Охотовед и парторг Сыров. На месте некоторых я бы написал заявление.
Хор. Ах! Ах!.. Как он не хочет терять свободу! Страдалец Мишка!
Гена Юрченков (ежась под ветром). На тот берег ему не успеть. Да и что толку, да?
И. о. главного лесничего Прасолов. Да, зря. Надо дождаться суда.
Петров (с развевающейся черной длинной бородой). Тот берег? Звучит призывно. Может, только там где-то новый заповедник и возможен.
Хор. Ой, какой ветер!
Прасолов. Да хватит уже иллюзий.
Петров (пронзительно взглядывая на него). Что?
Прасолов (отворачиваясь, но произнося внятно). Будем реалистами. Это нигде невозможно.
Петров. Хм… неожиданно.
Прасолов (решительно, поворачиваясь к Петрову). Забудем все эти бредни!
Петров. Раньше это были беседы в уточняющем духе, ты сам называл их сократическими.
Прасолов (с болезненной улыбкой). Теперь бы я назвал их маниловскими. Ведь это очевидно.
Катя. Истинная правда. Хотя и жалко. Но… заигрались мужи.
Юрченков. Пожалуй, я уеду отсюда.
Петров (глядя на него). Куда?
Юрченков (тихо, только для Петрова). Попрошу убежища в Канаде, у этих ребят.
Петров (с облегченной улыбкой). Это же не выездное посольство. Да и, как говаривали в старину, здесь Родос, здесь и прыгай. Еще не все потеряно, Генрих.
Петр Лукич Самородский (директору). Ну и страсти же здесь у вас кипят!
Директор (потерянно). Надо добиваться повышения… самосознания и дисциплины. Здесь нужны железные нервы. Я готов уйти.
Дмитриев (торжествующе). Давно пора!
Сыров (смахивая с приятного лица пыль или паутинку). Но это не снимает вопроса о персональной ответственности.
Прасолов (выступая вперед). Но это не значит, что ее надо взвалить на одного эвенка.
Самородский. А кто вы, извините?
Дмитриев. Еще один левый.
Прасолов (возмущенно). Я?
Дмитриев. Левый директор.
Прасолов (задыхаясь). Выбирайте выражения, Руслан Сергеевич!
Дмитриев. Есть факты неучтенных поездок за пределы заповедника. Без оформления за свой счет.
Прасолов (Кате). Гнусная ложь.
Дмитриев. И много других фактов, Петр Лукич! Сегодня же доведу до вашего сведения.
Самородский. Хорошо.
Катя (озадаченно). Говорили о каком-то гроссбухе грехов…
Прасолов (с мучительной улыбкой). Главный-то грех он сам: псевдоученый.
Юрченков. Нет, я точно отсюда уеду. Сегодня же подам заявление. Заповедников много. Сихотэ-Алинский, говорят, хороший, да? Или еще дальше — на остров Врангеля. Овцебыка охранять.
Петров (улыбаясь в бороду). Уж там пожарному самое место: голая тундра, нечему гореть.
Юрченков. А дома?
Петров (только Юрченкову). Бакунин удрал из Иркутска… Ну да, с острова Врангеля много ближе.
Юрченков. Где-нибудь же на островах Аляски есть католическая церквушка с приличным органом, да? Буду плавать по островам и чинить, настраивать. В этом мое призвание. А наша идея нового заповедника трещит по швам.
Петров. Почему же?
Юрченков. Прасолов отступил.
Петров. Но мы еще вместе. И гора Диониса не захвачена врагами.
Юрченков. Какая еще?..
Петров (кивая на гору Бедного Света). Вот та.
Юрченков (грустно усмехаясь). Хороша… да не наша.
Хор. Ветер! Поднялся страшный ветер! Волны с гривами пенными пошли! Лодку едва видно! Это далекая сарма! Или култук!.. О, как крепко дует. Несет сор, чаек швыряет. Они повернули! Они повернули? Или перевернулись? Или нам кажется?.. Да, повернули! А катер совсем исчез. Ну и дела! Мишка снова сбежал. Вырвался на волю тунгус, вечный бродяга! О, какой ветер! О! О! С ног счас посшибает! Ставни как хлопают у кого-то! И бьется железо на крыше! Ужас! Форменный ужас! Треск по тайге! Кто-то плачет или смеется. Стога разметает, если ветер до Покосов дойдет. А что это в воздухе кружится? То ли птица, то ли бумага? Платок! Полотенце? Шапка? Книга? Ох, матушка моя, пошли отсюда!.. Но что будет с лодкой? Цела она? Ветер аж ресницы отрывает! Стекло разбилось! У кого там? Ай, ай, ай!.. Байкал весь свинцовый… Шу! Глаза песком запорошило!.. Что там? Что с лодкой? Где она?
Директор. Принесите бинокль!
Славникова убегает и вскоре возвращается из научного отдела с биноклем. Приставляет его к глазам. Смотрит. Канадцы продолжают снимать все происходящее.
Директор (нетерпеливо). Дайте сюда!
Хватает бинокль, срывает очки, приставляет окуляры к глазам, жадно глядит, глядит. Все смотрят на него. Ветер треплет волосы. Директор водит биноклем влево и вправо, вправо и влево…
Самородский. Что?! Что?..
Директор (опуская бинокль). Все. Все.
Самородский. Надо сейчас же что-то срочно предпринять!
Кузьмич. «Скорую помощь» не вызовешь. Это Байкал.
Петров (с развевающейся бородой, щурясь от песка и ветра). Суд Байкала.
Директор. Попытаться выйти на связь с катером. На моторке не отчалить, волна крутая, тут же выбросит.
