И тут удача — авиационный праздник на аэродроме, куда направился весь Новый Городок. Пригородные электрички были забиты народом, Ларисе же было предложено заднее сиденье.
— Там с парашютами будут прыгать, высший пилотаж показывать… Поехали?
Она на секунду задумалась.
— Хорошо, только переодеться надо.
Для поездки были выбраны обтягивающие синие брюки и легкий свитер в полоску. Мини-юбку оставили дома, хотя Севке было без разницы — обнажены самые стройные ноги Городка или скрыты материей. Главное не выказать возбуждения, что рвалось из него, заставляя непотребно суетиться: он долго застегивал шлем, не попадая на кнопку, а потом (тоже мне, гонщик!) дважды промазал мимо педали стартера.
В себя он пришел, когда разогнался. Квартал, еще квартал, а там и до леса рукой подать. Минута езды, поворот, и вот уже зелень мелькает с обеих сторон, причем так быстро, что не успеваешь разглядеть отдельные деревья. За рулем он был король, знал: они поедут туда, куда повернет колесо его мотоцикла. И на знакомой развилке свернул направо, хотя табличка со стрелкой и надписью «Аэродром ДОСААФ» указывала в другую сторону.
Вряд ли Лариса это заметила. А может, и заметила, да не подала виду: как и прежде, она прижималась к его кожанке, буквально прилипла к нему, так что жгло лопатки. Он же никак не мог остановиться, выискивая подходящее местечко. Тут слишком открыто, там — бурелом…
Он затормозил возле небольшой поляны. Когда звук мотора заглох, в уши ударила тишина.
— Куда мы приехали? — прозвучал вопрос.
— На кудыкину гору… — пробормотал Севка. Сняв шлем, он огляделся.
— Похоже, заблудились.
— Вот как? Тогда надо выбираться!
— Да ладно, передохни…
Когда Лариса соскользнула с сиденья, он откинул подножку, не без сожаления оставив стального друга. Кто он без него? Тихоход, который отсюда будет полдня до города тащиться…
Лариса тем временем спокойно шла по поляне, поросшей травой и цветами. Наблюдая за ней, Севка перевел взгляд на «Яву», и вдруг мысль: вскочить в седло, и по газам! Как она выберется из леса? Как-нибудь, не маленькая; зато поймет, как с другими крутить!
Тут же устыдившись, Севка сглотнул комок. Нет, не для того заехал в лесную глушь, чтобы позорно сбежать! Он двинулся по полянке вслед за Ларисой, ощупывая в кармане кожанки бумажный пакетик с резиновым кругляком внутри. Необходимая вещь, как утверждали опытные товарищи, без нее баба может залететь, чего нормальному мужику на фиг не надо. И пусть слова «баба» и «мужик» абсолютно не подходили к ситуации, пакетик грел ладонь, будучи чем-то предметным, частью отработанного процесса, каковой должен пройти по инструкции. Слово «инструкция» тоже не подходило, зато было понятно, поэтому Севка надорвал по ходу пакетик (необходимую вещь нужно натягивать в одну секунду, говорили опытные!).
Остановившись за два шага до Ларисы, он зачем-то сунул руку в другой карман, нащупав прямоугольный предмет с округлыми ручками. Это был портативный приемник, сделанный год назад; его Севка и достал.
— Вот что у меня есть… — проговорил, сглотнув комок. — Если хочешь, включу.
— Включи, — пожала она плечами, и Севка щелкнул тумблером. Раздался эфирный шум, и тут же голос диктора с новостями. В лесу все это звучало дико, чужеродно, разрушая звенящую тишину, но почему-то успокаивало.
Они двинулись ближе к деревьям. Лариса глядела под ноги, Севка же искоса поглядывал на округлости под полосатым свитером, каковые (согласно инструкции) требовалось теребить, мять и лишь затем приступить к главному. Но для этого нужно, во-первых, стащить свитерок, во-вторых, расцепить застежку на лифчике. Есть ли у нее лифчик? Наверняка; а застежки, по словам опытных, бывают очень заморочные. Главное же, это надо будет проделать под взглядом зеленых глаз, что смотрят на него с непонятным прищуром…
Когда приблизились к березовому пню, что торчал в центре полянки, Лариса в очередной раз посмотрела под ноги.
— Мать-и-мачеха… — пробормотала задумчиво.
— Что?! — отозвался он хрипло.
— Я говорю: интересное название у растения.
Наклонившись, она сорвала желтый цветок вместе с листьями.
— Знаешь, почему его так называют?
— Понятия не имею.
— Потому что лист снизу теплый и пушистый. А сверху — жесткий и холодный. Потрогай!
Севка проделал это без всякого удовольствия. На миг показалось: она издевается, чуя нерешительность, а тогда…
Он правильно сделал, что не смотрел в глаза. Резко развернул ее спиной и, схватив за грудь, принялся тискать. Раз, другой, затем руки вниз, к пуговице, расстегнуть ее, стянуть брючки до колен и дать понять, что нужно упереть руки в пень (кстати подвернулся!). Теперь свитер вверх, шелковые трусики вниз; да и себя не забыть: ремень, джинсы, на которых всегда заедала молния, а тут расстегнулась на раз!
