Дверь, однако, оставалась закрытой.
(Сосредоточься, мальчик!)
Голос Хенчека звучал в голове Джейка, да так сильно, что буквально расплющивал мозг. Он наклонил голову, уставился на ручку. Видел розу. Видел ее очень хорошо. Представил себе, как она поворачивается по мере того, как поворачивается ручка, на которой ее выгравировали. Однажды, не так уж и давно, двери стали его навязчивой идеей, двери и другой мир,
(Срединный мир)
который, он это знал, должен находиться за одной из них. И теперь прежние ощущения вернулись. Он представил себе все двери, которые только знавал в своей жизни: двери спален, двери ванных комнат, двери кухонь, двери чуланов, двери залов для боулинга, двери раздевалок, двери кинотеатров, двери ресторанов, двери с табличками ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН, двери с табличками ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ, дверцы холодильников, да, даже их… а потом увидел, как все они разом открылись.
Откройся! — мысленно приказал он двери, чувствуя себя арабским мальчишкой в какой-то древней сказке. Откройся, сезам! Откройся, говорю я!
Из глубины, из чрева пещеры вновь зазвучали голоса. Что-то ухнуло, что-то упало. Пол пещеры задрожал под их ногами, будто еще один Луч приказал долго жить. Джейк не обратил на это ни малейшего внимания. Ощущение присутствия некой живой силы все росло, мальчик чувствовал, как она щиплет его кожу, заставляет вибрировать нос и глаза, поднимает волосы дыбом, но дверь оставалась закрытой. Он еще сильнее вцепился в руки Роланда и отца Каллагэна, сосредоточился на дверях зданий пожарных команд, дверях полицейских участков, двери кабинета директора школы Пайпера, даже на научно-фантастическом романе, который он когда-то читал, назывался роман «Дверь в лето». Запах пещеры, тяжелый — плесени, древних костей, занесенного издалека дымка, — вдруг резко усилился. Неимоверная радость охватила его, радость уверенности: «Сейчас, сейчас это произойдет, я знаю, что произойдет», — но дверь оставалась закрытой. И теперь до его ноздрей долетел другой запах. Нет, не пещеры, запах собственного, с металлическим привкусом пота, струящегося по лицу.
— Хенчек, не получается. Думаю, я…
— Да, пока не получается, но только не думай, парень, что ты все должен сделать сам. Нащупай что-то между собой и дверью… что-то похожее на крюк… или шип… — Произнеся эти слова, Хенчек обратился к стоящим у входа в пещеру Мэнни: — Хедрон, иди сюда. Тонни, ухватись за плечи Хедрона. Льюис, ухватись за Тонни. И так далее! Сделайте это! Все!
Колонна Мэнни придвинулась. Ыш тявкнул, похоже, тоже сомневаясь в результате.
— Ищи, мальчик! Ищи крюк! Он между тобой и дверью! Нащупай его!
Джейк напрягся, тогда как его воображение внезапно нарисовало образы невероятной и ужасающей четкости и яркости, недостижимых ни в каком сне. Он увидел Пятую авеню между Сорок восьмой и Шестидесятой улицами («Двенадцать кварталов, где каждый январь исчезают мои рождественские премии», — частенько бурчал его отец). Он видел, как все двери на обеих сторонах улицы распахнулись одновременно: «Фэнди»! «Тиффани»! «Бергдорф Гудман»! «Картье», «Даблдей букс»! Отель «Шерри Нитенленд». Он увидел бесконечный холл, застланный коричневым линолеумом, и знал, что холл этот — в кинотеатре «Пентагон». Он видел двери, никак не меньше тысячи дверей, разом распахнувшихся и создавших мощнейший сквозняк.
Однако дверь перед ним, единственная, нужная им, оставалась закрытой.
Да, закрытой, но…
Ее трясло, она стучала о дверной косяк. Он это слышал.
— Давай, малыш! — процедил Эдди сквозь сжатые зубы. — Если не сможешь открыть ее, вышиби пинком.
— Помогайте мне! — прокричал Джейк. — Помогайте, черт побери! Все вместе!
Сила в пещере, казалось, удвоилась. От гудения завибрировали кости головы Джейка. Зубы давно уже выбивали барабанную дробь. Пот застилал глаза, туманя взгляд. Он видел двух Хенчеков, кивавших стоявшему за их спинами Хедрону. А за Хедроном был Тонни. А за Тонни — остальные, змеей вытягиваясь из пещеры на тропу.
— Приготовься, парень, — выдохнул Хенчек.
Рука Хедрона скользнула под рубашку Джейка и ухватилась за пояс джинсов. Джейк почувствовал, как его толкает к двери, а не оттаскивает назад. Что-то в его голове устремилось вперед, он увидел, как все двери тысячи, тысячи миров широко распахнулись, вызвав ветер такой силы, что он мог практически задуть солнце.
А потом все замерло. Зато что-то появилось… появилось перед дверью…
Крюк. Это крюк!
Он накинул на крюк, словно петлю, свой разум и жизненную силу. И одновременно почувствовал, как Хедрон и другие тянут его назад. Тут же возникла боль, невыносимая, рвущая в клочья. А потом чувство, будто из тебя вытягивают все нутро. Отвратительное чувство, казалось, кто-то наматывал на крюк кишку за кишкой. И при этом мерзкое жужжание в ушах и глубоко в мозгу.
Джейк попытался крикнуть: «Нет, хватит, отпустите меня», — и не смог. Он попытался вскрикнуть и услышал свой крик, да только в голове. Боже, его подцепили. Подцепили на крюк и теперь рвут надвое.
Только одно существо услышало его крик. С яростным лаем Ыш рванулся к Джейку. И в тот же самый момент Ненайденная дверь открылась, распахнулась, с шипящим свистом повернулась на петлях перед носом Джейка.
— Возрадуемся! — крикнул Хенчек, в его голосе слышались ужас и восторг. — Возрадуемся, дверь открылась! Оувер кам каммен! Кан-тах, кан-кавар каммен! Оувер-кан-тах!
Остальные Мэнни подхватили крик Хенчека, но к тому времени Джейк Чеймберз уже вырвал руку из руки Роланда, который стоял справа от него. К тому времени он уже летел, и не один.
На пару с отцом Каллагэном.
8
Эдди едва успел услышать Нью-Йорк, учуять Нью-Йорк и осознать, что же случилось. А самое ужасное заключалось в том, что его рассудок четко все фиксировал, он ясно понимал: все идет с точностью до наоборот от ожидаемого, однако ничего не мог поделать.
Он увидел, как Джейка выдернуло из круга, и почувствовал, как рука Каллагэна вырвалась из его руки; увидел, как они летят по воздуху к двери, в тандеме крутят сальто, словно пара гребаных акробатов. Что-то пушистое и гавкающее прямо-таки как пуля пронеслось мимо его головы. Кувыркающийся Ыш, с прижатыми к голове ушами, выпученными от ужаса глазами, которые, казалось, отделились от мордочки зверька и летели сами по себе.
Более того, Эдди вдруг понял, что он более не держит Кантаба за руку и устремился к двери… его двери, его городу и к затерявшейся там покинувшей Калью его беременной жене. И внезапно ощутил (еще как ощутил) невидимую руку, толкнувшую его назад, и голос, говоривший, не произнося ни единого слова. Услышанное Эдди было ужаснее любых слов. Слова еще можно оспорить. Тут же он услышал бессловесное «нет», и насколько мог судить, приказ этот поступал из самой Темной Башни.
Джейк и Каллагэн проскочили в дверной проем, словно пули, выпущенные из двустволки: умчались в темноту, наполненную звуками автомобильных сигналов и шуршанием шин движущегося транспорта. Издалека, но ясно, как голоса, что слышишь во сне, до Эдди донесся резкий, хрипатый, экзальтированный голос, вещающий тем прохожим, которые хотели его слышать: «Упомяни имя Божье, брат мой, это правильно, упомяни имя Божье на Второй авеню, упомяни имя Божье на авеню Би, упомни имя Божье в Бронксе. Я говорю Бог, я говорю Бог-Бомба, Я говорю Бог!» То звучал голос настоящего нью-йоркского безумца, если Эдди когда-нибудь доводилось его слышать, и он рвался к нему всем сердцем. Он увидел, как Ыш пролетел сквозь дверь, словно обрывок газеты, подброшенный с мостовой воздушным вихрем от промчавшегося автомобиля, а потом дверь захлопнулась так быстро и сильно, что ему пришлось прищуриться от ударившего в лицо ветра, и ветер этот тащил облако пыли, поднятой с пола пещеры.
Прежде чем Эдди успел закричать от ярости, дверь распахнулась вновь. На этот раз в яркий солнечный свет, наполненный пением птиц. Он почувствовал запах сосен, услышал, как вдали что-то громыхнуло. А потом его засосало в эту яркость, и он не смог даже крикнуть, что все пошло не так, что…
Эдди обо что-то стукнулся виском. Одно короткое мгновение остро чувствовал, что летит между мирами. Потом раздалась стрельба. Пришла смерть.
КУПЛЕТ: Кам-каммала, народ!
Летишь — куда носит ветер!
Полетишь — как ветер нас понесет,
Ну а как еще жить на свете?
ОТВЕТСТВИЕ: Кам-каммала, народ!
Как же жить на свете?
Полетишь, куда ветер нас понесет,
По-другому не будет на свете!
Строфа 3Труди и Миа
1
До первого июня 1999 года Труди Дамаскус считала себя практичной женщиной, которая могла объяснить любому, что НЛО в большинстве своем — атмосферные зонды (а остальные сработаны людьми, желающими покрасоваться на экране телевизора), Туринская плащаница — подделка какого-то мошенника четырнадцатого века, а призраки, включая и Джейкоба Марли[12], — свидетельства психического нездоровья или вызваны расстройством пищеварения. Будучи практичной женщиной, она уважала себя за эту практичность, так что чему-либо суеверному и сверхъестественному не было места в ее мыслях, когда она шла по Второй авеню на работу (бухгалтерская фирма «Гаттенберг, Ферт и Патель») с холщовым пакетом для покупок и сумочкой на плече. Одним из клиентов «ГФиП» была сеть магазинов детских игрушек «КидзПлей», и сеть эта задолжала «ГФиП» приличную сумму. То обстоятельство, что они сами балансировали на грани банкротства, для Труди ровным счетом ничего не значило. Она хотела получить причитающиеся фирме 69211 долларов и 19 центов и провела большую часть отведенного на ленч часа (в одной из дальних кабинок кафе «Блины и оладьи Денниса», которое до 1994 года было рестораном «Чав-Чав»), размышляя над тем, как их заполучить. За последние несколько лет она уже предприняла определенные шаги для того, чтобы фирма «Гаттенберг, Ферт и Патель» сменила название на «Гаттенберг, Ферт, Патель и Дамаскус»; получение долга с «КидзПлей» стало бы еще одним шагом, причем довольно весомым, в этом направлении.