Славникова (с глазами полными слез и пыли). Боже мой… на наших глазах!..
Юрченков. Тунгуса все равно поймают.
Петров. Нет.
Юрченков. Почему?
Петров. В нем есть какая-то тайна.
Хор. Неужто потонула? Нету! Не видно! Ах!.. Нет! Сгинула! Только волны!.. Взял Байкал свою дань!.. А Мишку-тунгуса скрыл. Ох, ой, счас Андреиха завоет. Нету лодки. На дно ушла. Кошшмарр…
17
Серебристая отстаивалась на Рыжей Скале уже не одна, а с маленьким Пестрым. На этот раз им угрожали Лисы, две Лисы погнались за ними, но Серебристой удалось увести их в сторону от Пестрого, и он, наученный ею, ловко взобрался на отстой. Хотя на самую крутую скалу он еще не мог залезать. Но от Лис можно было спастись и здесь. Серебристая, сделав петлю, быстро взбежала к своему маленькому Пестрому, тихо и густо ласково ему прошипела. Он ткнулся в ее бок, требуя сладкого жирного молока. Малыш еще не знал, как опасны эти Лисы. Серебристая поворачивала голову, осматриваясь, шевелила большими округлыми ушами, ловя все звуки: крик Кедровки в отдалении, свист Сурка, Рыжебрюха.
И точно, Лисы снова появляются!
Вот они!
Два лохматых мягких зверя с длинными хвостами, которые летят за ними, как огромные перья.
Старый Лис встает на валун передними лапами и тянет вверх морду, поводит ею из стороны в сторону, принюхивается. Молодая Лисица рыщет возле камней, корней карликовых Березок. Но Старый Лис уже уловил запах маленьких Оленей. Глаза его молодо остро загораются, и он бежит по каменной тропинке. Молодая Лисица кидается за ним. Тропинка все круче, круче. И дальше уже не подняться. Для того, чтобы сделать это, нужны острые когти, способные цепляться за камни и трещины. Или крылья. Но даже Росомаха Рыжая Полоса с ее когтями и сильными по-медвежьи лапами не может туда забраться.
Старый Лис смотрит вверх и различает Оленей, Серебристую и ее маленького Пестрого, нежного, трепетного, теплого.
Но что толку!..
А молодая Лисица от возбуждения и голода начинает тявкать. С ее острой мордочки летят слюни.
Старый Лис зевает, садится и смотрит под лапы, оглядывается на крик Кедровки. А Лисица пытается взобраться выше. На нее наносит нежный запах Оленей. Это Лис, старик виноват, что они кинулись за Серебристой. Надо было гнаться за ее сыном, он еще не так проворен и ловок.
От злости Лисица прыгает в сторону Лиса и пытается его куснуть прямо за морду, но тот уворачивается. Лисица снова пробует взобраться по скале и шлепается.
Лис смотрит на нее.
Лисица, устав, усаживается рядом. Лис лижет примирительно ее плечо.
Сидят, смотрят вверх, иногда чешутся, выкусывают блох и клещей.
А Олени стоят на скале, недостижимые, как наваждение.
И Лисы уходят, но бродят где-то поблизости. Серебристая их чует и не спешит спускаться, хотя Пестрому уже порядком надоело тесниться здесь с матерью. Он снова тычется носом ей в живот, и теперь она позволяет ему схватить сосок, лишь бы он не торопился вниз. Ожидание, терпение — это главное в их жизни. Терпением можно пересилить и хитрых Лис. И даже мощного Медведя, Черного. Волков. Соболя. Рыжую Полосу…
Но не Орланов!..
Серебристая слишком поздно услышала шум и свист падающего Орлана. Отпрянула, прыгнула в сторону, вырывая сосок из губ сына, а стремительная тень ударила Пестрого.
«Чиффый!» — крикнула Серебристая.
В ответ раздалось слабое блеяние. Пестрый оторвался от камня и повис в воздухе, болтая копытцами, полетел, пронзенный крепкими когтями Орлана. Полетел, как будто у него выросли крылья. И только брызги крови и молока остались на скале.
Золотоглазый нес Оленя сначала прямо к тайге, но потом начал подниматься, выше, сильно взмахивая широкими крыльями, глубже в Небо или в объятия Золотого Ока, ведь это его крылья раскинулись повсюду: над голубой тайгой и осыпями, скалами, озерами, в которых плавают, отражаясь, Лебеди и Утки с пестрыми птенцами, над белоснежными вершинами, — далеко простираются, к самому Морю, густо синеющему за гнездом орланьим. Там, в гнезде ждут птенцы — Пестрые с черными головами и уже надменными клювами и золотыми глазами.
Олененок Пестрый молчит, глядя сверху на мир влажными глазами.
18
Шшшшрррххх, ччч…
«…шатели, предлагаем вашему вниманию передачу восьмую из цикла „Легенды и мифы Древнего мира“. Священное знание. Вы слушаете продолжение легенд древней Индии. Сказание о великом Раме „Рамаяна“ известно в Индии более двух тысяч лет. В сказании говорится о том, как жил в Древней Индии великий герой, потомок самого Солнца, прекрасный царевич Рама. И как он боролся с десятиголовым демоном Рав… шшшшхххх… ччч… владыкой острова… который похитил супругу Рамы прекрасную Ситу. Равана был повелителем демонов, ракшасов. А по древнеиндийской мифологии все зло на земле происходит от действия этих ракшасов. И Рама, победив и уничтожив… воинство, не только победил… чччч… шшшш… и освободил Ситу, но избавил весь мир от злых демонов, мешавших людям жить в мире и согласии. В Древней Индии не было письменности…»