303. ЗАДАЛЕССКАЯ МАТЬ© Перевод Н. Гребнев
Над нижней Дигорией, над плоской Дигорией
Не дождь идет — там кровь течет, горе ей, горе ей!
Поля золотые были, а стали черные,
Их побили Тимуровы рати проворные.
Обложил всё кругом он войсками великими,
Окружил, как стеной, мечами и пиками.
Всё дымится: и жито, и сакли сожженные.
Ой, убиты джигиты, поруганы жены их.
Погибает народ, дым плывет над Дигорией.
Кто продлит ее род, горе, горе ей, горе ей!
Мертвецы на земле, им могилы не вырыты.
На углях, на золе плачут дети — их сироты.
Кто подаст им еды и воды, кто согреет их?
Кто спасет от беды, кто в беде пожалеет их?
Ой, на счастье, одна уцелела старуха согбенная.
Сирот всех собирает она, сединой убеленная.
Ой, весь день и всю ночь напролет — делать нечего —
Их ведет и ведет, наподобие стада овечьего.
Ой, ведет она сирот, спешит — время дорого,
От зверья бережет и хранит их от ворога.
Ой, спасала детей и спасла ото зла она.
Их одна к Задалесским горам привела она.
Годы шли, было всё: были громы и молнии,
Быстро дети росли, подросли и аулы заполнили.
Реку можно ль сдержать, — жизнь спешит, время движется.
Ой, слегла задалесская мать и лежит: ей не дышится.
Сто детей свою бедную мать, дорогую и милую,
Вышли в путь провожать и рыдать над могилою.
304. ПЕСНЯ О КРЫМСКОМ ВОЙСКЕ© Перевод Н. Гребнев
Вестник прискакал и прокричал:
«Крымский хан идет с несметным войском.
Хочет он дойти до наших скал,
Весь народ побить в краю Дигорском!»
Поднялись джигиты все вокруг
На защиту дорогого края.
Поскакал Туганов Ельбердук
По селеньям, воинов скликая.
«Гей, дигорцы, наша сталь крепка.
Крымцев много, но и нас немало.
Выступим навстречу им, пока
Не дошли они до перевала!
Занимайте на горах крутых
Поскорее башни боевые,
Поднимайте на руках своих
Бочки тяжкие пороховые!»
Ой, да у Даргона всё кругом
От тумана густо почернело.
Ой, с горы соседней грянул гром,
И седое облако слетело.
Нет, не черный это был туман —
Это рать, что двинул крымский хан.
И с горы не облако седое
Вместе с громом вниз слетело вдруг,
А дигорцев следом за собой
В бой повел Туганов Ельбердук.
Дождь в горах кровавый лился долго,
Гром гремел сто раз подряд.
Но внезапно три отважных волка,
С гор сойдя, влетели в гущу стад.
Были то не волки, не волчицы,
Что овечьи портили стада.
Были то три сына Дзанкалица
И пред ними крымская орда.
Ой, дигорцы победили ханов,
Крымскую переломили сталь.
В том бою кровавом Тасолтанов
Был убит, да велика ль печаль?
Жирным шашлыком да пивом черным
Он свою утробу набивал.
Это он, подлец, по тропам горным
Хану путь к дигорцам указал.
305. ИНАЛДИ И КУДАЙНАТ ИЗ ЛАРСА© Перевод Н. Гребнев
Два всадника скачут из Ларса.
Ой, скачут из Старого Ларса.
Один для другого и друг и брат,
Иналди один, другой Кудайнат, гей!
Иналди сказал Кудайнату:
«Погляди, — сказал Кудайнату,—
Скачут алдары, должно быть, враги.
Ой, брат Кудайнат, башку береги, гей!»
Подъезжают ближе алдары.
«Вы откуда?» — кричат алдары.
«Мы оба из Ларса, — им говорят,—
Иналди и брат его Кудайнат, гей!»
Говорят насильники братьям,
Алдары-насильники братьям:
«Вы оба из Ларса, а мы как раз
Ларсцев поганых и ловим сейчас, гей!»
Говорит Иналди из Ларса,
Говорит Кудайнат из Ларса:
«А мы убиваем злобных людей,
Стреляем, коль видим: рядом злодей, гей!»
Стоит минарет у Дарг-Коха,
Высок минарет у Дарг-Коха.
Шепчет Иналди: «Ой, брат Кудайнат,
Умрем или с честью придем назад, гей!»
Идет дровосек-кабардинец,
По дрова идет кабардинец.
Взвыл у Иналди, как волк, самопал,
У Кудайната завыл, как шакал, гей!
На реке у нас половодье.
Ой, страшна река в половодье.
«Мужайся, брат, — говорит Кудайнат. —
С тобой мы в седлах, алдары лежат, гей!»
306. ПЕСНЯ О КУРТАТИНЦАХ© Перевод Н. Гребнев
Ну-ка, соберемся, куртатинцы.
Белый царь сулит нам дать гостинцы.
В горы нам пакет с равнины шлет,
Говорит, посланцев наших ждет.
Отвечая на такую милость,
Всё ущелье наше всполошилось,
Замелькали всадники в горах,
Лучшие на лучших скакунах.
Среди тех, в ком не было изъянов,
Был первейшим Ацамаз Калманов.
Он подобно белому орлу
Вылетел на черную скалу.
Вышли в путь посланцы куртатинские,
Миновали горы осетинские
И дошли до белого царя.
Говорят, они пошли не зря.
От царя посланники удалые
Унесли с собой дары немалые.
Хоть не жадны куртатинцы были,
Из гостинцев порох лишь просили.
