рядущей командировки в Канаду, а тем временем на него трудилась целая бригада подпольных авторов во главе со мной. Сочинял прямо на ходу: в троллейбусе, за кульманом в НИИ…
Наконец мой сценарий был закончен. Я позвонил ему на работу, и мы условились о встрече. С волнением следил я за тем, как Аркадий читает листки бумаги с текстом сценария и песен. Ни он, ни я, конечно, не знали, что в этот момент решается его судьба: или Аркадий останется начальником экономического отдела (в этом случае он, возможно, был бы жив и сейчас), или возвращается в магнитиздат, чтобы стать тем, кем он и стал впоследствии, — Королем подпольной песни, но, увы, мертвым королем.
Поначалу Звездин читал довольно хмуро, но постепенно сосредоточенность его пропадала, он начал улыбаться, а затем и просто захохотал. Еще бы, ведь рассказ велся от имени старой одесской бандерши тети Беси, которая вспоминала свою бурную, еще дореволюционную молодость и перемежала рассказ песнями типа «Алеша, ша! Возьми полтона ниже», «Луною озарились хрустальные воды» и т. п. По ходу сценария появлялись ее внебрачный сыночек Моня, их соседка тетя Хая, старый добрый Йозель и прочие одесские персонажи, роли которых должен был исполнить сам Аркадий с песнями, шутками и т. д.
И Аркаша сломался! Руки его сами потянулись к гитаре, сиротливо стоявшей в углу, и… репетиция началась. Правда, репетировать Аркадий не любил. Он принадлежал к той породе людей, которые всё делали на раз, а последующие попытки что-либо исправить или переделать оборачивались разочарованиями и обидами, поскольку результаты их обычно были хуже исходных, черновых, первоначальных.
Когда через некоторое время запись «Программы для Госконцерта» появилась у любителей, все были потрясены. Успех этой ленты был ошеломляющий. Записи с «Программой» были вывезены в Финляндию и переданы в эфир по финскому радио, а передачу об Аркадии Северном вел живший там знаменитый певец русского происхождения Виктор Клименко[13]. Позже он вроде бы даже приезжал в Ленинград с контрактом от финского радио для Аркадия. Но наш певец вдруг запил, пропил свою автомашину. Запой продолжался два месяца. С работы ему тоже пришлось уйти да еще с нехорошей статьей в трудовой книжке.
Довольно долго мы записывались в домашних условиях, но я мечтал о зале и нашел его в Ленпроекте, на площади Революции, где трудился до самого отъезда в США в 1979 году. (Кстати, эта серьезная организация оказалась настоящей оранжереей талантов — в одно время со мной там работал бард Женя Клячкин — он занимался экономикой строительства.) В здании НИИ имелся актовый зал с хорошей акустикой, я давно к нему присматривался. Мой хороший знакомый заведующий радиорубкой Леня Вруцевич помогал нам конспиративно собираться по воскресеньям, обеспечил аппаратурой, так что записи проходили на высоком уровне. Акустика в актовом зале Ленпроекта была довольно приличная, и рояль неплохой. Помню, на один из концертов ударник вообще не пришел, и Аркадий отбивал ритм по газете, лежавшей на соседнем стуле.
В Ленпроекте мы устраивали студийные концерты Аркаши — не для публики, а для коллекционеров, которые писали блат на фирменные магнитофоны, платя за эту первую запись большие деньги. Затем записи тиражировались, всё это продавалось, шло в пивбары, таксистам, в рестораны, по квартирам. Аркадию за выступление платили 500–600 рублей.
Первый оркестровый концерт с Аркадием мы сделали в 1973 году. Знакомый аккордеонист Костя собрал музыкантов, и я записал ту же блатную классику в исполнении Северного под ансамбль. За фоно сидел Саша Резник — очень сильный музыкант, игравший в оркестре ресторана «Астория». (Вскоре Костя погиб, и тогда записали концерт его памяти.) Но на этот концерт и на все следующие музыкантов собирал не я, а Владимир Ефимов. Состав оказался очень удачный, ведь репетировать было некогда, но ребята были профессионалами и с ходу делали сложные и красивые аранжировки. Когда писали концерт с Костей, никто не подумал, как его назвать. Можно сказать, что он был «нулевым». Потом был «Памяти Кости-аккордеониста» — Первый. Следом Второй, тот, где звучит: «Ну что ж ты меня не узнал, что ли? Я же ж Аркадий Северный!» Не знаю, почему его обзывают «Первым одесским». Правда, тогда мы их еще не нумеровали. Только когда стали делать третий концерт, его уже прямо и назвали «Третьим». Многие, кстати, интересуются, откуда там такое веселое название ансамбля, с которым записывался Северный, — «Четыре брата и лопата». Отвечаю: я его взял из какого-то старого одесского анекдота.
