Когда мы прощались, я всё-таки задал Мише вопрос, так и вертевшийся на языке: почему он не написал о моих «Записках» ни строчки, хотя там было против чего возразить. Он с улыбкой ответил:
— Я не хотел мешать. То, что вы написали, было так интересно.
С Алленом с той поездки у нас установился хороший, теплый контакт, и благодаря его рекомендациям мне удалось получить две пленки Высоцкого абсолютно бесплатно. С точки зрения бизнеса моя поездка оказалась крайне успешной, да, видно, природа требует равновесия: эмиграция разрушила мой первый брак. В силу многих причин жена с дочерью остались жить в Канаде, а я вернулся к своему любимому детищу. У меня появилась идея издать полученные по протекции Аллена записи Владимира Семеновича на пластинках, как за пару лет до этого Виктор Шульман выпустил двойной альбом нью-йоркского концерта Высоцкого.
Первый релиз
Официально «Кисмет» считался русским подразделением крупной фирмы грамзаписи RCA Victor, но к моменту моей покупки лейбла головной офис практически думать забыл о его существовании. Вооружившись идеей напечатать пластинку Высоцкого, я отправился в штаб-квартиру RCA Victor. Даже если бы я захотел обойтись собственными силами, ничего бы не вышло — у меня элементарно не было технических возможностей для издания «гиганта». В «Викторе» меня приняли любезно, до крайности удивившись, что «Кисмет» еще на плаву. Я изложил суть дела. Босс, ни слова не знавший по-русски, попросил включить кассету. Голос, энергетика, харизма Высоцкого не могли оказать иного эффекта — он сразу понял, что это стоящий материал:
— О’кей, Руди, мы поможем тебе в выпуске, а ты занимайся дизайном, продажами и авторскими правами.
Мы ударили по рукам. Они выделили целую команду людей, студию — и процесс пошел. Фото для обложки мне дал однофамилец Владимира Семеновича фотограф Игорь Высоцкий. На снимке видно, что у Володи на шее висит солидный крест. Это распятие специально для съемки его попросил надеть Игорь, сам Владимир Высоцкий, насколько мне известно, не носил креста. Фото на заднике — из коллекции Михаила Шемякина, о котором мы еще поговорим отдельно. Мне пришла в голову мысль в дизайне конверта обыграть знаменитые канадские виды. Я зашел в ближайшее турагентство и взял проспекты с видами Ниагарского водопада. Получилось красиво. Фирменный значок «Кисмета» — растянутую гармошку — я слегка изменил: теперь инструмент держала рука с кольцом на пальце, на котором виднелись четкие буквы: R. F. (Рудольф Фукс). Мне хотелось, чтобы мои друзья — ленинградские коллекционеры — поняли, чья эта работа. А то, что пластинка попадет по адресу, не сомневался.
Основной сложностью стало решение вопроса с авторскими правами. Этот щекотливый момент взялся решить знакомый Высоцкого Павел Палей, который стал продюсером пластинки. Он связался с Мариной Влади и получил добро, вскоре диск появился на рынке. Он произвел не просто фурор, это оказалось попаданием в самое яблочко. При средней цене на пластинки в шесть-семь долларов я поставил цену двенадцать с полтиной и не прогадал. Заказы шли со всего мира, мы сделали три допечатки. К сожалению, последующие релизы не имели столь громкого успеха, но пользовались стабильным спросом. Всего я издал восемь дисков-гигантов Высоцкого.
Как продюсер Палей имел право брать нужное ему количество дисков бесплатно. Однажды в магазин зашел итальянец американского происхождения. Он ехал в Россию и спросил про новинки. Паша по доброте душевной подарил ему сразу десять «Концертов в Торонто»: «Один — тебе, остальное — друзьям в СССР». Тот взял и в ответ на щедрый жест преподнес свое алаверды. Гость оказался богатейшим человеком, мультимиллионером Дэвидом Морро. Вскоре он инвестировал крупную сумму в создание одного из первых русскоязычных телеканалов в Нью-Йорке, а Палей стал президентом новоиспеченного холдинга.
Вообще мне везло на встречи с отзывчивыми людьми. Например, известный сегодня бизнесмен и один из первых миллионеров третьей эмиграции Сэм Кислин, державший в ту пору магазин электроники на 23-й улице, абсолютно безвозмездно предложил мне выбрать любую технику для начала раскрутки «Кисмета». Я набрал магнитофонов, копировальных машин, факсов… Так он еще дал команду, чтобы весь товар мне доставили прямо на место. «Расплатишься, когда сможешь», — сказал Сэм. И мне оставалось только благодарно пожать ему руку.
«Последний концерт» Вадима Козина
Паша Палей, лагерник со стажем, много рассказывал мне про ГУЛАГ. В одно время он сидел вместе с Вадимом Козиным, только Паша был «бугром», а «опальный Орфей» — простым зеком, работягой из его бригады. Особенно студеным зимним днем, когда заключенных привезли на работы, Вадим Алексеевич отказался выйти из машины на лютый холод. Уперся и ни в какую. Тогда «старшой» Палей применил силу: ударил Козина лопатой по спине и заставил выйти на работу. Было заметно, что тот случай гнетет его, терзает душу.
