Потом вдруг оказалось, что «Битлз» своими пожертвованиями спасли от краха лондонскую коммунистическую газету Morning Star, и отношение к ним в «красной» прессе круто переменилось. Они сразу же стали и «детьми рабочих с ливерпульских окраин», и «талантливыми музыкантами из народа». Но стоило Джону в одном из своих многочисленных интервью нелестно отозваться о событиях в Союзе или написать слишком «левую» песню, как снова они превращались в бездарей и хулиганов. Несмотря на все эти «ужимки и прыжки» советской прессы, любовь к их творчеству в среде советской молодежи неуклонно росла и укреплялась.
Между тем «Битлз» во главе с Ленноном и Маккартни шли от успеха к успеху, слава их росла пропорционально длине их волос, а затем и с опережением. Во многих точках земного шара появились молодые люди, гораздо более волосатые, чем даже сами «Битлз», — у них была своя философия, своя религия, своя музыка. Новые поп-ансамбли брали самые популярные песни битлов и, подражая им, пытались создать свой собственный музыкальный стиль-однодневки, которые завтра уже никто не помнил, но сегодня за них платили хорошо и охотно. Эта коммерческая музыка настолько затопила мир, что самим «отцам-основателям» приходилось прилагать значительные усилия, чтобы не потонуть в ней.
Популярность ансамбля распространилась повсеместно, включая Индию, Японию, Таиланд, Филиппины… В одном из интервью Леннон позволил себе пошутить, что в данный момент они более популярны, чем сам Иисус Христос, чем немало шокировал многих верующих. Эту шутку ему долго не могли простить. Но в ней была и доля истины: прошел сравнительно короткий промежуток времени, и на свет появляется рок-опера «Иисус Христос — суперзвезда», которая никогда не была бы написана без музыки «Битлз».
Сами участники знаменитой четверки не участвовали в ее создании. Но другой английский поп-ансамбль, который учился у них, — Deep Purple — принял активное участие в постановке и записи оперы на пластинки. Эту оперу признал сам Папа Римский, тем самым как бы дав ей право на жизнь. Она имела грандиознейший успех во всех странах, была популярна и в Советском Союзе — настолько, что московский ансамбль «Цветы» подпольно поставил ее на русском языке.
Джона Леннона я всё же встретил на второй день своего пребывания в Нью-Йорке — столкнулся с ним в лифте отеля, где нас поселили. Он глядел на меня с обложки свеженького номера New York Post, который держал в руках один из постояльцев. Под большой картинкой, изображавшей легендарную поп-группу, было помещено сенсационное сообщение о том, что «Битлз» снова вместе[27] и что первый их концерт ожидается именно в Нью-Йорке. Это, конечно, оказалось очередной газетной «уткой», много подобных я читал и позже. Все они свидетельствуют, что мир с затаенной надеждой ждал: прославленные музыканты соберутся снова и подарят миру еще много прекрасных мелодий, которые они так великолепно создавали вместе и как-то разучились порознь. Ждал, но не дождался. Уже не соберутся. Потому что «смерть самых лучших выбирает и щелкает по одному…»
P. S. В тот день, когда пластинка с последним автографом Джона Леннона была продана на аукционе за миллион долларов, я купил у портье здания Dakota Building, где жил главный из «Битлов», его рисунок всего за пятьдесят баксов. Хочется верить, что он не обманул меня. По крайней мере храню я этот безымянный набросок бережно, как настоящий…
Песни по кругу
В начале 1980-х эмиграция еще не приняла массового характера, русских в Нью-Йорке проживало несколько десятков тысяч, и услыхать родную речь в городе доводилось нечасто. Представители интеллигенции в поисках общения стремились создавать некие клубы по интересам. Стараниями писателя Эдуарда Тополя и режиссера Олега Чубайса был создан Клуб русской интеллигенции. Там проводились литературные и поэтические вечера, устраивались кинопоказы, танцы.
Мне всегда нравилось петь, сочинять, играть на гитаре. В поисках единомышленников я стал посещать эти посиделки. В клубе завязал знакомство с разными неординарными, талантливыми ребятами: Зиновием Шершером, Александром Быстрицким, Татьяной Лебединской и другими. Обычным местом проведениям наших концертов был ресторанчик «Русский лес», про который Боря Сичкин спел: «А если вы зайдете в “Русский лес”, тут эмигранты весело гуляют…» Погуляли мы действительно весело, но недолго. Из-за разногласий с хозяином заведения и каких-то внутренних разборок наш клуб русских бардов «Песня по кругу» просуществовал всего-навсего полтора года.
Примерно в этот период случился еще один знаменательный момент. Как-то вечерком, не сговариваясь, ко мне в «Кисмет» одновременно заглянули Михаил Шуфутинский и Вилли Токарев. (Кстати, именно у меня Миша приобрел первые кассеты с песнями Александра Розенбаума, которые потом блестяще аранжировал и исполнил. В магазине вообще бывали все: и Миша Гулько, и Толя Могилевский, и Люба Успенская… Шли с единственным вопросом: «Что новенького появилось?» Мне всегда было чем порадовать и удивить клиентов.) Незадолго до их визита я откопал старую кассету, которую еще в Союзе привез мне друг, отдыхавший по турпутевке в Болгарии. На ленте были записаны югославские песни, в том числе «Сингарелла». Мелодия меня буквально очаровала и как-то раз, поймав лирическое настроение, я сделал вольный перевод этой вещицы.