Были еще концерты «О московском дне», «О стилягах» и «Программа для Госконцерта», где мои песни чередуются с блатными. На запись «О московском дне» Северный пришел со своим младшим братом Михаилом (только что освободившимся из тюрьмы), который подпевал ему в песне «Не дождаться мне, видно, свободы…»
Следом сделали концерт «О шансонье». Он начинался так: «Здравствуйте, дорогие друзья! Я думаю, что в этот раз мы могли бы поговорить о песенках “шансон”, или, как их еще называют в народе, шансонетках, а также попутно о цыганских романсах шансонного типа. Итак, что такое шансонет? Этот вопрос, конечно, не имеет никакого отношения к подобному вопросу, адресованному в редакцию “Армянского радио” и на который они бодро ответили: “Что такое шансонетка? — “Это девушка, у которой совсем нет шансов!” У тех девушек, которые приезжали в нашу страну из Франции со своими песенками, конечно, были шансы. Да еще какие! И они этими шансами пользовались настолько успешно, что уже с середины прошлого века на русской эстраде возник особый жанр песен — шансонет, а их исполнительницы стали называться шансонетками. Этот жанр включал в себя исполнение цыганских романсов и бытовых песен на русском языке. До наших дней дошли не многие из этих романсов. Например, знаменитый в свое время романс “Избушка”»…
После исполнения этой вещицы Северный вперемешку с исполнением песен рассказывал о Варе Паниной, Леньке Пантелееве, танце «Канкан» и знаменитом Василии Гущинском.
Прекратились записи в Ленпроекте по причине того, что Леня Вруцевич погиб в автокатастрофе.
В начале 1975 года выходит концерт из шестнадцати песен, в нем много реприз, адресованных бардам: Клячкину, Высоцкому, Окуджаве, Рахлину, Галичу. А позднее появился альбом, посвященный истокам блатной песни. Во вступлении Северный сказал: «Нам, любителям и собирателям так называемого блатного жанра и старых русских каторжных и тюремных песен, часто больно и досадно, когда ругают этот жанр, уходящий своими корнями в седое прошлое. На примере нижеследующих песен мне хотелось бы показать, что многие блатные песни произошли из народных и многие писались русскими поэтами. Итак, песня “Ухарь-купец”, которая была написана русским поэтом Иваном Саввичем Никитиным, 150-летие которого недавно отмечала вся страна».
Последний записанный мною концерт из двадцати одной песни и семнадцати анекдотов состоялся 7 ноября 1975 года по случаю двухлетия моей дочери. Бывало, я подпевал Аркадию в гитарных концертах. И потом еще пел на некоторых сам. На концерте, посвященном восьмидесятипятилетию со дня рождения Вертинского, исполнил свою песню-вступление «Мы барды, менестрели…» К слову, писался этот концерт в довольно экзотическом месте — в здании НИИ гриппа.
Программу под названием «На проспекте 25 Октября» я организовывал вместе с Виктором Кингисеппом[14]. Собрали музыкантов, время идет, а Аркадия нет и нет. Пришлось мне самому начинать, хотя первую песню «В этот вечер на проспекте…» должен был петь Аркадий. Вскоре он явился… Вообще никакой! Положили его спать, и в концерте это упоминается: «Аркадию Северному, который спит за шкафом…» Проспался и стал петь «Блины». Затянул ее минут на двадцать! Правда, в окончательную фонограмму она вошла урезанной. Вообще с Аркадием стало трудно работать, он начал крепко пить…
После 1976 года я его уже не записывал. У нас в Ленпроекте, в техническом отделе, собрался самодеятельный ансамбль «Сакс и струны», и я в нем активно участвовал. Старались играть джаз.
В это время Аркадия взял к себе мой друг на ниве магнитиздата Сергей Маклаков. В середине 60-х я сам их познакомил. Сергей Иванович уже тогда знал о моем подопечном, но сам к тому моменту записал в исполнении Аркадия только «Луку Мудищева». А теперь он стал записывать Северного с «Братьями Жемчужными». С ними Аркадий сделал несколько концертов — удачных и не очень. Пошли в ход все наши старые тексты, написанные для Северного. Потом сманили Аркашу в Одессу тамошние «писари», сколотили для него оркестр «Черноморская чайка». И разлетались его песни чайками по всей стране.
Блатные давай!
В «Третьем одесском» было много моих оригинальных песен: «Вернулся-таки я в Одессу», «Скокарь», «Я родился на границе», «Сидели мы с Кирюхой» и еще несколько. Песни сразу стали популярными, в тот же год Костя Беляев спел некоторые из них в Одессе у Ерусланова[15]. Между прочим, в первоначальном проекте этого концерта планировалось гораздо больше моих вещей, но не удалось всё осуществить… Осталась вот только тетрадка, в ней много сценариев — и воплощенных в жизнь, и оставшихся планами, — и тексты песен. Надо бы это опубликовать… Кстати, Аркадий не мог правильно поймать мотив песни «Я родился на границе», пришлось мне петь с ним дуэтом, задавать тон.