Повезли с собой поклажу многую
Всадники обратною дорогою.
То дорогой ясной, то туманною,
Но везде опасной и обманною.
Смотрят, у селения Дурхуд
Кабардинские князья их ждут.
И столкнулись путники уставшие
И князья, разбоем промышлявшие.
Встретились, друг другу смерть творя,
Кабардинцы, конные и пешие,
С куртатинцами, отяжелевшими
От подарков белого царя.
Многих куртатинцы порубили,
В горы кабардинцы отступили,
Множество врагов в последний раз,
Порубив своею саблей смелой,
Распластался сам на бурке белой
Удалец Калманов Ацамаз.
307. ХУХА И НАРСАУ© Перевод Н. Гребнев
Это дело — дело дней былых,
Ой, да это дело, дело прошлого…
Куртатинцы для коней своих
Не найдут табунщика хорошего.
Судят-рядят десять дней подряд
На нихасе крытом в Даллагкау.
Двое есть достойных, говорят,
Цаликовы — Хуха́ и Нарсау.
Храбры Цаликовы сыновья,
Но припомнил кто-то осторожно:
«Тагауровы они зятья.
Наш табун доверить им не можно».
Быстры ноги у обидных слов.
И приходят жены, чуть не плача:
«Вас, как тагауровых зятьев,
Не хотят в табунщики назначить!»
Говорит Хуха́: «Честной народ,
Сам себя в табунщики я жалую».
День прошел, и вот Хуха́ пасет
Куртатинцев табуны немалые.
Ой, несметны эти табуны.
Как лихим соседям не позариться?..
И к Хухе́ приходит брат жены —
О делах и о здоровье справиться.
Стал пытать жены лукавый брат,
Посланный соседскими князьями,
Мол, когда едят, когда здесь спят,
Зорко ль смотришь ты за табунами?
Но в ответ Хуха́ из темноты
Свояку сказал такое слово:
«День ли, ночь — я не дремлю, и ты
Подобру иди, брат, поздорову».
Вновь к Хухе́, когда взошла звезда,
Шлют соседи свояка-злодея.
«Что, Хуха́, не спишь ты никогда?» —
Тот твердит, как бы Хуху́ жалея.
Говорит лукавые слова,
Песнь одну и ту же тянет снова —
Мол, не стоит святостью родства
Жертвовать из-за добра чужого.
Гонит свояка табунщик прочь —
Не люблю, мол, говорить напрасно я.
Час я сплю, когда проходит ночь,
В час, когда восходит солнце красное.
Ночь прошла, рассветный час настал.
Задремал Хуха́ в свой час положенный,
А злодеи через перевал
Тянутся тропою растревоженной.
Ой, пастух на зорьке увидал,
Как к коням злодеи подлетели,
Ой, он на свирели заиграл,
И достиг селенья звук свирели:
«Куртатинцы, снятся ли вам сны,
Может, сны вам очи ослепили?
Ой, угнали ваши табуны,
Вашего табунщика убили».
Песня понеслась за перевал,
Вдоль ущелья, ивняком повитого.
Первым эту песню услыхал
Цаликов Нарсау — брат убитого.
Что вдали за облако летит,
Расплываясь на четыре стороны?
Почему в том облаке парит
Птичья стая, кружат черны вороны?
Над горой не облако кружит —
Пар восходит от коня проворного,
И летит земля из-под копыт,
А не вороны кружатся черные.
Недругов Нарсау победил,
С их мечами сталь скрестил булатную,
Многих тагаурцев он побил,
Мстя им за потерю безвозвратную.
Многие отбил он табуны,
Убежать заставил рать лукавую.
Ну, а брату братовой жены
Голову отсек и руку правую.
308. ПЕСНЯ О ХАМИЦЕ ХАМИЦАЕВЕ© Перевод Н. Гребнев
Умер, говорят, от прежних ран
Или от иной какой-то хвори
Старый Тасолтанов Тасолтан
В Кабарде Большой, родне на горе.
Было у алдара, говорят,
Семь сынов и дочка Фатимат.
Говорят, он, старый, на прощанье
Сыновьям оставил завещанье.
Говорят, сказал он: «Коль умру,
Рода нашего не обесславьте
И свою красавицу сестру
Братскою заботой не оставьте!»
Он сказал им: «Девушка — цветок.
Без любви цветок цвести не станет.
Если не сорвет садовник в срок,
Пожелтеет лист, цветок увянет.
Приглядите Фатимат в мужья
Парня-удальца из самых лучших.
Пусть сперва соседские князья
Право сватать дочь мою получат.
После пусть посватаются к ней
Храбрые дигорские алдары.
А потом средь вольных узденей
Поищите — не найдется ль пары.
Может, будет всех других милей
Кто-нибудь сестрице вашей, гей!»
Рвется к Тасолтановым в зятья
Много всяких женихов богатых.
К братьям все окрестные князья
Посылают сыновей и сватов.
От гостей чванливых шум стоит
В доме Тасолтана, тихом прежде.
А невеста запершись сидит,
Не глядит на женихов заезжих.
Весть про эти странные дела,
Весть о том, как некая девица
И глядеть на женихов боится,
До дигорского дошла села,
Там — до Хамицаева Хамица.
И тогда на ум ему пришло
Тоже взять и попытать удачи.
И неспешно старое седло
Кинул он на спину рыжей клячи.
И поехал на свой риск и страх,
И предстал пред окнами девицы
В старых самодельных башмаках
В шитых-перешитых ноговицах.
На него алдары не глядят,
Но Хамиц кнутом из бычьей кожи
Щелкнул так, что даже Фатимат
Мигом встала с шелкового ложа.
