Лада в знак согласия еле заметно кивнула и на секунду прикрыла веки. После чего нашла глазами служанку, дождалась, пока та на нее посмотрит, и сделала жест, показывающий, что всем следует удалиться. Девица отступила назад, согнула руку в локте и поклонилась, и по этому ее поклону остальные поняли, что им надо исчезнуть.
Богини остались вдвоем. Лада принялась с аппетитом пробовать вкусности, которыми был заставлен стол. Макошь же гоняла вилкой по пустой тарелке крупную оливку и изливалась подруге:
– Он был нежен и учтив, сама галантность… до поры до времени. А потом его будто подменили. Обращаться ко мне стал так, будто я посторонняя, и вечно так раздражается, словно я к нему с прошением пришла. Перун беспрестанно недоволен, но иногда, когда он в похотливом настроении, начинает грубо льстить, хватает меня прилюдно и, даже если я не хочу близости, принуждает. Силой! На той неделе при своем сыне стал меня лапать. Я его легонько по руке шлепнула, так он прекратил разговор, отпустил Тарха, схватил меня и попытался взять не сходя с места. Я – кричать, а он мне рот заткнул, утащил в кабинет и не мог остановиться, пока не удовлетворил себя. В такие мгновения я думаю, что Перун так проявляет свою любовь, но сразу после он вновь становится холодным и раздражительным.
– Да, наш громовержец тот еще своенравник… Каким был, таким и останется. – Лада мягко улыбнулась и сказала на этот раз тише, доверительнее: – Мы с тобой не настолько наивны, чтобы думать, будто способны поменять наших сильных мужчин. Они такие, какие есть.
Макошь неохотно кивала.
– Или чего ты боишься? Что он остыл и примется искать себе новую суженую? – Лада взяла бокал вина и сделала глоток. – У меня вон сколько ромашек – хочешь, погадаем?
Подруги рассмеялись. Макошь будто немного расслабилась и тоже припала к кубку.
– Мне жалко смотреть на твою оливку, запинала ты ее. Угощайся. Все, как всегда, свежайшее, со всех уголков Пятимирия! Тебе передать маслин?
– Нет-нет, спасибо. Может, осталась та строганина из Мидгарда, нежнейшая, какая в прошлый раз была? По такой жаре было бы очень кстати!
– От нордов ничего не присылают, – проговорила Лада, избавляя мякоть белой рыбы от продолговатых шипов-косточек.
– А эта рыба разве не нордская?
– Наша, буянская, откуда-то с севера, считай, почти нордская. Пальчики оближешь!
Макошь попробовала кусочек речного филе и закатила глаза от удовольствия. От блюда в считаные минуты ничего не осталось.
– Вот умеют же, когда захотят, а! Больше ничего не буду, Лада, не уговаривай, оставлю место для сладкого. Наверняка твои поварихи напекли пирогов с амитийскими фруктами, как всегда? От них отказаться я не смогу ни в каком состоянии!
– Финиковые коржи, покрытые перетертыми южными фруктами и миндальными лепестками? Ты этот десерт, верно, облюбовала?
– Да, Ладушка, читаешь мои мысли! А внутри орех из Афин, который раскалывается в печи и источает аромат карамели… – Макошь привстала и заглянула под крышку. – О, а тут что – хоботница[22]? Тоже не могу не отведать. Ну до чего вкусно у тебя всегда!
Лада передала ей соус из красных ягод и проговорила:
– Угощайся, душа моя! Возможно, не скоро мы греческой еды откушаем снова. Гермес обещал остановить всю торговлю, если Даждьбог не накажет буянцев за смерть своего посланника, представляешь? Так что бери щупальцу побольше, не стесняйся.
– Да, присоски эти – просто объедение! А к пирогу подадут чай? Тот, что пахнет лепестками диких цветов, но при этом густого темного цвета, а бодрит не хуже холодного ветра. Он есть?
– Так из Восточной империи давно ничего не привозят.
Макошь прикончила последний кусочек осьминога и усмехнулась:
– Разве что только невест. Но одну уже домой развернули. А вторая хорошенькая, как говорят. Если она выйдет за Елисея, то о чае можно будет не беспокоиться. Взял бы он всех замуж, он же и так сношает все, что движется. Ну чтобы поставки были регулярными, а то вроде как миру без малого триста лет, а все они, эти люди, что-то делят и обижаются, торговле только мешают.
– Стало быть, женой нового царя станет кто-то из империи?
