с доски и разбить.
Роланд нахмурился:
— Какой шар? Черный Тринадцатый?
— Если он проснется, то станет самой опасной угрозой для вселенной. И сейчас он просыпается. В каком-то другом месте. В каком-то другом где и когда.
— Спасибо тебе за пророчество, сэй Кинг.
— Дад-а-шим, дад-а-ашня. Неси шар к двойной Башне.
На это Роланд лишь покачал головой, не зная, что и сказать.
А Эдди приложил кулак ко лбу и чуть поклонился.
— Хайл, разящий пером.
Кинг улыбнулся одними губами, словно услышал что-то нелепое, но промолчал.
— Долгих дней и приятных ночей, — попрощался с ним Роланд. — Больше тебе нет нужды вспоминать тех куриц.
От надежды, разлившейся по бородатому лицу Кинга, у Эдди защемило сердце.
— Ты действительно так говоришь?
— Действительно говорю. Возможно, мы еще встретимся на тропе до того, как все сойдемся на пустоши. — Стрелок развернулся на каблуке и покинул дом писателя.
Эдди еще раз взглянул на высокого, чуть сутулящегося мужчину, который стоял прижавшись к столику, и подумал: «В следующий раз, когда я увижу тебя, Стив, если увижу, борода твоя совсем поседеет, лицо прорежут морщины… а я все еще буду молодым. Какое у тебя кровяное давление, сэй? Достаточно низкое, чтобы ты продержался еще двадцать два года? Надеюсь на это. А как твое сердечко? Нет ли среди твоих родственников больных раком, а если есть, насколько это близкие родственники?»
Но времени задавать эти вопросы не было. Как и любые другие. Очень скоро писателю предстояло проснуться и начать прежнюю жизнь. Эдди последовал за своим старшим в катящийся к вечеру день и закрыл за собой дверь. Он начал склоняться к мысли, что ка, послав его сюда, а не в Нью-Йорк, похоже, знала, что делала.
12
Эдди остановился у водительской дверцы «форда» Каллема и поверх крыши посмотрел на стрелка.