А предыстория такова. В «Кисмет» зашла на огонек одна американская девушка по имени Джоан, а с ней — русский бойфренд по фамилии Голубев. Джоан умела изъясняться на ломаном русском, интересовалась музыкой, и между нами, как говорят, «пробежала искорка». Соловьев (то есть я) приглянулся ей больше Голубева. Наверное, я слаще «пел»… Сопернику пришлось упорхнуть сизым голубком. Некоторое время спустя Джоан стала моей женой и родила мне сына Бенджамина, который сегодня является успешным журналистом в Миннесоте. Летним утром после особенно бурной ночи с американской женой я шел в сторону магазина, и в голове сами собой рождались строчки. Писал я «с натуры», о себе и о ней:
И хоть я уже немолод,
Но еще могуч мой молот,
Наковальня стонет звонко,
Коль в руках моих девчонка…
Перечитал строчки и почувствовал — песня удалась. В это время и оказались в «Кисмете» Миша и Вилли. Я включил югославский оригинал композиции, чтобы показать музыку, а потом дал Шуфутинскому прочесть мой вариант текста. Мише особенно понравилась фраза: «Страсть ползет дорогой длинной…» Он забрал стихи домой, чтобы изучить внимательнее, и впоследствии по его просьбе я дописал куплет про атамана: «Лишь в объятьях атамана станешь от любви ты пьяной…» «Атаман» — так назывались его ансамбль и второй альбом, в котором и прозвучала «Сингарелла».
Токарев, услышав мой текст, сказал, что напишет еще лучше. Слово он сдержал, но Шуфутинский выбрал мою версию, а свою Вилли лет десять спустя исполнил сам.
Моя «Сингарелла» стала хитом, ее пели во всех русских кабаках. После успеха шлягера Миша пригласил меня в ресторан «Парадайз», где тогда работал со своим оркестром. Вхожу в зал. Шуфутинский, заметив меня в дверях, останавливает взмахом руки музыкантов и объявляет: «Я хочу поприветствовать нашего гостя! Встречайте! Мистер Сингарелла!» Было чертовски приятно!
Старый добрый Йозель
Но Йозель сострижет больную мозоль
И кой-кому намнет еще бока.
И вспомнит он тогда про тетю Хаю,
И ей подставит ножку, а пока…
Среди написанных мною песенок особенно популярна «Старый добрый Йозель», который никак не сострижет свою любимую мозоль. Именно Йозель, а не Йозеф, как стали потом петь. Так звали дядю моей жены. И мозоль у него была, и все об нее спотыкались. Вот я про это и сочинил песню. А изначально я знал с детства только припев: «С добрым утром, тетя Хая, вам пластинка из Шанхая».
Северный спел эту песню про Йозеля, а потом, слышу, кто-то к этой песне дописал еще куплеты, и поют ее в ресторанах. Недавно в Нью-Йорке я решил замкнуть эту тему и дописал еще один куплет, где Йозель попал на Брайтон. Хотя, может быть, кто-то еще и продолжит… Песня действительно стала народной. Однако вместо славы и гонораров «добрый Йозель» однажды доставил мне немало хлопот. Подставил, гад, ножку!..
За год до моего приезда в Нью-Йорк один молодой эмигрант из Риги, талантливый гитарист и большой профессионал записал и издал кассету своих любимых песен, где в числе прочих вещей спел мою, переиначив только Йозеля на Йозефа. Альбом пользовался успехом на Брайтоне, и вскоре мне тоже довелось услышать свою песню в версии этого рижанина. (Я специально не называю его фамилии, пусть он будет просто Р. Кто в теме — и так поймет, а зря трепать имя человека по прошествии стольких лет не хочу. Каждый из нас допускает в жизни промахи и необдуманные поступки, к тому же сегодня Р. уже нет в живых.)
Исполнение его мне понравилось, но кроме эстетического наслаждения хотелось получить и заслуженный, как мне казалось, авторский гонорар. С таким вопросом я однажды и подошел к певцу. Беседы у нас, к сожалению, не получилось. Он и слышать ничего не захотел о моих притязаниях на хит. Тогда в качестве компенсации я стал тиражировать эту кассету и продавать ее у себя в «Кисмете». Прослышав об этом, Р. натравил на меня русскую мафию.
Весенним погожим деньком ко мне в магазин как снег на голову свалился небезызвестный на Брайтон-Бич гангстер Евсей Агрон[28] со товарищи. С того момента я лишился покоя. Прессинг, избиение, угрозы — весь арсенал бандитских методов пришлось испытать на себе. За прилавком в магазине я стоял, сжимая в правой руке пистолет, а левой передавая пластинки клиентам. Так они меня достали, что был готов буквально на всё. Житья от криминалов не было абсолютно: поджидали у квартиры, запугивали, вымогали деньги… Длился этот кошмар целый месяц — я осунулся, побледнел, лишился, как пишут в романах, сна и покоя. А главное — абсолютно не знал, как бороться с мафиозным беспределом и всерьез опасался за себя и своих близких.