Песни на «ребрах»: Высоцкий, Северный, Пресли и другие — страница 16 из 31

Кто знает, может быть, вернувшись в этот раз в предолимпийскую Москву после свободного Запада, увидев ее, заполоненную толпами милицейских в форме и без, фактически находящуюся на военном положении, он с особенной горечью и остротой почувствовал всю безысходность положения народа и своего, как неотъемлемой частицы народной и… Но это уже из области предположений.

Где-то в душе теплится надежда, что сообщение о смерти ошибка и Володя жив, поэтому хочу закончить стихами Вознесенского из «Реквиема оптимистического…»:

Гремите, оркестры,

Козыри — крести.

Володька воскресе.

Воистину воскресе!

Глава VБАРДЫ-МЕНЕСТРЕЛИ

Помимо дружбы и работы с Аркадием Северным, знакомства с Высоцким в моей жизни было немало интересных встреч с другими талантливыми бардами. Я уже упоминал, что близко знал Женю Клячкина как по службе в Ленпроекте, так и по совместным выступлениям и записям. Увлеченный меломан, я старался (и стараюсь поныне) быть в курсе всех заметных явлений в мире культуры.

У нас совсем мало писали про знаменитый фестиваль 1967 года, каким-то удивительным образом разрешенный руководством обкома ВЛКСМ. Там выступили многие самодеятельные группы, игравшие самый настоящий рок. Там мы впервые встретились с Колей Резановым, известным «братом Жемчужным». Тогда он играл в группе «Лесные братья». (Кстати, на том фестивале было две группы с таким названием. Одни выступали в нормальных костюмах, другие — в звериных шкурах. Безобразие, короче! Конечно, обком такого больше не разрешал.)

В 70-е мне довелось познакомиться с Юрием Кукиным, Юлием Кимом, Александром Лобановским и Александром Галичем, а в 1976 году я с группой коллекционеров дважды ездил в Ригу в гости к знаменитому в 1930–1940-е певцу Константину Сокольскому — одному из главных конкурентов Петра Лещенко и первому исполнителю еще не криминальной «Мурки».

Единственный профессионал

Даже сейчас, в XXI веке, когда количество любой информации превысило все мыслимые пределы, имя Александра Лобановского известно далеко не каждому. Зато его песни знают все. И, бьюсь об заклад, это не пустые слова! Не верите? Назову несколько навскидку: «Сгорая, плачут свечи»[21], «Эх, сенокос!», «Уронила руки в море», «Сексуальный штопор», «Проститутка Буреломова»… Всего, между прочим, в творческом багаже их автора более двух тысяч произведений!


А. Лобановский и В. Ефимов

Незаурядный талант и сумасшедшая, бьющая не просто ключом, а камчатским гейзером энергия артиста позволили ему не сдаваться и двигаться вперед в моменты самых жестоких испытаний, уготованных судьбой. Было всё: скитания по Союзу с подругой-гитарой и бесконечная смена профессий, долгие годы воркутинских лагерей и четверть века запретов на официальные выступления. В его судьбе, словно в зеркале, отражается советская эпоха, когда путь одаренного автора-исполнителя песен, не отвечающих содержанием «кодексу строителя коммунизма», оказывался настолько тернист, что не пожелаешь и врагу.

Часто в публикациях его называют «солнечным бардом». Говорят, этим прозвищем одарила коллегу легендарная певица Алла Николаевна Баянова. Чем руководствовалась Королева романса? Может быть, не по годам юношеский пыл и добрый нрав музыканта натолкнули ее на это сравнение? Точно неизвестно, но прозвище осталось и прижилось.

Александр Лобановский родился в феврале 1935 года в Ленинграде. Отец погиб на фронте в самом начале войны при обороне родного города. Сына воспитала мать, привившая ему с детских лет любовь к музыке и русской песне. В 1949 году Саша Лобановский поступил в Нахимовское военно-морское училище. В то время классы и кубрики воспитанников располагались прямо на борту крейсера «Аврора», отголоски выстрела которого мы слышим по сей день. Именно здесь в начале 1950-х родились Сашины первые песни.

Любая творческая натура не терпит запретов, и курсант Лобановский не стал исключением — морская служба не пришлась ему по нраву. В 1952 году по окончании училища он поступил в юридический институт. Окончив вуз, несколько лет прослужил следователем в милиции. Но и поприще борца с преступностью не прельщало одаренного молодого человека. Душа тянулась к песне, а руки — к гитаре. С начала 60-х годов Александр Лобановский начинает путь менестреля. Как в песне «От Питера до Рима кочуют пилигримы», кочевал с любимой гитарой и наш герой, правда, до Рима в те годы ему по понятным причинам было не добраться… Не беда!

