Песни мертвых соловьев — страница 44 из 58

– Угу, – припомнилось мне, – знакомая песня. Только после слов «в общем» должен идти куплет про благородных разбойников, ну или просто разбойников и отсутствие выбора.

– Рейдеры? – поморщился Балаган. – Нет, с этой мразотой мне не по пути.

– А сам-то что? – кивнул на меня Ткач.

– Что «что»?

– Почему земледелием не занимаешься?

– Ах, это. Так ведь не растет в Арзамасе ни хера, кроме мутантов богомерзких. А их кому продашь?

– Хм, не скажи. За твою голову в Муроме неплохие деньги обещают.

– Это исключение. Обычно все хотят головы лацев. Процент заказов на моих соплеменников незначителен.

– Почему?

– Арзамас редко прибегает к услугам посредников в решении внутренних проблем.

– Большая дружная семья?

– Точно.

– А почему никто не спрашивает, как я стал наемником? – подал голос Сиплый.

– Дружище, я отлично помню твою историю. Ты – наркоман и безответственный тип. А меня интересуют повороты судьбы потенциально успешных людей.

– Я не наркоман. Я…

– …естествоиспытатель головного мозга, нейропилот.

– Вот именно. И не надо тут наговаривать. Будто сам без греха. Когда-нибудь я напишу книгу – энциклопедию наркотических средств, где изложу все накопленные за годы неустанной практики познания, от химического состава до субъективных ощущений в разных стадиях. А мне есть что рассказать. О, это станет величайшим трудом о путешествиях в царство Морфея. Сам Томас де Квинси еще будет греметь костями на дне могилы от зависти, когда я закончу.

– Куда? Кто? – я надеялся получить некоторые разъяснения к услышанной ахинее, но Сиплый ушел в себя, видимо занятый раздумьями о будущем шедевре. – Он уже что-то принял? – обратился я к капитану.

– Не обращай внимания. Целый год бредит про эту книгу и называет странные имена. Еще ни строчки не написал.

– Жаль. Вышло бы неплохое настольное чтиво для притонов. Слышь, Сиплый, а ты не думал наркокартелям предложить свои услуги по сочинению рекламных буклетов? Уверен, это их заинтересует. Или хотя бы подписи к плакатам, ты ведь и малюешь сносно. Например, лежит на кушетке красивая баба в прозрачном пеньюаре, откинулась, рядом столик изящный, там шприц, скляночки блестят, а под картинкой витиеватым шрифтом подпись, что-нибудь типа: «Морфий от Золотого Полумесяца сохранит вашу молодость». А для публики попроще сгодится крепкий парень с открытым лицом и косячком в зубах – «Гашиш от Каганата. Забей на проблемы».

– До чего ж ты приземленный, Кол, – вздохнул медик. – Я мыслю куда более масштабными категориями. Моя книга – это ведь не какая-то беллетристика, это симбиоз серьезной медицины и высокой литературы. Ты, между прочим, тоже мог бы внести лепту в развитие русской словесности, не будь таким косным. Например, сварганить иллюстрированный справочник «1001 способ сделать человеку больно, или Искусство делового общения». Кстати, а почему именно охотник за головами? Довольно неблагодарная профессия. Не проще ли было податься в одну из банд? А, Кол? Признайся, ты ведь не ради денег занимаешься этим. Тебе сам процесс нравится, кайф ловишь от чужих страданий – зависимость похлеще, чем у героинщика.

– Серьезно? – заинтересовался гипотезой Сиплого Балаган. – Ты садист?

– Дружище, старайся избегать слов, в значении которых не уверен.

– Ну правда, – не унимался пулеметчик, – на что это похоже? Какие ощущения?

– Хочешь знать, встает ли у меня, когда тесак пластует мясо по живому, под изумленным взором его владельца? Или когда раскаленная спица проникает в глазное яблоко и стекловидное вещество внутри закипает? Когда молоток дробит колени, и те становятся вязкой кашей, известь, шипя, разъедает выпущенный ливер, а собственные пальцы теребят оголенный нерв, заставляя привязанного к стулу бедолагу отплясывать гопака? Про это ты хочешь услышать?

Кадык Балагана совершил возвратно-поступательное движение.

– Так вот, – продолжил я, – встает у меня совсем на другое. А вышеописанные манипуляции доставляют лишь легкое удовольствие. Как, например, плотнику доставляет удовольствие хорошо подогнанный тес, а каменщику – ровная кладка.

– Да-да, – усмехнулся медик, – пой, пташечка, пой.

– А от тебя, Сиплый, мне подобные заявления вообще дико слышать. Ты ж хирург.

– И что?

– Как ты стал хирургом? Ну, вот объясни мне – какие такие обстоятельства заставили тебя взять в руки скальпель и часами копаться в человечьем ливере? Или ты с детства об этом мечтал? Зверюшек, наверное, потрошил, а потом зашивал. Да? Тебе ведь нравится твоя работа? Любишь запустить ладошки в теплое брюхо, ноги-руки попилить, в раневых канальцах поковыряться? Нет, я не виню. Слышал, есть врачи, на заднем проходе специализирующиеся. Вот те действительно ебнутые. А ты еще ничего.

– То есть вы двое – практически коллеги, – подытожил Ткач.

– В той же степени, в какой акушера можно назвать коллегой могильщика, – уточнил Сиплый.