Запомнилась родинка на пояснице: она двигалась, как живая, пока Севка совершал ритмичные движения, и перед глазами всплывало что-то далекое, кажется, они лазили на завод, где и увидел впервые этот коричневый овал…
Все было сделано по инструкции. Или почти по инструкции: с молнией-то он справился, а вот достать резинку забыл! И приемник не выключил, поэтому в наступившей тишине слышалось лишь учащенное дыхание и голос диктора: «Вы слушаете радиостанцию „Маяк“. На нашей волне прозвучит передача…»
Отвернувшись, он быстро натянул брюки и удалился к мотоциклу. Когда бросил взгляд назад, Лариса тоже была одета: сидя на пеньке, она прятала лицо в ладонях, так что волосы свешивались почти до желтых цветков мать-и-мачехи. «Вот незадача…» — подумалось. Может, она плакала, может, стыдилась того, что произошло — в любом случае инструкций тут не было; или Севка их не знал.
Он быстрыми шагами вернулся к ней и встал, как вкопанный. Слов не находилось; и тут (о, счастье!) где-то вверху застрекотал мотор. В синем проеме неба, что виднелось между кронами деревьев, показался самолет «Кукурузник»: от него отделилась черная точка, и тут же раскрылся белый купол. Еще точка, еще купол, что означало — праздник начался.
— На аэродроме гуляют… — пробормотал он. — Поедем туда?
Лариса долго молчала.
— Нет, поедем домой.
Двигающаяся туда-сюда родинка еще долго стояла перед глазами. Удовлетворение (достиг цели!) быстро ушло, заноза же в душе осталась, потому что понял: Ларисе не нужны были инструкции. Она давно всему обучилась, иначе бы сопротивлялась и не подавалась умело навстречу, будто опытная женщина. Перебирая в памяти подробности, Севка осознавал: управляла, скорее, она, ему лишь позволялось делать то-то и то-то. А дальше, понятно, ревнивое бурление в груди и нелепые поступки.
На заседании школьного комитета комсомола (пришлось таки вступать!) он запутался в принципе демократического централизма, чем воспользовалась подлая Горюхина. Вспылив, Севка послал ее вместе со всем комитетом, так что физику Грому и трудовику Сергеичу пришлось лично ходить к директору, чтобы обеспечить юному скандалисту столь необходимую корочку. Отец по старой памяти начал было грозить ремнем, но Севка просто укатил на мотоцикле на станцию юных техников, где и заночевал в каптерке охранника. Когда же вернулся, Рогов-старший махнул рукой: живи как знаешь!
Когда в один из дней закончили сборку приемника с какой-то немыслимой чувствительностью, руководитель сказал, что такой аппарат мог бы, по идее, принимать сигналы с Марса — если бы там жили разумные существа. Но, поскольку на Марсе никого нет (как и на Луне), придется ограничиться приемом отдаленных станций планеты Земля. С этими словами он ушел, спеша по своим делам, а подопечным было разрешено остаться до позднего вечера.
Центровым был Севка, чей вклад оказался самым весомым — он и крутил ручку, выискивая в эфире то, чего никогда не ловили.
— Это обычная морзянка… — переговаривались ребята. — Это позывные кораблей… А это что?!
Из динамика донесся набор сигналов разной длительности, явно искусственных, но не совпадавших со знакомой азбукой Морзе. Рука Севки замерла на черном пластике, пальцы лишь слегка подкручивали ручку влево-вправо, обеспечивая лучший прием. Сигналы вроде несли некий смысл, только какой?
— Рог, что за фигня?!
— Подождите, подождите…
На миг показалось, что он дешифровал загадочные сигналы. Адресовались они ему, Севке Рогову, которому когда-то будет суждено оказаться на другой стороне планеты в некой долине, где будет очень кайфово. Он вслушивался в сигналы, которые складывались в его мозгу в буквы и слова, но пока не понимал: с чего он будет кайфовать на другой стороне?
— Так ты понял чего?!
— Я?! — Севка вздрогнул. — Да… То есть, нет. Наверное, это военные чего-то передают. Или просто глушилка такая, чтоб вражьи голоса забивать.
Сигнал исчез также внезапно, как и появился. Они несколько раз попытались его выловить, но из динамика раздавался лишь эфирный шум…
В том году вода в Пряже долго была холодной, и Севка, перекупавшись, заболел. Ночью в очередной смеси кошмаров и яви возник огромный, в человеческий рост приемник. Антенна тоже была, напоминая ту, что Севка установил на балконе, только раз в десять больше. Когда Севка включил питание, панель вспыхнула разноцветными огоньками, из динамиков послышалось шипение, затем голос диктора произнес с легким акцентом:
— Вы слушаете «Голос Америки». Сегодня у нашего микрофона мистер Рогофф. Хай, Всеволод!
— Хай!
— Расскажите слушателям о ваших успехах!
— С удовольствием! Для начала скажу, что всеми своими успехами я обязан черному мухобою…
— Черному мухобою?! Ху из?!
— Это долго объяснять. Он живет на свалке. Или не живет? Это неважно, главное, он помогает таким, как я.
— Таких, мистер Рогофф, больше нет!
— Ну, может быть… Зато есть другие, которые для меня непонятны.
— О, мы знаем, кого вы имеете в виду! Они вам предлагают слушать песни китов, верно?
— Да, вы правы…
— Но это же смешно! Киты не поют песен!