Александр колесит по стране, меняя адреса и профессии: рабочий на заводе в Ленинграде, смотритель кладбища в Ленинградской области, взрывник на свинцовом руднике в Северной Осетии, заведующий клубом в Магаданской области, грузчик в Нагаевском порту, рабочий-шурфовщик в прибалхашской пустыне, руководитель агитбригад, сотрудник геофизической партии на Хибинах, вокалист ресторанного оркестра в Воркуте…


А. Лобановский, музыкант группы «Братья Жемчужные» Е. Драпкин, В. Ефимов и Михаил Крыжановский. Ленинград, 1970-е

А. Лобановский. 1980-е

В тот же период Лобановский заочно оканчивает философский факультет ЛГУ, а позднее, уже в 80-е, Академию культуры имени Крупской по специальности «режиссура». В 1962 году начинаются первые выступления автора-исполнителя по путевкам общества «Знание». В 1964 году судьба столкнула его со знаменитым французским исполнителем Франсисом Лемарком во время тура шансонье по Союзу. Встреча оказалась судьбоносной — Александр Лобановский окончательно определился в своем желании стать профессиональным бардом. В 1969 году его принимают в штат Курганской филармонии в качестве автора-исполнителя. Он стал первым во всей истории Клуба самодеятельной песни, у кого в трудовой книжке стояла официальная запись «автор-исполнитель песен». Однако вопреки формальному признанию концерты маэстро продолжали иметь полуофициальный статус. На каждую гастрольную поездку приходилось получать спецразрешение от контролирующих культурную жизнь органов власти.


А. Лобановский на записи во ВНИИЖе. Январь 2010

Репертуар Лобановского вызывал стойкое неприятие у многочисленных репертуарных комиссий и прочих чиновников от музыки. Многие песни шансонье были написаны на грани фола. Шуточные, игривые, подчас с налетом эротизма, они пугали власть страны, в которой «секса нет». Многочисленные подпольные «квартирники», концерты «для узкого круга», «творческие встречи» — подобным вещам не было места в советской действительности. КГБ не спускал зорких глаз с артиста, ища малейший повод упрятать скандально известного барда за решетку.

В 1981 году я опубликовал в «Новой газете» статью, в которой вспоминал про Александра и один из его «квартирников», на котором имел честь присутствовать.


С Александрам Лобановским. 1970-е
Единственный профессионал

«Я профессиональный бард» — говорит о себе Александр Лобановский. Утверждая это, он имеет в виду, что больше ничем, кроме сочинительства и исполнения песен, не занимается. Александр Лобановский — фигура сложная и во многом противоречивая. Самый плодовитый из бардов, он издавна выработал правило и железно следует ему: писать каждый день по новой песне. А так как это решение пришло много лет назад, легко себе представить, сколько песен он уже создал.

Впервые с именем Александра Лобановского я столкнулся, как это ни странно, на страницах советских газет приблизительно в 1965 году. В фельетоне, названия которого, к сожалению, уже не помню, ленинградской молодежной газеты «Смена» рассказывалось о некоем барде, ведущем весьма праздный, по мнению авторов, образ жизни. Со смаком описывался его день, переговоры с антрепренерами и представителями молодежных и профсоюзных организаций, желающих пригласить барда для выступления, препирательства из-за гонорара, сам концерт, где бард исполнял «неизменно пошлые» и «просто неприличные песни», и т. д. В конце авторы недоумевали, как могут устроители таких концертов быть столь неразборчивыми и приглашать для совместных выступлений «талантливую» Аду Якушеву и «бездарного» Александра Лобановского.


Евгений Клячкин, мой друг и коллега по Ленпроекту

Подобные фельетоны в Советском Союзе только создают рекламу тому, кого призваны высмеять или опорочить. Я тоже заинтересовался Лобановским и его творчеством, но встретился и услышал не сразу, а только через несколько лет после окончания института. Однажды, уже после возвращения в Ленинград, меня пригласили к одному весьма активному коллекционеру магнитиздатовских песен, пообещав, что там будет Лобановский.

Послушать его собралось много народа. Некоторые явились даже с женами, о чем, как мне кажется, впоследствии пожалели. Лобановский уже сидел с гитарой за столиком, уставленным несколькими микрофонами. У ног его стоял объемистый портфель, наполненный тетрадями с текстами песен, и он занимался составлением программы предстоящей записи. Хозяин представил нас друг другу.

Выглядел единственный профессиональный бард России весьма импозантно. Его внушительная фигура была облачена в толстый вязаный свитер, волосы поэтически взлохмачены, на крупном ничего не выражавшем лице — фатовские усики, глаза прикрыты темными, несмотря на пасмурный день, очками. Его медовый тенорок сильно контрастировал с массивной фигурой.

Обсуждение записи предстоящего концерта заканчивалось уже в моем присутствии. Лица, финансирующие запись, настаивали на том, чтобы было побольше «похабных» песен, которые, по их мнению, особенно удавались автору. Лобановский вяло отнекивался, кося глазами в сторону женщин, но потом всё же уступил, согласившись после каждых трех «неприличных» песен петь две-три пристойные, и запись началась.