дела круглое озеро черноты, окруженное каменными, частично порушенными стенами. Далее, над дальней стеной, высились две башни, да только одна превратилась в руины, уничтоженная ударом молнии или мощным взрывом.
— Место, где мы стоим — галерея, — объяснила Миа. — Дорожка, которая тянется по всему периметру Замка-над-бездной, когда-то он назывался Замком Дискордия. Ты говорила, что тебе нужен свежий воздух. Я надеюсь, этот тебе подойдет, ага, как сказали бы в Кэлле. Замок расположен далеко от Пограничья, на просторах Крайнего мира, совсем рядом с тем местом, где закончится ваш поход, найдете ли вы Башню или свою погибель, — она помолчала, потом продолжила. — Вероятнее всего, погибель. Однако мне нет до этого никакого дела, нет, отнюдь. Я — Миа, ничья дочь, мать одного. Я забочусь о моем малом и больше ни о ком. Кроме малого мне никто не нужен, ага! Ты хочешь посовещаться? Отлично. Я расскажу тебе, все, что смогу, и только правду. Почему нет? Так или иначе, мне-то без разницы.
Сюзанна огляделась. Когда повернулась к центру замка, там, где, по ее разумению, следовало находиться внутреннему двору, на нее пахнуло гнилью. Миа увидела, как она поморщилась, и улыбнулась.
— Ага, они давно умерли, и машины, которые построили те, кто пришел позже, в основном, остановились, но запах их смерти все еще висит здесь, не так ли? С запахом смерти это обычное дело. Спроси своего друга — стрелка, истинного стрелка. Он знает, потому что часть этого запаха — его работа. И немалая часть, Сюзанна из Нью-Йорка. Гибель миров висит на его шее, как гниющий труп. Однако, он слишком далеко зашел в своей решимости и наконец привлек внимание сильных мира сего. Он будет уничтожен, ага, и те, кто стоит рядом с ним. Я ношу его смерть в своем животе, и меня это совершенно не тревожит, — она вскинула подбородок к звездному свету. Шаль облегала набухшие груди… и, Сюзанна видела, раздутый живот. В этом мире Миа была беременной. Более того, на сносях.
— Задавай свои вопросы, я готова к ответам, — продолжила Миа. — Только помни, мы существуем и в другом мире, в том, где мы связаны воедино, в одно целое. Мы лежим на кровати в гостинице, словно спим… но мы не спим, не так ли, Сюзанна? Нет. И когда телефон зазвонит, когда позвонят мои друзья, мы покинем этот замок и пойдем к ним. Если ты уже успеешь задать свои вопросы, отлично. Если нет, тоже отлично. Спрашивай. Или… может, ты не стрелок? — и ее губы изогнулись в пренебрежительной улыбке. Сюзанна подумала, что очень уж она наглая, да, действительно наглая. Слишком наглая для человека, который не сможет найти дорогу с Сорок шестой улицы на Сорок седьмую в том мире, куда они должны вернуться. — Так спрашивай, говорю тебе!
Сюзанна вновь посмотрела на черный, разрушенный колодец, который когда-то был сердцевиной замка, его центральную, самую укрепленная часть, с ареной для турниров, навесными башнями, подземельями и еще Бог знает чем. Она изучала средневековую историю и помнила некоторые термины, но как давно это было. Конечно же, где-то там находился и банкетный зал, в который она ходила за едой, пусть и короткое время. Но кормежка эта осталась в прошлом. Если Миа будет слишком сильно на нее напирать или зайдет слишком далеко, она узнает об этом на собственной шкуре.
А пока, подумала Сюзанна, начнем с относительно простого.
— Если это Замок-над-бездной, то где Бездна? Я тут не вижу ничего, кроме нагромождения скал. И этого красного зарева на горизонте.
Миа, ветер играл ее черными, до плеч волосами, мягкими, как шелк, совершенно прямыми, без намека на курчавость, свойственную волосам Сюзанны, указала на дальнюю стену по другую сторону черного колодца, где высились башни и тоже тянулась галерея.
— Вот это — центральная крепость. За ней — город Федик, теперь заброшенный, все умерли от Красной смерти тысячу лет тому назад, а то и больше. Дальше…
— От Красной смерти? — переспросила Сюзанна, удивленно и одновременно испуганно, пусть и не понимала, чем вызван страх. — От Красной смерти Эдгара По? Как в новелле[38]? — а почему нет? Разве они уже не забредали (к счастью, выбрались оттуда) в страну Оз Лаймена Френка Баума? Кто еще мог попасться им на пути? Белый кролик и Черная королева[39]?
— Женщина, я не знаю. Могу сказать лишь одно: за заброшенным городком высится наружная стена, за стеной — огромный разлом в земле, в котором живут чудовища, копошатся там, размножаются и строят планы вырваться наружу. Когда-то над разломом стоял мост, но он давно как рухнул. В незапамятные времена. Они ужасны, эти чудовища, и обычные люди, что мужчины, что женщины, сходят с ума, лишь глянув на них.
Тут она удостоила Сюзанну собственного взгляда. Переполненного сарказмом.
— Но не стрелки. Конечно, такие, как ты, с ума не сойдут.
— Почему ты насмехаешься надо мной? — спокойно спросила Сюзанна.
