Вначале он исполнил несколько строчек какой-то песенки про Магадан, объявив его своим родным городом и местом, где началась его творческая карьера, а затем сообщил, что лента предназначается для таких-то и таких-то коллекционеров, для которых такого-то числа ленинградский бард Александр Лобановский и поет свои песни. Весь концерт, длившийся более четырех часов, представлял собой весьма забавный музыкальный винегрет из очень неплохих и мелодичных лирических песен, произведений, мягко говоря, эротических и творений просто не совсем приличных. Но откровенной похабщины я не услышал. Всё было ловко сбалансировано на еле ощутимой грани дозволенного.
Искусством сочинения эротических песен Александр Лобановский овладел в совершенстве. Он смело брался за разрешение всех существующих сексуальных проблем и проявлял при этом богатое чувство юмора. Часто входил в раж настолько, что пел, как говорят музыканты, мимо нот. Такие песни, как «Фригидная женщина», «Сексуально-загадочный случай», «Сексуальный штопор», «Половое бессилие», «Когда-то нужно начинать», «Неверная жена», могли бы быть взяты на вооружение любым врачом-сексологом. Были и просто частушки — «Утренний экспромт» или «Ночные страдания». В некоторых песнях Лобановский поднимался несколько выше простого желания развлечь слушателей «запретной» темой. Песни «Почему так пьют и курят женщины?», «Кредо современной проститутки» и некоторые другие, несомненно, несли следы попыток разрешить какие-то нравственные проблемы.
Мне кажется, из всей серии эротических песен того периода наиболее заслуживают внимания две, написанные с большим мастерством. Первая, «Русская шинель», явно экспериментальная, поскольку Лобановский предпринял попытку раскрыть гражданскую тему в эротической песне. Начинается она словами:
Мимо русского села
Русская пехота,
Отступая к Волге, шла,
Численностью рота…
Далее рассказывается о переживаниях молоденького солдата, никогда не испытавшего близости с женщиной, но уверенного в том, что ему предстоит умереть в ближайшем бою. Хозяйка хаты, на крыше которой был установлен пулемет паренька, поняла его, пожалела… Словом, получилась великолепная песня, написанная с неожиданным для Лобановского чувством такта и меры. Вторая песня, «Из дневника замполита», рассказывает о мучениях советских моряков, по полгода лишенных близости с женщиной и обязанных блюсти свою «коммунистическую мораль»…
Были другие интересные песни — протестные, не эротические: «Даешь Чаплина», «Сенокос», «Не хочу избираться в местком». В общем, концерт удался, и я с удовольствием переписал его для своей фонотеки, выбросив только те вещи, где автор уж совсем терял чувство меры. После я долго не встречал Александра Лобановского, но постоянно слышал его новые записи, радовался творческим успехам и огорчался неудачам, самой крупной из которых была отправка его за решетку. Случилось это в начале 70-х годов. КГБ долго и терпеливо следил за «гастрольной» деятельностью Лобановского, и когда он слишком участил свои поездки в Воркуту, к бывшим зекам, не преминул пришить ему дело о наркотиках. Певца «устроили» на бесплатную государственную службу сроком около шести лет, которые он и от сидел в северном Княжпогосте. С одной стороны, его было чисто по-человечески жаль, с другой — интересно, каковы окажутся творческие результаты этого его шестилетнего заключения.
Александр не обманул ожиданий. Вернувшись, он привез целый ворох всяческих песен протеста, просто лирических, зековских, уже рожденных настоящим талантом. Среди них очень выделялись «Куплеты бравого кувалдера», «Побег из лагеря», «В Княжпогосте». Из сексуально-эротических обращали на себя внимание «Ночь, проведенная с Бабой-ягой», «Кто кого изнасиловал», «Ласковый стриптиз». Последняя поражала настолько светлым, просто солнечным освещением мечты о любимой женщине, просто невозможно было поверить, что эта песня написана в глухо закупоренной камере. Александр Лобановский, к слову, был женат пять раз. Всех своих жен он «увековечил» в песнях, создав целую песенную серию: «Кредо современной проститутки», «Неверная жена», «Оказалась любимая сволочью», «Проститутка Буреломова»…
Воспоминания об Александре Лобановском, единственном профессиональном барде России, хотелось бы закончить строками из его песни «Разговор с режиссером»:
Я режиссеру руку жал
Мол, всё, что ты мне нажужжал,
Я мог бы сам тебе сказать.
Я столько в жизни ставил пьес
И говорил ему в глаза,
Мол, всё, что ты мне нажужжал,
Я мог бы сам тебе сказать.
Я столько в жизни ставил пьес
И стольких злыдней я играл,
Что даже сам товарищ С.
Меня к себе на службу звал…
Так Лобановский сам рассказал о своем творчестве, даже беглый анализ которого говорит о том, что, пожалуй, «товарищ С.» его к себе на службу не дождется.