И сказали братья женихам:
«Фатимат тому лишь будет пара,
Кто похитит и пригонит нам
Сто коней ногайского алдара».
Три прошло или четыре дня.
Женихи исчезли вдруг нежданно,
А Хамиц табун — сто три коня —
Пригоняет к дому Тасолтана.
Из окошка Фатимат глядит,
Видит, на дворе туман клубится.
Это не туман, а пар стоит
Над добычей храброго Хамица.
Роду Тасолтана, говорят,
С бедняком случилось породниться.
Отдали сестрицу Фатимат
Братья Хамицаеву Хамицу.
В доме было счастье, говорят.
Муж любил жену, и жили в мире.
Длилось их согласье, говорят,
Года три, а может, и четыре.
Молодым счастливо до конца
Жить бы, да завистники не дали.
Царгасати своего гонца
К братьям Тасолтановым послали.
И сказал гонец: «Случилось зло,
С мужем Фатимат живет неладно.
Пьет арак дигорское дзигло,
Мучает жену и бьет нещадно».
И тогда в Дигорию пошли
Месть вершить разгневанные братья,
И в глухих горах подстерегли
И убили собственного зятя.
И к сестре своей пошли потом
В дальнее дигорское селенье,
Чтоб вернуть сестру в отцовский дом,
Чтоб ее избавить от мученья.
Вот приходят братья, в дверь стучат
И в кунацкую идут все вместе.
Будто чует сердце Фатимат,
Что пришли они с недоброй вестью.
Братья видят на сестре атлас,
Тонкий бархат, пояс золоченый,
Что мужья спокон веков у нас
Покупают лишь любимым женам.
Плачут Тасолтановы сыны.
Поняли они, что совершили.
«Ты прости, сестра, что без вины
Мужа твоего мы порешили.
Ой, поверили мы на беду
Слову Царгасатовых проклятых.
Пусть оплакивают в их роду
Сыновей и внуков неженатых.
Пусть все женихи из рода их
Женихами так и умирают,
Пусть все их невесты до своих
Свадеб никогда не доживают».
Фатимат не слышит ничего —
Что ей покаянья и проклятья!
«Вы убили мужа моего
Ни за что, мои родные братья.
Не ждала от вас я, братья, зла,
Я всегда вас слушала, любила».
Фатимат с дубового стола
Ножницы булатные взяла,
Острием их грудь свою пронзила.
309. ПЕСНЯ О ЧЕРМЕНЕ© Перевод Н. Гребнев
Будь удачливым, путник, в пути
С этой песнею на устах,
Пусть тебе будет легче идти
С этой песнею на устах.
Пусть на северном склоне бугра
Дуб растет и ветви шумят.
Ни гроза, ни сталь топора
Пусть стволу его не грозят!
Не рождается пусть на свет,
Как Чермен, человек такой,
Или пусть его с малых лет
Бог от злобы хранит людской!
Быть Чермену в светлом раю,
А пока что в родном краю
Богачи презирают его,
Кавдасардом считают его.
…Как-то с верной кремневкой в горах
Пробродил Чермен допоздна,
Воротился — а мать в слезах…
«Что случилось опять, нана?»
«Ой, Чермен, мой сын дорогой,
Нету счастья для нас с тобой!
Богачи тебя обошли —
Дали худший клочок земли!»
«Ой, не плачь, моя старая мать,
Ни пред кем твой сын не робел,
Завтра утром начну пахать,
Самый лучший вспашу надел!»
Рано утром, едва рассвело,
Потянули соху быки,
И Чермен, богачам назло,
Лучший клин распахал у реки.
Разозлились тогда князья,
Всполошились все их друзья.
Десять их побежало к реке,
Тот с ружьем, тот с кинжалом в руке.
Всех сильней Чермен и храбрей,
Тяжела у него рука,
И решили десять князей
Обхитрить одного бедняка.
Говорит один из князей:
«Потрудись, Чермен, для людей.
Видишь — дерево смотрит ввысь,
На макушку его взберись,
Погляди, не грозит ли беда,
Земляков твоих целы ль стада?»
Ничего Чермен не сказал,
Был он молод и всех сильней,
Вместе с поясом снял кинжал,
Стал карабкаться меж ветвей.
Богачи — бессердечный люд,
Силы нет — обманом возьмут,
От ствола они отошли,
Стали целиться вверх с земли.
Ты бессилен, Чермен, против зла.
Грянул залп, ты упал со ствола.
Сильный был ты, Чермен, и большой,
Телом нарт, но дитя душой.
310. ПЕСНЯ ОБ ИЗГНАНИИ КНЯЗЕЙ-БАДЕЛЯТ© Перевод Б. Брик
Что, баделята пришлые, ограбившие нас?
Был страшен ваш приход сюда, но жалок ваш ухо…
Напрасно вы, как вороны, слетались в Карагас,
Напрасно совещались вы, как вам терзать Кавказ.
Изгнали мы из наших гор весь ваш коварный род,
Мы, черные дигорцы, трудящийся народ!
Вожак их, старый Амурхан, им говорил тогда:
«Ну, дети, мы в Дигорию гористую пришли,
Дигорцев черных покорив, спасемся без труда.
Мы, беки, власть должны хранить, разлад
для нас — беда.
Погибель наша прогремит по всем краям земли
Позорною пословицей на долгие года!
Оденет нам пословица ослиные шлеи
И потником в колючках покроет навсегда!»
И хором клялся баделят презренный, хитрый сброд:
«Мы не позволим одевать ослиной шкурой нас!
Мы сами обратим в ослов дигорцев черный род.