— Рудик, пойми, он бы замерз в этой машине насмерть. Только махая кайлом и можно было там выжить. Ты мне веришь?.. — пытался оправдаться Паша.
— Верю, — отвечал я.
Палей был (и есть) правильный человек. С совестью.
Мы оба очень любили песни Вадима Козина, но о его судьбе в 1980 году нам было толком ничего не известно. Преданной поклонницей таланта певца была и Анна Дмитриевна Корниенко. В далекие сороковые годы на «Кисмете» отпечатали пару его дисков на 78 оборотов, на которые поместились всего несколько композиций. А я задался целью непременно издать диск-гигант Вадима Козина — именно это я обещал Анне Дмитриевне, когда она передавала мне бизнес.
Для первой пластинки исходники отыскались с трудом. Удалось найти только старые записи довольно плохого качества, но диск я сделал. К тому моменту Анна Дмитриевна, тяжелобольная, лежала в госпитале. Никто не забуду ее благодарного взгляда, когда я протянул ей новенький альбом. Она бережно взяла его и спрятала под подушку. Каждый раз это воспоминание вызывает у меня слезы на глазах… До выхода второй пластинки моя благодетельница не дожила.
Мы сделали прекрасный диск, я назвал его «Последний концерт». Оригиналы для выпуска удалось приобрести у одного эмигранта, приехавшего в Штаты из Сочи, где он много лет держал студию звукозаписи. В хрущевскую «оттепель» Козина ненадолго отпустили с концертами на Большую землю. В одну из таких поездок, по словам обладателя пленки, в 1958 году, Вадим Алексеевич напел под аккомпанемент фоно эту программу.
Как оказалось, пластинка добралась до «магаданского затворника». В 1984 или 1985 году мне попалась на глаза советская «Литературная газета» со статьей Бориса Савченко, посвященной Козину. На фото к материалу Вадим Алексеевич держал новинку, а подпись гласила: «Благодаря этой пластинке обо мне снова вспомнили…» Меня невольно охватила гордость — приятно сознавать, что занят благим делом.
Рисунок Джона Леннона
Жуткий по накалу страстей и событий 1980 год я запомнил надолго. Трижды пришлось мне тогда писать о близких людях, ушедших в небытие, с той только разницей, что первых двух, Владимира Высоцкого и Аркадия Северного, я знал лично, а вот с третьим — Джоном Ленноном, трагически погибшим в Нью-Йорке, встречаться никогда не приходилось. Но разве факт встреч или их число может быть мерилом того чувства, которое зачастую рождается у нас в сердцах по отношению к тому или другому поэту, музыканту или композитору!
Прежде всего он был большим английским поэтом, которого в одинаковой степени волновали судьбы мира и пути его родины, будни и праздники ее сыновей и дочерей. И подтверждается это не только тем, что профессиональные ассоциации поэтов Великобритании не раз признавали Леннона лучшим поэтом года, а тексты его песен разошлись огромными тиражами по всему миру, — песни «Битлз» давно стали музыкальной классикой и, видимо, никогда не будут забыты.
Ансамбль «Битлз» никогда не стал бы без Джона Леннона музыкальным явлением, краеугольным камнем современной музыки, который они начали закладывать в 1960-е у себя в Англии, в Ливерпуле. Нельзя сказать, что они были единственным в своем роде ансамблем, где всю музыку делали гитары и голоса. Да и песни их не были чересчур оригинальны — обычный рок-н-ролл в манере американского гитариста и певца Чака Берри. Но уже было что-то, что выделяло их из общей массы полупрофессиональных ансамблей.
Mersey beat — так по названию реки в Ливерпуле начали называть это музыкальное направление, которое позже было переименовано в Liverpool sound. У них уже была своя собственная песня — Love me do. Авторы, Джон Леннон и Пол Маккартни, стали в дальнейшем наиболее популярными композиторами-песенниками 60-х годов. Их произведения музыкальные критики совершенно серьезно сравнивали с творческим наследием Шумана или Шуберта. Каждая новая песня порождала тысячи подражаний, сотни новых поп-ансамблей не только в Англии, но и по всему свету.
Слава «Битлз» разнеслась и по Союзу. Случилось это сразу же после ошеломляющего успеха их первого долгоиграющего «гиганта» под названием Please, please me в начале шестидесятых. Поэзия Леннона, явившаяся основой для чудесных мелодий этой ранней пластинки, дошла до нас посредством радиоволн, иногда разбавлявших изгаженный глушилками эфир.
Нельзя сказать, что музыка «Битлз» понравилась всем нашим любителям сразу и бесповоротно. Лично мне их манера пения показалась странной — к ней нужно было привыкнуть, дорасти до нее. Но «распробовав» творчество ливерпульской четверки, большинство любителей попадали к ним в плен раз и навсегда. Так случилось и со мной. Когда мне в руки попал их второй долгоиграющий диск With the Beatles, приобретенный на черном рынке за баснословную по тем временам сумму в сорок рублей, я готов был слушать ее без конца.
В то время как мужская половина человечества еще донашивала «утиный хвостик», известный в Союзе под названием канадский кок, «Битлз» уже отпустили лихие челки на глаза. Нам об этом сообщила советская пресса. И, конечно же, в фельетоне под названием «Волосатые музыканты» или еще что-то в этом же роде. Ну, и у нас начали отращивать!