ереть.
Ты недоумеваешь, почему же Дайнуолд ни разу не усомнился во мне? Он убил рыцаря, которого я обманул, поверив, что тот бил и унижал меня; затем я поселился в Сент-Эрте, где стал богатым человеком. Этот сентиментальный идиот уверен, что своим поступком заслужил мою бесконечную преданность!
Дайнуолд гордится тем, что его считают разбойником, негодяем, наглецом, который может плюнуть в глаза любому врагу, но в глубине души свято чтит правила морали и никогда не прощает тех, кто их нарушает. Если он узнает истинное положение вещей, мне конец. А раз так, то я не могу позволить тебе остаться в живых, тем более что ты уже просмотрела учетные книги. Тебе хватило ума оставить бумаги в том виде, как они были, но один из моих шпионов проследил за тобой, когда ты крадучись выходила из моей комнаты. Ты открыла правду, не так ли, и теперь только и ждешь подходящего момента, чтобы донести Дайнуолду?
Он приказал Горкелу следить в оба, чтобы ты не сбежала. Но тем самым тот невольно охранял тебя. Этот проклятый урод все время держался поблизости, и я до сегоднешней ночи не знал, как к тебе подобраться. Но потом… Ловко я придумал — потихоньку проникнуть в спальню и спокойно подождать тебя здесь? Наконец-то ты в полной моей власти! Знаешь, Филиппа де Бошам, я возненавидел тебя с самой первой встречи, так как сразу почувствовал, что ты появилась здесь мне на погибель.
В глазах Алайна горела лютая злоба, и не успела девушка произнести и слова, как он размахнулся и изо всей силы ударил ее рукояткой ножа по виску. Голову Филиппы пронзила острая боль, перед глазами вспыхнул ослепительный свет, и она провалилась в темноту…
Филиппа очнулась и, судорожно вздохнув, поняла, что находится в конюшне: пахло соломой и лошадиным навозом. Ее руки были туго стянуты за спиной; ноги, к великой радости девушки, оставались свободными. Филиппа немного полежала не шевелясь, ожидая, пока пройдет головокружение, и вдруг догадалась, почему ей трудно дышать, а вокруг стоит кромешная тьма — она была с головой накрыта плотным тяжелым одеялом. Филиппа схватилась зубами за край и, немного стянув одеяло, ногами отбросила его в сторону. Ей казалось, что она здесь одна, но в полутьме нельзя было определить точно, есть ли в конюшне кто-нибудь еще. Где же Алайн?
Сейчас надо думать. Не действовать, а думать, твердо сказала она себе. Алайну терять нечего — он должен во что бы то ни стало убрать ее из Сент-Эрта. В голове Филиппы промелькнули обрывки баллад, распеваемых бродячими менестрелями, баллад, в которых могучие герои спасают прекрасных дев из безвыходных ситуаций. Рядом, однако, не было ни одного могучего героя, так что прекрасной деве придется самой позаботиться о себе.
Филиппа попыталась ослабить веревки, которыми стянули ее запястья, но только содрала кожу. Она перевернулась на живот и с трудом поднялась на ноги, едва не потеряв сознание от боли в виске. Надо уходить отсюда. У нее нет выбора. Осталось не так много времени. Алайн наверняка вот-вот вернется и убьет ее — Филиппа не сомневалась в этом ни единого мгновения.
Кое-как девушке удалось открыть задвижку стойла. Дверца громко скрипнула, и она замерла от страха. Где же управляющий? Бежать, бежать, билось у нее в мозгу…
И в этот момент Филиппа услышала, как неподалеку переговариваются двое мужчин: должно быть, сообщники Алайна — охрана, которую он оставил на всякий случай.
Филиппа замерла на месте, затаив дыхание и благословляя свою предусмотрительность. Как хорошо, что она не поддалась порыву выскочить из конюшни и позвать на помощь! Ведь тогда эти негодяи неминуемо схватили бы ее. Слава Богу, она сначала подумала!
Филиппа внимательно огляделась по сторонам; глаза ее уже привыкли к темноте, поэтому девушка сразу заметила то, что ей было нужно: старую, но все еще острую косу, висевшую на крюке.
Филиппа осторожно подошла к стене и, повернувшись спиной, прижала к лезвию косы узел, стягивающий руки. Перерезать веревки было делом нескольких минут, но коса оказалась неожиданно острой, и, прежде чем Филиппа закончила, запястья ее покрылись множеством глубоких кровоточащих ранок. Освободив руки, девушка низко пригнулась и пробралась к двери. Те двое все еще стояли во дворе, по-прежнему тихо переговариваясь.
Вот сейчас, решила Филиппа, самое время ошеломить их неожиданностью — стремглав вылететь из конюшни и добежать до зала, прежде чем они смогут ее поймать…
— Ну? Шлюха все еще не очухалась?
Алайн! Филиппа попятилась назад; сердце ее отчаянно колотилось. Ну что ж, пусть войдет! Она сняла со стены косу и крепко сжала ее в руках.
— После такого удара она не скоро придет в себя, — сказал один из сообщников Алайна.
— Может, разрешите нам побаловаться с девкой, раз уж мы все равно перережем ей глотку?