Покорно будут нам они служить за годом год».
Так баделята думали. Но зашумел Кавказ.
По всем селениям народ поднялся на господ.
Решили мы от баделят очистить Карагас,
Мы, черные дигорцы, трудящийся народ.
Да, баделята злобные, настала власть труда!
Мы гнезда ваши хищные разбили и пожгли!
И гибель ваша славится по всем краям земли
Позорною пословицей на долгие года!
Одела вам пословица ослиные шлеи
И потником в колючках покрыла навсегда!
311. ПЕСНЯ О ПАСТУХЕ ЧЕРНОЙ ГОРЫ© Перевод Н. Гребнев
Ой, пастух горы Черной
На свирели играет.
Песнь свою обращает
К пастуху горы Белой:
«Ой, спешат к тебе гости,
Раздуваясь от злости.
Ой, спешат к тебе гости,
Скачут, кони дымятся,
Богачи осетинские,
Богачи кабардинские.
Всех числом их двенадцать.
Ой, торопятся гости
За твоими костями,
За твоими стадами.
Береги свои кости,
То убийцы — не гости».
Ой, пастух горы Черной
На свирели играет,
Песнь свою обращает
К пастуху горы Белой:
«Гей, пастух горы Белой,
Что скажу, то и делай!
Ты пришельцам навстречу
Выйди с ласковой речью.
Ты не шли им проклятья,
А скажи: „Мои братья“.
За твоею отарой
Валух тащится старый.
Ты возьми и зарежь его.
Их корми, сам не ешь его.
Будет мясо им ядом,
А конец будет адом!»
Надуваясь от злости,
Скачут черные гости.
Их пастух горы Белой
Ждет с улыбкой несмелой:
«Ой, сумею ли, братья,
Вас как должно принять я?»
Ой, пастух горы Белой
Занимается делом.
Вот он валуха ловит,
Суп гостям он готовит.
Варит суп в казане
Не на сильном огне.
Ой, пастух горы Черной,
Ой, пастух горы Белой
На свирелях играют,
Пот со щек утирая.
Бродят, бродят отары,
Бредят, бредят алдары,
На траве умирая.
312. ПЕСНЯ О ТАЙМУРАЗЕ© Перевод Н. Гребнев
Ой, дзицца, на краю селения
Из ружья застрелил оленя я,
Застрелил я оленя рогатого —
Кабардинского князя проклятого.
К нам князья кабардинские прибыли
Дань взимать и считать свои прибыли.
Закричала мне знать полупьяная:
«Не уйдешь ты, дзигло поганое!»
Я сказал им: «Князья благородные,
Вы с дороги, поди, голодные.
Заходите пока, пообедайте,
Моего шашлыка отведайте!»
Рассердились князья кабардинские:
«Нам противны слова твои свинские.
Всё здесь наше: бараны, быки твои,
Шашлыки твои и кишки твои!»
Я сказал им: «Князья благородные,
Вы загнали нас в горы бесплодные,
Но и здесь вы житья не даете нам,
Не с добром, князья, вы идете к нам».
Еще утром надел непробитую
Я черкеску, матерью сшитую,
И ружье свое взял кремневое,
Ненадежное и не новое.
И подумал я: «Ой, упрямая,
Пожалела корову родня моя.
Я бы продал ее не задешево —
Взял ружье у купца хорошего.
Не скотину родня пожалела бы,
Сиротину меня пожалела бы.
Всё равно ведь придется забить ее,
На поминках моих сварить ее».
Так подумал я и прицелился,
Быть в живых уже не надеялся,
Но в то утро ружье кремневое
Било, старое, словно новое.
Вдоль Кобани, где волны белые,
Горько ехать князьям-грабителям,
Едут, плачут они, несмелые,
Над убитым своим предводителем.
313. ПЕСНЯ ПРО МИСИРБИ КАРАДЗАУТИ© Перевод Н. Гребнев
Что за чудо: погожим днем
В Алагирском ущелье — гром.
Гром грохочет, не унимается.
Ой, в ущелье гремит не гром —
Мисирби за чужим добром
К Алагирским горам пробирается.
Белый весь с головы до ног,
Иногда Илиа-пророк
В небесах грозой разражается.
Но сейчас гремит не гроза,
А хромой Кубадти Бекмирза
Грозной удалью похваляется.
Вместо сердца с камнем в груди
Мисирби летит впереди.
На грабеж спешит, ухмыляется.
Всадник, скачущий впереди,
Ты не радуйся, погоди,
Не случилось бы после каяться.
Всадник, скачущий впереди,
За чужое добро плати.
Ты трофея не взял богатого,
Получил ты, чего не ждал —
Пулю в голову, в грудь кинжал
Бедняка Кудзага Зембатова.
314. ПЕСНЯ О ЦАРАЕ ДАБАЛАЕВЕ© Перевод Н. Гребнев
Ой, в Дигории с былых веков
Кубатиевы, до денег жадные,
За луга Хареса с бедняков
Собирали подати изрядные.
И на этот раз князья опять
Налетели на Харес как вороны,
Чтобы из баранов лучших взять,
Взять быков, что лучше всех откормлены.
Гей, Царай об этом услыхал.
Он, бедняк из рода Дабалаева,
Черный свой оттачивал кинжал,
Отточил почти что добела его.
«Что ж сидите, парни наших гор,
Что молчите, удальцы окрестные?
Чем сидеть, всю жизнь терпеть позор,
Лучше умереть за дело честное».
Гей, Царай настиг князей в лесу
И кинжалом острым, шашкой смелою
Кубатиева Хаджи-Муссу
Изрубил, как тыкву недозрелую.
Гей, Цараю говорят друзья:
«Лучше в землю убежать неблизкую.
Злобны Кубатиевы князья,
Здесь тебя найдут, повсюду рыская».
По Дигории назад идут
В край родной бесславные воители.
На руках Хаджи-Муссу несут —
Своего былого предводителя.
А Царай кричит им из-за скал:
«Ой, князья, охотники хорошие,
Бог вам дичь немалую послал,
Только обошлась она не дешево.
Пусть дорога будет вам легка.
Ну, а если вновь сюда придете вы,
С божьей помощью наверняка
Дичь еще крупнее унесете вы».
И ответ Цараю был таков:
«Никогда, ой, человек отчаянный,
Ворон не ловил перепелов,
А на этот раз поймал нечаянно».
Как бы ни было, но с этих пор
Не совались к горцам их хозяева,
И благословляли люди гор
Славного Царая Дабалаева.
315. ПЕСНЯ ОБ АЛИХАНЕ ЦОРАЕВЕ© Перевод Н. Гребнев
Гей, Цораев Алихан усталый
Пас табун Ботасовых немалый,
Среди табуна сидел, дремал.
Алихан не продремал и часа,
Прибежал Елбыздыко Ботасов.
«Скакуна поймай-ка», — он сказал.
«Сам поймай, поди не мальчик малый»,—
Так табунщик отвечал бывалый
Парню из Ботасовых сынков.
Тот вспылил, побагровел мгновенно:
«Ты забыл, наверно, раб презренный,
Кто я есть и сам ты кто таков!»
Отвечает Алихан Цораев:
«Молод ты, и я тебе прощаю».
Парень побежал, заголосил:
«Оскорбил меня табунщик мерзкий,
Он побил меня и речью дерзкой
Славный род Ботасов очернил!»
Старый князь ругался, бесновался.
Сел в седло, к табунщику помчался:
«Берегись, презренный из рабов!»
Но сказал табунщик непокорный:
«Хоть ты князь, а я лишь раб твой черный,
Не прощу тебе я этих слов».
Старый князь нагайкой замахнулся.
Говорят, табунщик увернулся,
Он обидчика с коня стащил
И своим отточенным кинжалом
Тело князя старого достал он,
Как большую тыкву искрошил.
316. ПЕСНЯ О БОТАЗЕ© Перевод Н. Гребнев
В табуне проржал два раза
Жеребенок под горой.
Словно бык, ружье Ботаза,
Словно бык, ружье Ботаза
Раз взревело и другой.
Ой, отару в день дождливый
Скрыл чабан под сенью скал.
Ой, Цереков, пес пугливый,
Ой, Цереков, пес трусливый,
От Ботаза убежал.
Ой, в Хилаке как-то сразу,
Говорят, трава сошла.
Кто-то, говорят, в Ботаза,
Кто-то, говорят, в Ботаза
Выстрелил из-за угла.
В пропасть, говорят, упала
Лань, красива и стройна.
Кровь Ботаза зажурчала,
Кровь из раны побежала,
Потекла красным-красна.
Чабаны с лугов далеких
Гонят стадо вниз с горы.
С горя рвут ногтями щеки,
Рвут свои ногтями щеки
Две Ботазовых сестры.
Малый сосунок остался
Лани, что мертва лежит.
Ой, грудной сынок остался,
Сиротой сынок остался,
У Ботаза сын остался.
Подрастет он, отомстит.
317. ПЕСНЯ О ТОТРАДЗЕ БЕРОЗОВЕ© Перевод Н. Гребнев
Приуныли в горах бедняки:
Ни зерна у них, ни муки.
Ой, тох ама тох!
Пригорюнился в черный час
Старый горец Берозов Тотрадз.
Ой, да поможет бог!
Снарядился и кое-как
В дальний путь пустился бедняк.
Ой, тох ама тох!
Он детей в мешок посадил,
А мешок на спину взвалил.
Ой, да поможет бог!
На земле не мало земель,
Шел Берозов Тотрадз в Гизель.
Ой, тох ама тох!
Но в Гизели живут гордецы,
Богатеи живут и скупцы.
Ой, да поможет бог!
Не пригрели они бедняка,
Пожалели ему куска.
Ой, тох ама тох!
Будь ты проклят, богатый аул,
И пошел Тотрадз в Заманкул.
Ой, да поможет бог!
В Заманкуле — житье не рай,
Но живет там Кусов Касай.
Ой, тох ама тох!
Хоть и сам Касай не богат,
Но всегда человеку рад.
Ой, да поможет бог!
Бедняка Касай не прогнал,
Он детей бедняка приласкал.
Ой, тох ама тох!
Он сказал: «Будешь этот год
Ты пасти заманкульский скот».
Ой, да поможет бог!
В Заманкуле Тотрадз живет,
Заманкульских овец пасет.
Ой, тох ама тох!
Он пасет заманкульский скот,
Чтоб своих прокормить сирот.
Ой, да поможет бог!
Как-то раз Берозов Тотрадз
Возле речки отары пас.
Ой, тох ама тох!
Пас отары — да вдруг беда:
Богатеи пришли туда.
Ой, да поможет бог!
Говорят они: «Эй, Тотрадз,
Видишь, свадьба сейчас у нас!»
Ой, тох ама тох!
Засмеялись алдары зло:
«Будешь дружкою ты, дзигло!»
Ой, да поможет бог!
Говорит бедняк богачам:
«Я, князья, благодарен вам!
Ой, тох ама тох!
Но для дружки я слишком старый,
И нельзя мне оставить отары».
Ой, да поможет бог!
Богачи — горячий народ,
Разозлятся — кинжалы в ход.
Ой, тох ама тох!
Есть кинжал и у бедняка,
Потянулась к нему рука.
Ой, да поможет бог!
Пал богач, и другой убит,
И бедняк на траве лежит.
Ой, тох ама тох!
Кровь Тотрадза рекой течет,
Кто пригреет его сирот?
Ой, да поможет бог!
318. ПЕСНЯ ПРО САЛА ГАГЛОЕВА© Перевод Н. Гребнев
Серый волк в Кударских кручах
Пусть не причинит нам зла.
Будь всегда благополучен
Путь Гаглоева Сала.
В чаще горной, в чаще черной
Дуб растет — толста кора.
Ни суки его, ни корни
Не боятся топора.
На одном корню над кручей
Сразу два растут ствола.
На одном плече могучем
Двух врагов несет Сала.
319. ПЕСНЯ О САУКУДЗЕ БЕКУЗАРОВЕ© Перевод Н. Гребнев
Что вы ждете меня, Габановы?
Что задумали, или пьяны вы?
Не держите меня, Габановы,
Пропустите меня, Габановы.
Вниз, в долину, спешу спуститься я.
За зерном иду, за пшеницей я.
Говорят, на базаре Унала
На пшеницу цена упала.
Не держите меня, Габановы,
Пропустите меня, Габановы.
Не шутите, князья благородные,
У меня семья, все голодные.
С вами бой начать как-то боязно,
А назад бежать, право, совестно.
Надо вниз побыстрей спуститься мне,
На базаре купить пшеницы мне.
Далека без коня дорога,
Пропустите меня, ради бога.
Вы зачем меня окружаете,
Не пускаете, круг смыкаете?
Я бедняк, но оружье дедово
Берегу-храню, унаследовав.
Сталь кинжала пока не зазубрена,
Не одна душа им загублена.
Кто расскажет Габановых племени,
Как погибли отцы их без времени,
Как о скалы Кобани голые
Разлетелись Габановых головы?
Ой, враги мои, притеснители,
Слишком злые были и гордые.
Земляки, вы меня простите ли?
Не судите меня, люди добрые!
320. ХАСАНА́© Перевод Н. Гребнев
Соламана бедная вдовица
В темный лес ушла, чтоб там укрыться.
От князей Мулдаровых ушла,
В лес забилась, говорят, вдовица,
Чтобы от убийц оборониться,
Чтобы схорониться ото зла.
Говорят: убили Соламана
Люди из мулдаровского клана.
Скрылась Соламанова жена.
На земле одно ей было мило:
Сына-сироту она растила.
Годы шли, и вырос Хасана.
Говорят, он сильный был и ловкий,
Метко бил он из своей кремневки,
По лесам бродил и, говорят,
Появился как-то в чаще горной,
Средь чинаров черных, сердцем черный,
Черный волк Мулдаров Кудайнат.
Соламана ни за что убивший,
Бедную вдовицу оскорбивший,
Шел со сворой черной черный князь.
Хасана им не чинил помехи,
Он нашел отцовские доспехи,
К черной своре вышел не боясь.
Ой, не зря он за оружье взялся,
Против сотни он один сражался,
Многих из Мулдаровых убил.
Но и сам, кинжалом пораженный,
Распластался на траве зеленой,
Навсегда глаза свои закрыл.
321. КУЦЫК© Перевод Н. Гребнев
— Там, Куцык, стряслась беда.
Ты скорей беги туда, ой,
Уарайда, уарира,
Рирасса, уарайда, ой!
Ой, Куцык, враги сильны.
Ой, угонят табуны, ой!
Ой, Куцык, врагов не счесть.
Кто спасет добро и честь, ой?
Ты с женою спишь, джигит,
С головою ты накрыт, ой.
Ты накрыт, чтоб крепче спать,
Чтоб тревоги не слыхать, ой.
Но позорно почивать,
Если надо в бой скакать, ой.
Кто бегом, а кто верхом —
Все помчались за врагом, ой.
Но быстры враги, сильны,—
Пропадают табуны, ой.
И тогда в счастливый миг
Ото сна восстал Куцык, ой.
Со стены кремневку снял,
Саулоха оседлал, ой.
Воров удалой Куцык
За большой горой настиг, ой.
Сто врагов лихих убил,
Табуны у них отбил, ой.
Белый снял с себя башлык,
Раны завязал Куцык, ой.
Саулоху он сказал:
«Дело плохо», — он сказал, ой.
Наземь бурку расстелил,
Лег и дух он испустил, ой.
Уарайда, уарира,
Рирасса, уарайда, ой.
322. ПЕСНЯ ПРО ГУЙМАНА ЦАЛКОСОВА© Перевод Н. Гребнев
Говорит Асмаил друзьям:
«За чужим скотом поохотимся,
По дигорским горам и лесам
Погуляем да и воротимся!»
Вот в горах, где дорожка узка,
Видят всадники седоволосого
На дигорской арбе старика,
Бедняка Гуймана Цалкосова.
Нет, не баловень он судьбы,
Одежонка его заплатана,
И ружьишко на дне арбы
Под соломой лежит, припрятано.
«Эй, старик, будь здоров? — говорят
Лиходеи и смотрят загадочно. —
Распрягай-ка волов, — говорят,—
Послужили тебе достаточно!»
Бедный путник лихих людей
Просит слезно и молит жалостно:
«Восемь душ у меня детей.
Не губите меня, пожалуйста!»
Но хромой Асмаил суров,
Он смеется, мол, всё перемелется,
И родившие этих волов
Не однажды, бог даст, отелятся!
Проклинает старик судьбу,
А разбойники не унимаются,
Валят набок его арбу
И волов угнать собираются.
Без скотины старик пропадет,
Но в удаче он не разуверился.
Он ружье из арбы достает,
Раз пальнул и в другой прицелился.
Головой Асмаил поник,
Испугались его приятели:
«Не губи нас, прости, старик,
Дома ждут нас отцы и матери!»
Он смеется: «Не жалко мне вас,
Не беда, что умрете без времени.
Ваши матери еще не раз
Разрешатся, бог даст, от бремени!»
323. ПЕСНЯ ПЕРЕСЕЛИВШИХСЯ В СТАМБУЛ© Перевод Н. Гребнев
Гуд-гуды-гудала,
Гуд-гуды-гудала,
К бедным, к нам беда пришла,
К бедным, к нам беда пришла.
С нами ласков был Мусса,
С нами ласков был Мусса,
Он сулил нам чудеса,
Он сулил нам чудеса.
Мол, немало там зерна,
Мол, навалом там зерна,
В каждой чашке тесто,
А от чашек тесно.
За пашу, мол, отдана,
Будет с честью отдана
Каждая невеста,
Бедная невеста.
Ой, Мусса, куда идти
Нам, Мусса, куда идти?
Надо же куда-то
Нам идти куда-то.
Но не знает сам пути,
Не покажет нам пути
Генерал проклятый,
Генерал проклятый.
Обещал, когда нас вел,
Обещал, когда нас вел,
Ото всех избавить зол,
Нас от всех избавить зол.
Нас ты не избавил,
Нас ты не избавил.
Чтоб, Мусса, твой сын подох,
Чтоб, Мусса, твой сын подох.
Сам чтоб был здоровьем плох,
Чтоб ты был здоровьем плох.
Зол ты нам прибавил,
Много нам прибавил!
324. ПЕСНЯ ПРО НИКОЛАЯ© Перевод Н. Гребнев
В начале мая,
В начале мая
В ущелье козлик больной остался.
У Николая,
У Николая
Сыночек дома грудной остался.
Шутя-играя,
Шутя-играя,
Гориец домик в горах поставил.
Нож Николая,
Нож Николая
В ад генералов пять душ отправил.
Враги пальнули,
Враги пальнули,
И дым над серой скалой остался.
Сынок в ауле,
Сынок в ауле
У Николая грудной остался.
Пастух весною,
Пастух весною
В горах, в снегах одинок остался.
Ой, сиротою,
Ой, сиротою
У Николая сынок остался.
325. ПЕСНЯ О КОСТА© Перевод Н. Гребнев
Косарю мы всем селом
Луг скосить поможем.
О Коста — певце своем
Нынче песню сложим.
Вражьи рати неспроста
Крепостей боятся,
Богатеи слов Коста
С давних дней боятся.
Пашни нарские узки
И нещедры летом.
К свету вышли бедняки
За своим поэтом.
Дому с крышей устоять
Без стропил едва ли.
Нашего Коста опять
В край чужой сослали.
Захотим чувяки сшить —
Кожи нам не хватит.
Сил, чтоб нас остановить,
Палачам не хватит.
Белый лебедь не речной
В реку заплывает.
О Коста народ простой
Песни распевает.
Бурка черная Коста
Вьется над горами.
Слово гордое Коста
С нами, бедняками.
326. ПЕСНЯ ОБ АНТОНЕ© Перевод Н. Гребнев
Что-то сытые пары
По дорогам не скачут.
Что-то наши алдары
Не смеются, а плачут.
В Куд дорогою старой
Ехать больше недели.
Видно, наши алдары
Неспроста присмирели.
Над горой, над рекою
Тучи — полнебосклона.
Прямо в сердце людское
Входит слово Антона.
По тропе, по мосту ли
Он проходит, и градом
Пулеметные пули
Где-то падают рядом.
Речь Антона недаром —
И призыв и проклятье.
«Мстить за горе алдарам
Поднимайтесь, о братья!»
Арбы джавские шатки,
Запряжем их волами.
Снимем с недругов шапки
Вместе с их головами.
327. ПЕСНЯ О КАРПАТАХ© Перевод Н. Гребнев
Люди, прощайте, нас предали, продали.
Царь задолжал, и в уплату нас отдали.
Царь задолжал, и пошли за должки
Наши печенки и наши кишки.
Мы не вернемся, родные и близкие,—
Пуль не жалеют солдаты австрийские,
Черный, железный не ждет паровоз,
Ваших не слышит проклятий и слез.
Тянутся, тянутся рельсы железные.
Жены и матери наши любезные,
Кто нас, убитых, омоет водой?
Кто нас, забытых, покроет землей?
Кто нас оплачет? Война над покойными
Плачет орудиями дальнобойными,
Воют орудья и ночью и днем,
Мертвых солдат омывают огнем.
Платим мы, платим, могил прибавляется,
Да непохоже, что долг уменьшается.
Гонят опять бедняков на войну,
Кровью платить за чужую вину.
Горы проклятые, горы Карпатские,
Вы превращаетесь в кладбища братские.
Ой, не ходите, друзья, в этот ад,
Нету отсюда дороги назад.
328. БОЕВАЯ ПЕСНЯ© Перевод Н. Гребнев
Мы — горская беднота,
Мы — горская темнота
Мы к счастью рвемся
И к светлой доле.
С врагами бьемся
На бранном поле.
Горят равнины,
В горах пожары,
Нам целят в спины
Враги алдары.
Но твердым шагом
Идем сквозь пламя,
С победным стягом
По полю брани.