На лице Миа отразилось недоумение, потом она насупилась.
— Разве это моя идея прийти сюда? Стоять на холоде там, где Глаз Короля марает горизонт и даже саму луну своим грязным светом? Нет, женщина! Она принадлежала тебе, так что нечего мне выговаривать!
Сюзанна могла бы ответить, что идея забеременеть ребенком демона принадлежала отнюдь не ей, но понимала, что сейчас не время начинать словесную перепалку, убеждая собеседника, или в данном случае, собеседницу, что дура именно она, а не ты.
— Я ничего тебе не выговариваю, — возразила Сюзанна, — только спрашиваю.
Миа нетерпеливо взмахнула рукой, как бы говоря: «Хватит толочь воду в ступе», — и чуть повернулась, встав в пол-оборота к Сюзанне. А потом пробормотала: «Я не пошла ни в больше-чем-дом, ни в никакой дом. И в любом случае я выношу моего малого, ты слышишь? Как бы ни легли карты. Выношу и выкормлю.»
И вот тут Сюзанна поняла многое, если не все. Миа насмехалась, потому что боялась. Пусть знала она многое, очень уж значительная ее часть была Сюзанной.
«Я не пошла ни в больше-чем-дом, ни в никакой дом», например. Это фраза из «Невидимки», романа Ральфа Эллисона[40]. Когда Миа проникла в Сюзанну, она приобрела две субличности по цене одной. Это Миа, и никто другой, вытащила из небытия (или из глубокой заморозки) Детту, и именно Детте особенно нравилась эта фраза, в которой выражалось глубокое презрение и подозрительность негров к тому, что иногда называлось «усовершенствованное послевоенное образование для негров». Ни в больше-чем-дом, ни в никакой дом; я знаю, что я знаю, другими словами, до меня дошли такие слухи, мне шепнули об этом на ушко, дорогая, сорока принесла на хвосте.
— Миа, а кто второй родитель твоего ребенка? Какой демон стал ему отцом, ты это знаешь?
Миа ухмыльнулась. И ухмылка эта очень не понравилась Сюзанне. Слишком много в ней было от Детты. Она уже понимала, что ответ ее не порадует.
— Да, женщина, знаю. И ты права. Это демон накачал тебя, действительно, великий демон, ты говоришь правильно. Человеческий демон! И по-другому просто быть не могло, ибо ты знаешь, что настоящие демоны, те, что остались на берегах всех этих миров, которые вращаются вокруг Башни, после того, как Прим[41] пошел на убыль, бесплодны. И по очень веской причине…
— Тогда как…
— Твой дин — отец моего малого, — ответила Миа. — Роланд из Гилеада, ага, он. У Стивена Дискейна наконец-то появится внук, хотя он сам давно сгнил в могиле и не узнает об этом.
Сюзанна таращилась на нее, напрочь забыв о холодном ветре, дующим со скал Дискордии.
— Роланд?.. Этого не может быть! Он находился рядом со мной, когда демон был во мне, «извлекал» Джейка из дома на Голландском холме и физически не мог трахаться со… — она замолчала, подумав о младенце, которого видела в «Догане». Подумав об его глазах. Этих синих глазах воина. «Нет. Нет. Я отказываюсь в это верить».
— Тем не менее, Роланд — его отец, — настаивала Миа. — И когда малой родится, я назову его именем, которое почерпнула из твоей памяти, Сюзанна из Нью-Йорка, которое ты узнала, когда изучала крепостные зубцы, внутренние дворы, подъемные мосты и навесные башни. Почему нет? Это хорошее имя, и ему оно подойдет.
«Введение в средневековую историю» профессора Мюррея, вот о чем она говорит».
— Я назову его Мордред, — продолжила Миа. — Расти он будет быстро, мой дорогой мальчик, быстрее любого человека, благодаря его демонической природе. Он вырастет сильным. Станет воплощением всех стрелков, когда либо существовавших. А потом, как и Мордред твоего сказания[42], убьет своего отца.
И с этим Миа, ничья дочь, вскинула руки к сверкающему звездами небу и закричала, но Сюзанна так и не смогла понять, был ли то крик печали, ужаса или радости.
— Подкрепись, — предложила Миа. — Вот что у меня есть.
Из-под мексиканской шали она достала гроздь винограда и бумажный кулек с оранжевыми ягодами физалиса, раздутыми от наполняющего их сока, как ее живот. И откуда только, задалась вопросом Сюзанна, взялись эти фрукты? Неужто их общее тело ходило по «Плаза-Парк» само по себе, как лунатик? А может, в номере стояла ваза с фруктами, которую она не заметила? Или эти фрукты — плод воображения?
Ответы не имели ровно никакого значения. Если чуть раньше ей и хотелось есть, то бомба, взорванная Миа, начисто отбила аппетит. А невозможность того, о чем она говорила, только подчеркивала чудовищность самой идеи. Но из головы не выходил младенец, которого видела in utero на одном из телевизионных экранов. Эти синие глаза.
— Нет. Этого не может быть, ты слышишь? Этого не может быть!
Холодный ветер, врывающийся в проходы между колоннами, пронизывал до костей. Она слезла с телеги и уселась на каменный пол, спиной к колонне галереи, рядом с Миа, слушая завывания ветра и вглядываясь в звездное небо.