– Сударыня, вам было отправлено письмо не далее как вчера поздним вечером, мы предупреждали о своем визите. Полагаю, вы от усталости не заметили сверток в стеклянной трубе. Посмотрите, пожалуйста, и сможете убедиться в честности наших слов и намерений.
Мила взглянула на прозрачную трубу, торчащую из стены. «Леший бы тебя побрал, Ладимила!» – выругалась она на саму себя и вынула свиток из стеклянного цилиндра. В нем сообщалось, что к полудню ей требуется стоять на пороге своей комнаты с собранными вещами. Внизу значилась непонятная закорючка и вчерашняя дата. «Вот и всё», – пронеслось в ее голове. Внутри все упало, руки со свитком опустились, и она подняла взор на дверь.
– Пять минут, судари! – крикнула она из глубины комнаты так, чтобы мужчины услышали.
После собрала несколько книг, положила их аккуратной стопкой на стул. «Этого стоило ожидать. Царевич ищет покорную жену, а не трусиху, которая и отдаться смиренно не может, и слов отказа не найдет. Или ему просто нужна та, что будет помогать утолять его телесную жажду…» Она сняла ночную рубашку и взглянула на свое отражение в зеркале: на нее смотрела привлекательная молодая женщина с точеным станом, тонкой шеей и узкими запястьями. Княжна открыла шкаф, достала платье, в котором приплыла в Буян-град, быстро надела его, остальные же, одолженные Сирин, сложила на кровати. Беглым взглядом обвела все свои немногочисленные вещи. «Я ему про книги, стратегию, а ему-то это все зачем? Ему только нужны голые девицы да грубые побратимы, чтобы вместе развлекаться. Все, что я пыталась рассказать Елисею, было лишним». Мила выдернула пухлую подушку из наволочки и сложила туда свой скарб. «Пора отправляться обратно в Новый град. Надо написать записку девицам и попросить прислужников непременно передать на площадь Семи звездословов. Быть может, однажды мы встретимся вновь». Посмотрев на подушку, княжна сняла пояс и скрутила из него узел, завязывая углы наволочки, набитой вещами.
Она обула черевички и в последний раз осмотрела свою комнату, так и не ставшую ей домом. Распрямила спину, схватила узел и отворила дверь в свою старую жизнь.
За дверью ждали двое: уже знакомый ей прислужник царевича в сиреневом кафтане и могучий мужчина, облаченный в одежды таких же тонов. Сердце у княжны сжалось, а в уголках глаз предательски заблестели капельки слез. Слуги синхронно согнулись в глубоком поклоне. Тот, кого она видела впервые, попытался незаметно выплюнуть травинку, которой только что ковырялся в зубах, но та как нарочно прилипла к губе и никак не хотела падать. Второй ловким движением снял непослушный стебелек и с укором взглянул на напарника. После открыл рот, собираясь что-то сказать, но Мила опередила его:
– Судари, прошу прощения за промедление. – Она попыталась вдохнуть воздух как обычно, но вместо этого у нее вырвался жалобный всхлип. Мила поставила тюк с вещами у своих ног. Через несколько секунд ей удалось совладать с чувствами, и тихим, почти неслышным голосом она проговорила: – Я готова к путешествию.
Мужчины переглянулись и, перекрикивая друг друга, наперебой стали бормотать извинения. Могучий остановил речь Сиреневого, закрыв ему рот рукой, и убрал ее, только убедившись, что тот замолчал.
– Нам очень жаль, что мы застали вас врасплох, сударыня. Это замечательно, что вы готовы к путешествию, однако…
– Что вы, никаких извинений не нужно, это моя оплошность: я не обратила внимания на… на трубу с почтой. Так что впору мне приносить вам извинения. – Она опустила глаза, борясь со вновь подступающими слезами. Сделав глубокий вдох, продолжила: – Мне никак не приходило в голову, что мое пребывание на острове может быть таким недолгим. Если вам не сложно подарить мне еще немного своего драгоценного времени, не могли бы вы великодушно подождать еще несколько минут, пока я напишу прощальную записку моим подругам? Передать ее можно в любой день на площади Семи звездословов, у фонтана. Не хочу, чтобы они терялись в догадках по поводу моего исчезновения.
Повисло неловкое молчание. Мила робко взглянула на мужчин, а те в свою очередь переглянулись. «Торопятся», – вынесла она вердикт. Глаза могучего прислужника неожиданно заиграли бликами, он улыбнулся и зычно проговорил:
– Сударыня, вы сами сможете передать записку своим подругам. Сразу после переезда!
Мила непонимающе впилась в его светящиеся глаза. «После переезда? Куда?» Как будто услышав ее безмолвный вопрос, он поспешил объясниться:
– Ваши новые покои в паре минут ходьбы от упомянутой вами площади. Потому и путешествие не займет много времени!
– Да, как я и обещал. – Сиреневый наконец-то выгадал паузу в словах своего напарника и быстро, пока его не заткнули, затараторил: – Во дворце освободились комнаты, и мы присланы сопроводить вас в новый дом! – Он подлетел к княжне, схватился за набитую вещами наволочку и спросил: – Вы возьмете только подушку?