Филиппа вздрогнула. Неожиданно ей пришло в голову, что струящаяся из ранок кровь попадает на лезвие косы и оно становится слишком скользким. Она быстро нагнулась, подхватила с пола несколько пучков соломы и вытерла лезвие и свои запястья. Почувствовав адское жжение в пораненных руках, Филиппа даже обрадовалась: раз она испытывает боль, значит, еще жива, а пока у нее есть эта коса, остается шанс на спасение…
— Делайте все, что хотите, меня это не касается. Но потом вы должны ее убить! Забавы забавами, но не вздумайте позабыть о главном! И хорошенько спрячьте тело. Шлюха голосистая, так что будьте поосмотрительнее, когда она очнется. Я сказал привратнику, что отправлю сегодня лорду Дайнуолду кое-какие припасы, но Гуд отнюдь не дурак, так что ведите себя чрезвычайно осторожно. Погрузите тело на мула и увезите подальше от Сент-Эрта. Когда вернетесь, получите вознаграждение.
Дав последние указания, Алайн ушел — Филиппа слышала, как затихли вдали его шаги. Значит, остались два его сообщника, а на ее стороне только эффект неожиданности.
Филиппа подняла над головой косу и замерла. Один из мужчин открыл дверь в конюшню.
— Подожди меня здесь, я подтащу девку.
— Знаю я тебя! Ты, ублюдок, решил попользоваться ею прямо в стойле, — запротестовал второй.
Эти грязные подонки спорят, кому первому насиловать ее! Филиппа крепче ухватилась за косу. В лунном свете ясно очерченный силуэт стоящего в дверях человека казался огромным. Филиппа набрала в грудь побольше воздуха и с силой опустила на голову негодяя свое единственное оружие. Она использовала тупую, изогнутую вовнутрь сторону лезвия, но сила удара была такова, что противник рухнул с проломленным черепом.
Второй мерзавец завопил от ужаса, когда Филиппа, высоко занеся косу, словно сама смерть, кинулась на него.
Буквально визжа от страха, он бросился наутек с такой скоростью, что Филиппа от удивления даже на секунду остановилась, но затем, решив больше не медлить, быстро перебежала внутренний двор и поднялась в зал.
В огромном помещении, как всегда, стоял гул от нескончаемых разговоров, но при виде Филиппы люди мгновенно смолкли, изумленно и опасливо переглядываясь и толкая друг друга локтями в бок. Ее платье промокло от крови, в окровавленных руках она держала косу, сбившиеся волосы обрамляли побледневшее лицо.
Зловещую тишину вдруг прорезал крик Алайна:
— Убейте шлюху! Клянусь Богом, она зарезала наших людей. Только посмотрите: с ног до головы в крови! Убийца! Она украла драгоценности хозяина! Убить ее! Прикончить воровку!
Филиппа, затравленно озираясь вокруг, подняла косу. Тишина пугала. Ни один человек не двигался, все смотрели только на нее.
— Горкел… — Ее голос походил на хрип. — Помоги мне…
Убедившись, что никто не собирается выполнять его приказы, Алайн вскочил и бросился к Филиппе.
— Надо убить проклятую девку! — выкрикивал он на ходу. — Это ведьма из преисподней!
Он выхватил у одного из стражников меч.
— Убить ее! — Еще один голос присоединился к воплям управляющего. — Она крадет у честных людей работу! — Принк, бледный и донельзя отощавший после болезни, яростно размахивал иссохшими руками. — Убейте ее!
Странно, но в этот момент Филиппа слышала голос каждого человека. Она слышала, как отец Крамдл громко читает молитву, как где-то вдалеке кричит Эдмунд, пытаясь пробиться к ней…
— Нет, Эдмунд, не надо! — хотела сказать девушка, но с губ ее слетел лишь невнятный шепот.
Нортберт, Проктор, Марго, Круки, Элис — все они, казалось, смыкались вокруг нее кольцом. Чтобы помочь? Или убить?
Филиппа вздрогнула и попятилась. Во дворе караулит сообщник управляющего, готовый прикончить ее при первой же возможности, а здесь ее ждет смерть от руки Алайна, которого теперь — она это отчетливо понимала — не остановит даже присутствие многочисленных свидетелей. Филиппа подняла косу.
— Не стоит, хозяйка. — К ней неспешно приблизился Горкел, на лице которого застыло выражение какой-то странной радости. Его зубы обнажились в страшной улыбке, и на мгновение Филиппа даже пожалела Алайна.
Горкел схватил управляющего за руку и слегка сдавил ее. Меч выпал из ослабевших пальцев Алайна.
Филиппа словно в тумане видела, как Горкел выкручивает руку негодяя, слышала, как тот, моля о пощаде, кричит все громче и громче…
Наконец, все так же спокойно, Горкел обхватил пальцами другой руки шею управляющего и приподнял его. Огромные пальцы сжались, затем раскрылись — и Алайн мешком свалился на пол. Он уже больше не мог кричать, из горла вырывались лишь странные булькающие звуки, а Горкел продолжал трясти его, пока не сломал шею — в притихшем зале отвратительный хруст прозвучал необычайно громко.
Горкел что-то пробормотал и отшвырнул труп в сторону.
Филиппа уронила косу, закрыла лицо окровавленными руками, упала на колени и разразилась рыданиями. Она слышала сочувственные возгласы, ее касались чьи-то ласковые руки…
Затем шум прорезал голос Эдмунда, и его слова заставили Филиппу поднять голову.
— Сейчас же прекрати эти глупые женские слезы! Филиппа взглянула на мальчика и неожиданно для самой себя улыбнулась:
— Ты противный мальчишка, и сочувствия у тебя не больше, чем у жука, но я так рада, что сейчас ты рядом со мной!