И он подумал, что смерть не страшна. Да, для Роланда потеря мальчика обернется разбитым сердцем… однако он продолжит свой путь. Роланд будет идти, пока будет стоять Темная Башня.
Джейк поднял голову.
— Она сказала: «Помните борьбу».
— Сюзанна?
— Да. Она встала у руля. Миа ей позволила. Песня тронула Миа. Она заплакала.
— Ты так говоришь?
— Да. Миа, дочь, не знающая отца, мать одного. И пока Миа отвлеклась… пока ее глаза ослепли от слез…
Джейк огляделся. Огляделся и Ыш, скорее всего он ничего не искал, лишь копировал движения своего любимого Эйка. Каллагэну вспомнился тот вечер в Павильоне. Огни. Ыш, вставший на задние лапы и поклонившийся местным жителям. Поющая Сюзанна. Огни. Танцы. Роланд, танцующий каммалу в огнях, разноцветных огнях. Роланд, танцующий в белизне. Всегда Роланд; даже в конце, когда остальные падут, убитые один за другим в этой кровавой бойне, Роланд останется.
«Я могу с этим жить, — подумал Каллагэн. — И готов с этим умереть».
— Она что-то оставила, но этого нет. — Голос Джейка переполняла печаль, он чуть не плакал. — Кто-то это нашел… может, гитарист видел, как она что-то бросила, и подобрал… Этот гребаный город! Все всё крадут! Черт, дерьмо!
— Пошли.
Бледное, усталое, испуганное лицо Джейка повернулось к Каллагэну.
— Она что-то оставила для нас, что-то очень нужное! Неужели ты не понимаешь, сколь ничтожны наши шансы?
— Понимаю. Если ты хочешь дать задний ход, Джейк, сейчас самое время.
Мальчик покачал головой, без тени сомнения, без малейшей задержки, и Каллагэн почувствовал, что может им гордиться.
— Пошли, отец, — сказал он.
17
На углу Лексингтон-авеню и Шестьдесят первой они вновь остановились. Каллагэн увидел зеленый навес и кивнул. На навесе красовался поросенок, блаженно улыбающийся, несмотря на то, что его зажарили до ярко-красного цвета. Поверх поросенка тянулась надпись «ДИКСИ-ПИГ». У тротуара выстроились пять длинных черных лимузинов. Их габаритные огни чуть размыто светились желтым в темноте. И Каллагэн только тут понял, что авеню затянуло туманом.
— Вот. — Джейк протянул ему «ругер». Мальчик порылся в карманах и обеими руками выгреб патроны. Они тускло блестели под оранжевым светом уличных фонарей. — Положи их в нагрудный карман, отец. Так до них легче добраться, понимаешь?
Каллагэн кивнул.
— Раньше не стрелял из пистолета?
— Нет, — ответил Каллагэн. — А ты бросал тарелки?
Губы Джейка разошлись в улыбке.
— Бенни Слайтман и я как-то раз взяли с десяток тренировочных тарелок и устроили соревнование на берегу реки. У него получалось не очень, но…
— Позволь догадаться. А у тебя, как надо.
Джейк пожал плечами, потом кивнул. У него не было слов, чтобы объяснить, как хорошо ложилась тарелка ему в руку, становясь как бы ее продолжением. Но, возможно, ему и не надо было учиться. А умение бросать орису было врожденным. Как у Сюзанны. Ее броски Каллагэн видел собственными глазами.
— Хорошо, каков наш план? — спросил Каллагэн. Теперь, приняв решение идти до конца, он еще сильнее, чем раньше, хотел, чтобы мальчик взял командование на себя. Джейк в конце концов был стрелком.
Мальчик покачал головой.
— Нет никакого плана, да и откуда? Я иду первым, ты — следом за мной. Как только входим в дверь, сразу разделяемся. Всегда, пока будет такая возможность, между нами должно быть десять футов, ты понимаешь, отец? Тогда независимо от того, как много их будет и как близко они подберутся, ни одному из них не удастся одновременно уложить нас обоих.
Каллагэн понял, что этот урок Джейк получил от Роланда. Кивнул.
— Я попытаюсь идти следом за ней, используя прикосновения, Ыш — по запаху. Иди с нами. Стреляй в каждого, кто напрашивается на пулю, и без малейшего колебания, понимаешь?
— Ага.
— Если ты убьешь кого-то или что-то и оружие покажется тебе полезным, возьми его. Но только в том случае, если сможешь взять на ходу. Мы должны двигаться. Мы должны убивать. Мы должны быть безжалостными. Ты можешь кричать?
Каллагэн задумался, потом кивнул.
— Кричи на них, — продолжил Джейк. — Я тоже буду кричать. И двигаться. Может, бегом, но скорее быстрым шагом. Постарайся, чтобы всякий раз, посмотрев направо, я видел левую половину твоего лица.
— Ты будешь видеть, — заверил его Каллагэн, подумав: «По крайней мере до того момента, как кто-то из них уложит меня». — После того как мы выведем ее отсюда, я стану стрелком, Джейк?
Мальчик ответил волчьей улыбкой, все страхи и сомнения он уже отбросил.
— Кхеф, ка и ка-тет, — отчеканил он. — Смотри, загорелась табличка «Идите». Давай перейдем улицу.
18
Водительское сиденье первого лимузина пустовало. За рулем второго сидел мужчина в фуражке и униформе, но отцу Каллагэну показалось, что он спит. Еще один шофер в фуражке и униформе привалился к борту третьего со стороны тротуара. Огонек сигареты неспешно перемещался по дуге от уголка рта к бедру и обратно. Шофер смотрел в их сторону, но без особого интереса. Да и что, собственно, могло его заинтересовать? Мужчина, почти старик, мальчик, почти подросток, лохматая собака. Большое дело.
Перейдя Шестьдесят первую улицу, Каллагэн увидел лист белой бумаги на хромированном стенде, выставленном у дверей ресторана:
И как же называлось мероприятие, проводившееся в этот вечер в «Дикси-Пиг», задался вопросом Каллагэн. Смотрины младенца? Вечеринка по случаю дня рождения?
— Как насчет Ыша? — шепотом спросил Каллагэн.
— Ыш остается со мной.
Только четыре слова, но они убедили Каллагэна: Джейк понимает, на что идет. Этому вечеру предстояло стать последним в их жизни. Каллагэн не знал, удастся ли им выйти из «Дикси-Пиг», покрыв себя славой, но точно знал, куда они выйдут, все трое. От пустоши в конце тропы их теперь отделял один-единственный поворот; и они собирались пройти его вместе, плечом к плечу. И хотя Каллагэн не хотел умирать, особенно теперь, когда ему по-прежнему легко дышалось, а глаза могли видеть, он отдавал себе отчет, что все могло сложиться куда как хуже. А так — Черный Тринадцатый удалось упрятать в укромное темное место, где он будет спать глубоким сном, и если Роланд все-таки сумеет выжить, независимо, проиграют они эту битву или победят, то он найдет возможность отыскать шар и избавиться от него, если сочтет нужным. А пока…
— Джейк, послушай меня, это важно.
Джейк кивнул, но на лице отражалось нетерпение.
— Ты понимаешь, что тебе грозит смерть? Просишь ли ты прощения за свои грехи?
Мальчик понял, что его причащают.
— Да, — ответил он.
— Ты искренне сожалеешь, что согрешил?
— Да.
— Раскаиваешься в своих грехах?
— Да, отец.
Каллагэн перекрестил Джейка.
— In nomini Patris, et Filii, et Spiritus…[106]
Ыш тявкнул. Один раз, но взволнованно. И глухо, потому что нашел что-то в ливневой канаве и теперь держал в пасти. Мальчик наклонился и взял у него находку.
— Что? — спросил Каллагэн. — Что это?
— То, что она для нас оставила. — В голосе Джейка слышалось безмерное облегчение, почти надежда. — То, что уронила, когда Миа отвлеклась и плакала над песней. Возможно, у нас появился шанс, отец. Возможно, у нас все-таки есть шанс.
Он положил находку в руку Каллагэна. Тот удивился ее весу, а когда рассмотрел, у него перехватило дыхание от красоты находки. И он почувствовал, как в нем разгорается надежда. Может, напрасная, но она разгоралась.
Он поднес вырезанную из слоновой кости черепашку к лицу, провел указательным пальцем по царапине на панцире, напоминающей вопросительный знак. Всмотрелся в мудрые и умиротворяющие глаза.
— Какая прелесть, — выдохнул он. — Это Черепаха Матурин? Она, не так ли?
— Не знаю, — ответил Джейк. — Возможно. Сюзанна называет ее skolpadda, и черепашка, надеюсь, нам поможет, хоть и не убьет охотников, поджидающих нас там. — Кивок в сторону «Дикси-Пиг». — Только мы можем их убить, отец. Ты будешь убивать?
— Да, — спокойно ответил Каллагэн. Убрал черепашку, skolpadda, в нагрудный карман. — Я буду стрелять, пока не закончатся патроны или пока не умру. Если у меня закончатся патроны до того, как меня убьют, буду дубасить их рукояткой пистолета.
— Хорошо. Пусть лучше они получат последнее причастие.
Они прошли мимо хромированного стенда со словами ЗАКРЫТО НА СПЕЦИАЛЬНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ. Ыш трусил между ними, высоко подняв голову, демонстрируя зубастую улыбку. Без остановки преодолели три ступеньки, что вели к двойным дверям. У самых дверей Джейк сунул руку в плетеную сумку и достал две тарелки. Постучал ими друг о друга, кивнул, услышав глухой звук, сказал:
— Давай поглядим, что есть у тебя.
Каллагэн вытащил из-за пояса «ругер», приложил ствол к правой щеке, как дуэлянт. Потом коснулся нагрудного кармана, оттопыренного, набитого патронами.
Джейк кивнул, довольный увиденным.
— Как только мы входим, остаемся рядом. Всегда рядом, с Ышем посредине. На счет «три». И, начав, уже не останавливаемся, пока не умрем.
— Никогда не остановимся.
— Точно. Ты готов?
— Да. Любовь Господа с тобой, мальчик.
— И с тобой, отец. Раз… два… три.
Джейк открыл дверь, и они вошли в сумрачный свет и сладкий, дразнящий запах жареной свинины.
КУПЛЕТ: Кам-каммала — поверьте,
Есть время для жизни и смерти.
Надо молчать,
И у стенки встать,
И последние пули пускать.
ОТВЕТСТВИЕ: Кам-каммала — опять!
Пули пора пускать.
Вспомяните меня,
Но не плачьте, друзья,
Когда час мой придет умирать!
Строфа 13Хайл, Миа, хайл, Мать
1
Должно быть, ка поставила пассажирский автобус там, где он стоял, когда Миа подъехала на такси, а может, это было всего лишь совпадение. Конечно, речь идет об одном из тех вопросов, что достойны толкования как самым скромным уличным проповедником (можешь сказать «аллилуйя»), так и самым уважаемым философом-теологом (можешь сказать сократовское «аминь»). Некоторые укажут, что это очень уж фривольное допущение и ничего основополагающего за этим вопросом не стоит.