Первый легальный концерт Лобановского в СССР состоялся в 1987 году — цензура еще существовала, но не зверствовала с прежней силой, — а единственный официальный диск увидел свет лишь в 1993-м, хотя на Западе в 1980-е годы не раз выходили альбомы с его песнями. С начала 90-х Александр Лобановский объездил с гастролями многие страны мира, оказалось, что его знают, помнят и любят в США и Австралии, Германии и Англии, Швеции и Финляндии.
В последние годы «солнечный бард» испытывает серьезные проблемы со здоровьем, но ныть и раскисать не в его характере. Он продолжает творить и выступать. По-прежнему много читает, пишет, коллекционирует афоризмы и кулинарные рецепты.
В гостях у Константина Сокольского
Когда питерским коллекционерам стал известен адрес Константина Сокольского в Риге, они не преминули отправить к нему целую делегацию с наказом выяснить многие вопросы. В числе прочих «официальных лиц» поехал знакомиться с Легендой и я.
Константин Тарасович Сокольский впервые приехал в Ригу после военной службы во второй половине 1920-х. Участвовал в ученических концертах, а в 1928 году начал выступать в кинотеатрах с народными романсами и песнями Александра Вертинского. Его первые концертные программы состояли из цыганских, итальянских, кавказских песен, а также песен каторжан. Он стал первым (за несколько лет до Петра Лещенко) исполнителем произведений композитора Оскара Строка. Для фирм грамзаписи «Бонофон» и «Беллакорд» Константин Сокольский напел много песен, романсов и куплетов. В 1930-е годы певец активно гастролировал по Восточной Европе, был знаком с Федором Шаляпиным, дружил с Юрием Морфесси, который ласково называл его «соколенок», общался и конкурировал с Петром Лещенко, обучал пению юную Аллу Баянову.
Незадолго до немецкой оккупации артист вернулся в Ригу. В 1944-м его задержали и отправили в лагерь, однако певцу удалось вырвался из плена. После освобождения города Константин Сокольский стал артистом Латвийской филармонии, солистом Малого симфонического оркестра окружного Дома Красной армии. На одном из концертов он неосмотрительно спел одну из песен Строка и тут же был уволен — композитор тогда был в опале. Позднее Сокольского восстановили в должности, он долгие годы работал в культурных учреждениях Латвии, выезжал с концертами по стране, но о былой славе пришлось забыть навсегда.
Приняли нас в маленьком домике на Рижском взморье, где проживал пенсионер Константин Сокольский, очень радушно. Хозяин, в котором теперь уже трудно было узнать любимца русской Риги, был удивлен и растроган. Он-то полагал, что уже всеми окончательно забыт и покинут, — и вдруг, как отзвук далекого прошлого, приезжают какие-то молодые люди да еще из самого Питера!
К сожалению, никаких довоенных пластинок у Сокольского не сохранилось, все погибли во времена оккупации… Есть одна, треснутая и скрепленная патефонной иглой поперек трещины, но он лично на нее смотреть не может! Ведь из-за нее артист и остался в Риге с большевиками. Да вот она — «Песня о Волге» Дунаевского из кинофильма «Волга-Волга», записанная на фирме «Беллакорд». Уговорили его тогда чекисты, которые наводнили Ригу, проживавшую свои последние «буржуазные» денечки. Говорили: «Чего тебе, Костя, уезжать? Ты вон какие песни советские поешь, значит, наш. А что блатные пел, так кто их не пел!»
— И на Леню Утесова ссылались. Так и остался, — вздыхает Сокольский. — А выступать больше не дали. А мог бы, как Мия Побер или Алла Баянова, хоть в Румынии зацепиться. Петя-то Лещенко, царство ему небесное, завод граммофонный там имел, а после в Одессе при немцах два ресторана содержал[22]. Я тоже мог петь, приглашали, да чекистов побоялся. А Петя не боялся. Так-то вот. А я здесь зачах…
Так рассказывал нам о своей жизни Константин Сокольский, а мы слушали его внимательно, боясь пропустить слово. На стене скромной, оклеенной дешевыми обоями комнатки висела старинная гитара — свидетельница былых успехов. Проследив за нашими взглядами, Сокольский бережно снял ее со стены, смахнул пыль и коснулся струн. Аккорд получился верный.
— Каждый раз удивляюсь: могу ее год со стенки не снимать, а всё строй держит. Ну, спеть вам напоследок, юные друзья мои? Даже знаю что. Раз вы из Питера ко мне пожаловали, то вот вам старая питерская песня. Да вы ее, наверное, знаете, записывал я ее когда-то на «Беллакорде», — и, перебирая старческими, почти не сгибающимися пальцами струны своей верной гитары, он запел неожиданно молодым голосом: