(flamboyant cuttlefish) и “чудесьминог” (wonderpus).
Именно там, на черных песках, водится существо, которое мне хотелось увидеть больше всего из индонезийской фауны. Его открытие в конце 1990-х годов было одним из свидетельств того, что среди миллионов видов животных, о которых мы практически ничего не знаем, могут скрываться разумные (другие кандидаты из обнаруженных в последние годы включают пауков-скакунчиков рода Portia и раков-богомолов). Называется оно осьминог-подражатель (mimic octopus).
Этот осьминог очень редок, и его мало кому удалось увидеть, но нам повезло. Мы нашли его, когда последний раз ныряли вместе. Он размером с кулак (если втягивает все щупальца) и обычно бело-голубой окраски, хотя, подобно большинству осьминогов, умеет менять цвет лучше всякого хамелеона. Уникален он тем, что может притворяться любым из как минимум пятнадцати морских организмов, в зависимости от того, с какой опасностью встречается. Он мгновенно превращается в морскую змею, медузу, камбалу, рыбку-собачку, ком плавающих водорослей, ядовитую крылатку, ската-хвостокола, актинию, морскую звезду или рака-богомола. Никто точно не знает, на сколько таких ролей он способен.
Из всех чудесных мест, где мы с Настей побывали, именно на Лембех нам хочется вернуться больше всего.
К востоку от Сулавеси лежат Молуккские острова. Когда-то они назывались “островами пряностей” и были главной приманкой для арабских и европейских торговцев. Местные султанаты были единственными в мире производителями мускатного ореха и коры гвоздичного дерева. Но во время Наполеоновских войн англичане умудрились вывезти саженцы заветных деревьев в свои колонии, нарушив монополию. В наше время провинция Малуку (как ее официально называют) – тихая индонезийская глубинка. К сожалению, даже ее относительно немногочисленное население умудряется сводить леса катастрофическими темпами.
У меня было время исследовать только два острова: маленький Тернате и большой Хальмахера, который на карте выглядит как уменьшенная копия Сулавеси, тоже в форме буквы К. На Хальмахере сохранились обширные мангровые заросли, и там мне наконец-то удалось увидеть и услышать моего первого гребнистого крокодила. Но более интересные наблюдения у меня получились на Тернате, где мангровых зарослей почти нет.
Остров Тернате представляет собой торчащий из моря вулкан. В 1840 году сильное извержение уничтожило все леса, включая мангры. Вскоре вулканический пепел превратился в плодородную почву, и началась массовая иммиграция с Хальмахеры, так что побережье быстро освоили и мангры так и не восстановились. Но несколько крокодилов сумели выжить. Они обитают в изумрудно-зеленом кратерном озере у подножия вулкана. Озеро называется Толире-Бесар; оно всего двести метров в поперечнике и со всех сторон окружено вертикальными обрывами.
Крокодилов в озере не больше десятка. Гребнистый крокодил обычно населяет берега морей и низовья крупных рек, и мне было интересно узнать, отличаются ли “песни” крокодилов Тернате от прочих. Мне удалось услышать только две, и обе состояли из инфразвука и шлепка головой, как и большинство “песен” крокодилов этого вида в других местах. Выборка, конечно, слишком маленькая, но если разницы действительно нет, это может означать, что для выработки различий в “песнях” нужно больше чем 175 лет эволюции. С другой стороны, не очень понятно, в каком направлении будут эволюционировать “песни” в популяции, изолированной в одном маленьком озерке. Возможно, со временем крокодилы станут ограничиваться инфразвуком, потому что и так понятно, кто “поет” и где он находится.
Мне нужно было найти место, где гребнистых крокодилов больше и за ними легче наблюдать. Северная Австралия казалась очевидным вариантом, но долгосрочное пребывание там стоило бы слишком дорого. К этому времени полученный мной от университета грант практически закончился. Я решил попробовать Новую Гвинею.
Мысли хорошего охотника – в голове его дичи.
Детеныш гребнистого крокодила
Глава 34Crocodylus porosus: страшные истории
Я прилетел в Соронг, город на полуострове Птичья Голова в индонезийской части Новой Гвинеи. Это был мой последний шанс. В индонезийской Новой Гвинее нет сплошной дорожной сети, и единственные способы добраться из города в город – паром, которого можно ждать месяцами, и самолет, на который у меня не оставалось денег.
Даже с воздуха Новая Гвинея выглядит совсем не так, как другие острова Индонезии. Там нет непрерывной цепи городов и деревень вдоль берега: лес начинается прямо от пляжей и тянется сплошным ковром до далеких гор в таинственных внутренних районах. Из города можно добраться до леса за несколько часов, а не дней. Местные жители – темнокожие меланезийцы с курчавыми волосами. Похоже, английский дается им легче, чем малайцам, так что даже в уличных забегаловках нередко встречаются люди, которые на нем говорят.
Новая Гвинея – самый большой в мире остров после Гренландии. Его флора и фауна плохо изучены; в горах и лесах скрываются тысячи неизвестных науке видов, а в некоторых районах нет местного населения и не ступала нога исследователя. Как было бы здорово провести здесь несколько лет… но у меня ни на что не оставалось денег и времени. Единственное, что я смог себе позволить, – взять напрокат мопед и обследовать окрестности Соронга.