А сучий потрох умом еще крепок, за словом в карман не полезет. Нравится он мне. Что ни говори, а нравится. И хоть лес болтовни не любит, потрепались мы изрядно. Заодно и сон отогнали. Больше суток на ногах – это тебе не хуем по печи стучать. Но ближе к вечеру наша высокоинтеллектуальная беседа вынужденно прервалась.

Доселе девственный лес все чаще стал подкидывать на нашем пути следы погибшей цивилизации: заросшие руины, превратившиеся в металлическую труху автомобили, столбы линий электропередачи, упавшие, почти неотличимые теперь от окружающего валежника. И чем дальше, тем явственнее становились эти следы.

На закате мы вышли к остаткам асфальтового полотна, вдоль которого лесу уже стало тесновато от скопления всевозможных построек в разной степени сохранности. По большей части это были одно-двухэтажные здания, изредка перемежающиеся более основательными трехэтажками красного кирпича, щеголявшими узорной кладкой и кованым декором. Вокруг разрослись яблони, сливы и прочая садово-огородная хрень. Обочины были усеяны техникой, принадлежавшей явно не жителям близлежащих домов. Никогда не видел ее в таком количестве. Особенно бросались в глаза громадные фуры, прицепленные к не менее внушительным тягачам. Несколько этих монстров лежали на боку, раздавив многотонными тушами тщедушные легковушки. Фасад одного из богато украшенных особнячков обвалился, слившись воедино с протаранившим его пятиосным чудовищем. Давно не испытывал ничего похожего – будто мальчонка-несмышленыш в гараже, полном диковинных игрушек. Очень захотелось облазить кабину, но счетчик в руках Гейгера своим треском недвусмысленно намекал, что лучше от этой идеи воздержаться.

– А не слабо железяки фонят, – прокомментировал техник показания своего прибора.

– Предлагаешь ОЗК расчехлять? – вполголоса спросил Ткач, шагая с автоматом на изготовку.

– Но и не настолько сильно. Около тысячи двухсот микрорентген в час, если не приближаться. А в малых дозах и говно полезно. Верно, Сиплый?

– Тебе, Гейгер, может, и полезно. А у меня детородный орган еще функционирует. Хочу, чтобы так и оставалось. Выводи-ка нас отсюда куда почище.

– Пойдем огородами вдоль трассы, – резюмировал капитан. – Скоро должен быть мост.

Мы свернули налево и, выйдя к первому параллельному дороге прогону, взяли прежнее направление.

– Ты глянь, – указал Сиплый на окно ближайшего дома с треснувшим, но все еще держащимся в раме стеклом, – занавесочки, горшки цветочные. О, смотри-ка, велосипед!

Да, здешние улочки в сравнении с посещаемыми мною ранее брошенными городами и поселками имели совсем другой вид. Тут не было пустых, ободранных, как липка, коробок, которые стояли посреди леса инородными выростами. Все дома выглядели так, будто их и не покидали. Просто в один прекрасный момент люди исчезли отсюда. Раз – и никого. На крышах листы оцинкованной жести, черепица, двери закрыты, провода висят меж покосившихся столбов, на деревьях болтаются обрывки сгнивших бельевых веревок, лежат возле стены грабли, лопаты, ведра, лейки. Вот валяется алюминиевый каркас детской коляски с ошметками резины на ободах, мотокультиватор уткнулся рогатым рулем в землю. А вот собачьи кости у цепи, висящей на протянутом вдоль забора тросе.

– Видать, сильно народ спешил, – поделился наблюдением Ткач.

– Эх, – вздохнул Балаган, – нам бы грузовичок тонн на восемь. Чую – добра тут немерено.

– И на хера тебе восемь тонн фонящего барахла? – поинтересовался Гейгер.

– На базар бы ивановский свезли. Там, думаешь, проверять станут?

– Жадный ты, Балаган. Жадный и недальновидный. Пока с этим говном будешь возиться, такую дозу словишь, что никакие деньги уже не пригодятся.

– А героин как же? И он радиоактивный?

– Не факт. Если, конечно, порошок там, где мы думаем. Да и радиацию он держит куда хуже, чем железки.

– Радиоактивный героин, – пришло мне на ум. – Что может быть полезнее для здоровья?

– Только высокотоксичный цианид, – подсказал Сиплый.

– Ух, сколько народу потравится, ежели так, – огорченно вздохнул Гейгер.

– Ничего, – успокоил капитан. – Земля чище будет.

Район малоэтажной застройки скоро сменился многоквартирными коробками и небольшим участком леса, за которым, по правую от дороги сторону, развернулся городской пейзаж.

– Что там? – указал Ткач на стоящий у поворота щит с почти нечитаемой надписью.

– Поселок Биокомбината, – ответил я, приглядевшись.

– Замечательно, – сверился капитан с картой. – Дальше будет мост через Клязьму.

– Надеюсь, целый, – поделился переживаниями Гейгер.

– Завтра узнаем. На ночь остановимся тут.

Под место ночлега Ткач определил девятиэтажную кирпичную башню на краю поселка. В первую вахту, как обычно, заступил сам, взяв меня за компанию. Разместились на лестничной площадке между двумя последними этажами. Остальная троица отправилась дрыхнуть в квартиру пролетом выше, заблаговременно проверив фон и расставив сюрпризы на подходе к нашему убежищу. Потрещав счетчиком, Гейгер отсоветовал облокачиваться на перила, приближаться к стальным дверям и лифту.