Новые покои представляли собой вереницу богато обставленных, просторных комнат. Потолки подпирали резные пилястры, а на окнах переливались всеми цветами радуги живописные витражи. При входе была устроена чайная для приемов, самой заметной деталью которой, помимо полукруглого шкафа, полного фарфора – подарка из Восточной империи, – был огромный портрет Салтана в золоченой раме – такой же, какой княжна видела и при входе в Сад наслаждений царевича, и в иных благородных кабинетах. Двойные массивные двери открывали доступ к другим помещениям: комнатке для прислуги («Наконец-то есть местечко для Добродеи! – пронеслось в голове у Милы. – Где же моя голубушка?»), оборудованной по последнему слову века уборной и широкой проходной гардеробной, полной дверок, ящиков и полок. Венцом этой анфилады была опочивальня, размерами не уступавшая иным бальным залам. Завидев царских размеров кровать с бесчисленным количеством подушек, Мила с нетерпением стала дожидаться ухода слуг, чтобы с разбегу запрыгнуть на толстые перины и насладиться их негой, валяясь до самой встречи с подругами. На кушетке, обитой у изножья бордовым бархатом, ее ждала небольшая шляпная коробка, обвязанная разноцветными атласными лентами. Кажется, у кровати появился серьезный конкурент.
Проводив прислужников, Мила бросилась к кушетке – открывать подарок. Внутри коробки была еще одна, а в ней – шелковый мешочек, из которого княжна извлекла невиданной красоты украшение. Глянцевая заколка для волос была вся усыпана глазками крошечных диамантов, а посередине виднелся символ, которого она никогда не встречала. Он напоминал колесо мельницы с четырьмя широкими треугольниками лопастей. Таинственная эмблема была инкрустирована крупными синими самоцветами, которые загадочно переливались на солнце. Как Мила ни искала, записки с указанием дарителя найти не удалось. «Верно, царевич», – улыбнулась она про себя и приложила заколку к волосам.
Темный коридор был наполнен зловонием. Тарх обратил внимание на огоньки в масляных лампах – они подрагивали то ли от сквозняка, то ли от воспоминаний о метавшихся в этих стенах мятежных душах. Длинный узкий проход был отмечен чередой открытых дверей. За их откосами трудяги из погребального отдела Совета мудрости и правды готовили тела умерших к отправке в последний путь. Тарх заглянул в одно из мертвенно-темных помещений: на плотно сколоченной лавке возвышалась небольшая ладья, в которой лежал покойник. Глаза его накрывали две увесистые медные монеты, а рядом, на приставном столике, стоял глиняный сосуд-домовина. Средний палец правой руки усопшего был обвит серебряным прутком, конец которого был опущен в плошку с землей. «Все по канону, молодцы, – мысленно похвалил он своих работяг. – Но откуда этот назойливый шум?»
Громкие звуки здесь и вправду можно было услышать редко, разве что когда ладья или носилки с трупом не вписывались в узкие повороты и грохотали о каменные стены. На этот раз были слышны голоса, и Тарх отправился искать причину шума. В конце коридора, у самого выхода, в очередной открытой комнате, он обнаружил почти весь погребальный отдел, можно сказать, полным составом.
– Что за странный пир? – с порога поинтересовался сын Перуна. – Вы совсем с дуба рухнули – здесь праздновать да трапезничать?
В помещении и правда было много еды. Со всей покойницкой сюда снесли всю свободную мебель, которая была заставлена яствами. Посреди блюд возвышалась ладья с телом Дамианоса. Он был омыт, переодет в богатые одежды, а глаза, как это и полагалось в Буянском царстве, накрыты монетами. Завидев старшего, собравшийся люд притих и повставал с лавок. Один из них, лекарь и начинающий алхимик, передал свою тарелку соседу, обтер руки о белый льняной кафтан и подлетел к Тарху:
– Все объясню, дражайший наш Перунович!
Тарх знал наверняка, что на подобные фамильярности его сотрудники идут, когда хотят начать разговор, требующий особой доверительности. Скрестив руки на груди, он вопросительно уставился на лекаря.
– Все эти яства – часть дознавательной пробы, понимаете? – Лекарь развел руками, пытаясь придать своей околесице хоть толику здравого смысла. – Понимаю, все это выглядит… странно, но вот что нам удалось узнать к полудню. – Он подвел главу Совета мудрости и правды к одному из столов, торопливо снял с расстеленных на нем свитков блюдо с фаршированным гусем и жестом приказал двоим мальчишкам убрать еду подальше в угол. – Подробное изучение тела показало, как и при первом осмотре, что не убивал его никто. Мы вскрыли живот усопшего и среди прочего нашли там несколько капель незнакомой жидкости… Желудок был полон, но наше внимание…
– Что за капли? Не томи!
– Повинуюсь, не буду отходить от сути! Непонятная жидкость, напоминающая молоко, с незначительными вкраплениями незнакомой никому из нас сущности… Мы пораскинули мозгами: не подают ли в «Брячине», трактире, где нашел свою смерть покойный, блюдо, в котором есть эти самые частицы? Вызвали ихнего распорядителя – он заикался и не смог точно ответить, что именно померший ел в тот вечер. Вот и привезли все разнообразие, которое там готовят, включая соусы, специи и напитки… Бражки мы не касались, честное слово!