Идем, мечтаем
О доле лучшей
И стяг сжимаем
Рукой могучей.
329. ПЕСНЯ ОБ ИСАКЕ© Перевод Н. Гребнев
— Довольно, друзья, мы страдали в бессилье, —
Исак говорит.
— Довольно на шее ярмо мы носили,—
Исак говорит.
— Идут полосами поля Сачхерета,—
Исак говорит.
— Мы к свету стремимся, нельзя нам без света! —
Исак говорит.
— Проклятых алдаров поганые рожи, —
Исак говорит,
— На жирные свинские рожи похожи,—
Исак говорит.
— Князьям свиномордым — позор и проклятье, —
Исак говорит.
— У белых оружье мы отняли, братья,—
Исак говорит.
— Довольно, товарищи, спины мы гнули,—
Исак говорит.
— Свобода иль смерть! — погибая от пули,
Исак говорит.
330. ПЕСНЯ ПРО ХАМИЦА КОРНАЕВА И САДУЛА КОДЗАСОВА© Перевод Н. Гребнев
Ночью и днем полыхает пожарище,
Ой, окликает товарищ товарища:
«Вряд ли мы в этом бою устоим,
Что сыновьям мы оставим своим?»
Рельсы железные, шпалы дубовые.
Бьются товарищи, к смерти готовые.
«Слушай, Хамиц, — говорит ему друг, —
Белые близко, сужается круг».
Валятся в чаще деревья могучие,
Рвутся их корни, ломаются сучья их.
«Брат мой Садула, мы здесь за селом
Кровью зальемся и с честью умрем!»
Осенью речка Урсдон многоводная.
Знает Садула — борьба не бесплодная.
Он перед гибелью трех человек —
Трех богачей — успокоил навек.
Ой, в Карагасе есть мельница новая,
Каменный жернов, а крыша тесовая.
«Кто из живущих, — Хамиц говорит, —
Недругам нашим за кровь отомстит?»
Тащатся арбы, колеса вращаются.
Шепчет Садула, он с жизнью прощается:
«Верят еще, что вернусь я назад,
Старая мать и жена Салимат».
Поезд стоит у вокзального здания.
Шепчут герои, теряя сознание:
«Спойте возлюбленным и матерям
Грустную песнь, посвященную нам».
331. КЛЯТВА© Перевод Н. Гребнев
Много до Ленина умерло мудрых людей, —
Ленина смерть ужаснула сердца.
Шли мы за гробом, склоняя знамена,—
Люди не помнят мороза лютей.
Вечером солнце под землю уходит,
Осенью в поле чернеет трава.
Всё изменяется, всё проходит,
Но память о Ленине будет жива.
Мы покидали овечьи отары,
Шли по горам мы, сквозь бурю и снег,
Вдоволь поплакать у тихой гробницы,
Где погребен дорогой человек.
Горные тропы обледенели,
Градом нас било, пургой замело…
Небо померкло, но шли мы к цели.
Нам Ленин оставил свое тепло.
Осенью в поле чернеет зелень,
В небе за облаком гаснет звезда,
Но имя прекрасное, доброе — Ленин —
Разве забудется когда?
332. ПЕСНЯ ОБ ИССЕ ПЛИЕВЕ© Перевод В. Корчагин
Гряда Кавказских гор,
Цветущих нив простор
Тревогою полны —
Им слышен гром войны.
Там, где горят леса,
Дерется наш Исса,—
Он смел, горяч в бою
За родину свою.
Там, у сожженных сел,
Бесстрашный наш орел
Полки свои ведет,
Громит фашистский сброд.
В огне, в дыму атак
Не дрогнет наш земляк,
Солдаты им горды —
Недаром две звезды
Он носит на груди…
Иди ж вперед, иди,
Отчизны сын родной,
Наш брат, Исса-герой!
333. ПЕСНЯ О ТАМАРЕ БУДТУЕВОЙ© Перевод В. Корчагин
«Прощайте, снежные вершины,
Прощай, родной Кавказ! —
Сказала, отчий дом покинув,
Тамара в грозный час.—
Пусть день и ночь грохочут пушки —
С пути я не сверну.
Пишите чаще мне, подружки!
Иду я на войну.
Пусть молоко моей родимой
Отравой станет мне,
Коль не отдам стране любимой
Всех сил я на войне!..»
Ты мужество вливать умела
В солдатские сердца,
На боевом посту ты смело
Стояла до конца.
И ты сказала, умирая:
«Придет победы час!..»
Живи, подруга боевая,
Живи в сердцах у нас!
334. ПЕСНЯ ОБ ЭНВЕРЕ АХСАРОВЕ© Перевод В. Корчагин
Шли на Харьков воины с востока;
Защищаясь, бился враг жестоко;
Дым боев окутал Украину…
Генерал сказал тогда, как сыну,
Своему любимцу-офицеру —
Доблестному коннику Энверу:
«Час настал, герой! Назад — ни шагу.
Я надеюсь на твою отвагу».
И огнем зажегся взор орлиный,
И в атаку ринулись лавиной,
Шашками врагов разя с размаха,
Конники, не знающие страха…
Был Энвер лихим кавалеристом,
Головы срубил он двум фашистам,
Крикнул гневно: «Будь вы с головою —
Не пошли б на наш народ войною!»
Взор его пылал священной местью,
Долг солдата выполнил он с честью…
Ой, не тучи небо затянули —
Завизжали вражеские пули;
Ясный полдень стал темнее ночи —
Наш орел сомкнул навеки очи.
Но героя чтит страна родная,
В песнях он живет, не умирая.