Вскоре я нашел большую мангровую лагуну возле свайной деревушки. Она была частью обширной дельты реки со множеством крокодилов. Все, что от меня требовалось, – наблюдать за ними и надеяться, что они окажутся поблизости в тот момент, когда решат “спеть”. В отлив я мог ходить по отмелям и подкрадываться к крокодилам. В первые несколько дней отлив был утром, как раз когда мне было нужно. Мне удалось записать шесть “песен” пяти крокодилов. Все они состояли из инфразвука и шлепка головой; лишь одна включала слабое рычание. Местный учитель по имени Беньямин показал мне излюбленные места крупных самцов и рассказал несколько страшилок о своих соседях, попавших к ним в зубы.
Тропинка из утоптанной грязи вела от деревни к кучке хижин на другом берегу лагуны. В отлив она была чуть выше уровня воды, и ею часто пользовались люди, свиньи и собаки. В прилив воды там было по колено, и попытка пройти по тропинке была бы чистым самоубийством. Некоторые крокодилы в лагуне были больше пяти метров в длину. Местные жители были очень осторожны, но несчастные случаи происходили довольно часто. По словам Беньямина, за последние годы деревня потеряла четырех человек.
Всего за неделю до моего приезда несколько рыбаков шли ночью по другой тропе, проходившей примерно в тридцати метрах от берега. За ними увязалась дворняжка. Неожиданно люди услышали визг, оглянулись и увидели, как большой крокодил исчезает в траве с собакой в зубах. Видимо, он лежал в засаде у тропы, позволил людям пройти и поймал собаку у них за спиной.
Я провел много времени, наблюдая за крокодилами возле тропы через лагуну, и несколько раз видел, как они охотились: дважды на собак и один раз на теленка. Их тактика зависела от добычи. К собакам они подкрадывались под водой. Оба раза крокодилам удалось подобраться к собакам незамеченными метра на полтора, но ближе вода была слишком мелкой, и им пришлось выпрыгнуть из воды, бросаясь вперед. Из этого ничего не вышло, потому что собаки были очень внимательными и осторожными и оба раза сумели увернуться от хлопнувших совсем рядом крокодильих челюстей. На теленка охотился большой крокодил, который скользил к нему, держа глаза и ноздри над водой. Теленок, похоже, совершенно не замечал опасности. Он наверняка достался бы крокодилу на обед (у крокодиловых самые сильные челюсти из всех животных, так что крупный “соляник” может легко разгрызть череп взрослого быка), но мальчик, шедший следом за теленком, заметил хищника и бросил в него палку. Крокодил погрузился под воду и исчез.
А однажды вечером я стал свидетелем самой сложной охотничьей тактики, какую мне приходилось видеть за шесть лет наблюдений.
По тропинке шла свинья. Она была очень осторожна и нервно поглядывала на плавающие листья и ветки. Я сидел на дереве в трех метрах над водой и видел, как большой крокодил движется под поверхностью наперерез свинье. Подобравшись метров на пять, он внезапно вылетел из воды, как ракета, широко раскрыв челюсти и молотя воду хвостом. Свинья ударилась в панику (я бы, наверное, тоже) и бросилась в противоположную от крокодила сторону, свернув с тропы и забежав в воду.
Я следил за первым крокодилом и потому только в последний момент увидел еще двух, прятавшихся под водой на другой стороне тропинки. Я уверен, что они заранее заняли позиции, увидев приближавшуюся по тропе свинью. Когда она свернула в воду, то побежала прямо на них. Уже темнело, и мне трудно было разглядеть, что произошло: раздался громкий всплеск и свинья исчезла, не успев издать ни единого звука. Первый крокодил перебежал через тропинку, чтобы присоединиться к двум другим, и все они погрузились в черную воду лагуны.
Волки и львы довольно часто загоняют добычу в засаду, но ни один зоолог никогда не наблюдал такого поведения у рептилий. Мое наблюдение было одиночным, поэтому я был уверен, что никогда не смогу опубликовать его в научном журнале. Ведь я не мог знать наверняка, что крокодилы координировали между собой свои действия. Может быть, два крокодила поменьше просто случайно оказались в нужном месте в нужное время? У меня сложилось впечатление, что вся охота была отлично спланирована и разыграна, как по нотам, но я никогда не смог бы убедить в этом редактора журнала и рецензентов статьи. А чтобы еще раз увидеть подобное, могло понадобиться много лет.
Год спустя один из читателей моего блога в ЖЖ прислал мне отсканированную страничку из дневника Николая Миклухо-Маклая, гениального русского антрополога XIX века. Миклухо-Маклай был одним из первых последователей Дарвина, но и первым ученым, понявшим, какие трагические последствия могут иметь попытки применять теорию Дарвина к человеческим отношениям. Он провел много лет среди коренных жителей Новой Гвинеи и своими революционными исследованиями доказал, что все современные люди относятся к одному виду. До его работ в науке преобладала точка зрения, согласно которой все “цветные” представляли собой промежуточные ступени эволюции между обезьяной и белым человеком.