– Что ты, Ладушка, это как они решат с Салтаном. Претенденток несколько, и они отовсюду. Не слышала о них? Это же главная наша потеха. Вкус наследника престола ты знаешь – ноги подлиннее, личико посмазливее, мозгов поменьше, чтобы не сопротивлялась и делала все, что он скажет. Так что оставшиеся пять дев – ну по описанию – подходят как одна. От нордов приплыла Хильда – ноги от ушей. Из империи – Парвин, она, как ни странно, даже шутит смешно, мои девицы, когда с ней общались, говорят, ухохатывались. Амитийская княжна Сурия еще есть, она… не знаю, посмотрим, пока что мало о ней выведала. Ну и наши есть: Ладимила и Прелеста из Кряжмы. Последняя просто загляденье!
Лицо богини верности неожиданно изменилось и приняло озадаченный вид. Она отвела взгляд в сторону и спросила:
– Ладимила? Тоже из Кряжмы?
– Нет, что ты – с севера. Новый град. Дочь сумасброда и невежи Велимира. Вот не отдали тогда эти глупые буянцы никому не нужные земли нордам, поэтому Один[23] и его приспешники с нами и не общаются. Разве что Локи[24] нормальный, а остальные дурные, хамы еще такие. Что с них взять – норды! Но и наши северяне не лучше, знаешь. Наверняка и девка Велимирова – деревня та еще. – Макошь соскребла с тарелки последние крошки, мигом их проглотила и впроброс сказала: – А коврижки когда принесут? – Макошь обернулась, словно высматривая прислужниц с новыми кушаньями, но почти сразу вернула взгляд на Ладу, вспомнив о высокородных невестах. – Ой, про Прелесту только хорошее и говорят.
– Так в Кряжме, как я слышала, все знатные к Стрибогу[25] стали обращаться. – Лада позвонила в колокольчик – и на его звук прилетела стайка прислужниц. – Удивительное дело: он как женился на Немизе, сразу и Дом его укрепляться начал. Самовар и сладости подайте нам в сад, – велела она прислужницам.
Богини встали и спустились с помоста к речушке. Убедившись, что посторонних ушей в опасной близости больше нет, Макошь парировала:
– Ладушка, это слухи и домыслы! Людям всегда что-то не нравится, и они думают: если сменят покровительствующего бога, для них что-то изменится. Глупые! Мы хоть видимость поддерживаем, что они нам интересны. Наши обавники[26] и вещуньи работают как надо. Мой муж тоже тревожится, но нам поклоняются все больше и больше. Так что Немиза со Стрибогом пусть хоть удавятся – мы им своих людей не отдадим.
Лада нехотя согласилась и стала кивать, опустив глаза к чашке чая, в которой размешивала сахар. Макошь снова осмотрелась и продолжила шепотом:
– Про Прелесту я почему еще так говорю – мы же к ней отправили волхвов. Всё она сразу поняла, без лишних рассуждений. Умница, одним словом. С ней будет проще, чем с остальными. Впрочем, возможно, к сложностям этим придется вернуться. Про самозванца же слышала?
Лада немного прищурила глаза, будто вспоминала, о ком может идти речь, и неуверенно кивнула.
– Так вот, Перун потому и негодует, – продолжила Макошь. – И если он, этот Лжегвидон, сумеет каким-то образом убедить Салтана, что он его сын, то Елисеевой невесте не повезет. Елисей же цесаревичем сразу быть перестанет. Представляешь, какой позор на ее род?
К их столику подошла прислужница – подлить чаю. Богиня судьбы тут же притихла, откинулась на спинку кресла и наигранно ленивым тоном промолвила:
– Ну до чего же у тебя вкусно, Лада! Надо бы заходить почаще!
– Можешь не отвечать, Мила. – Алконост сменила дурашливую полуулыбку на выражение лица, полное сочувствия. – Но знай: что бы ты мне ни сказала, это останется между нами. – Они еще немного помолчали. – Что случилось в Саду наслаждений?
Девицы по-прежнему сидели у фонтана и грелись в лучах предзакатного солнца. В стыках домов прятались волнующие виды на город, застеленный легкой дымкой тумана. Редкие прохожие забредали на площадь Семи звездословов, все как один коротко останавливались посередине, чтобы понять, какой из проулков им нужен, и, определив нужное направление, быстро уходили прочь, не замечая изысканной красоты, скрывающейся в этих стенах.
– Не знаю, как правильно передать все то, что было у царевича. – Мила выждала, пока очередной дворцовый зевака, глазевший по сторонам, пытаясь угадать кратчайший путь до Главной площади, плюнул и ушел. – В любом случае, смею тебя заверить, знакомство вряд ли можно назвать удачным.
Алконост коснулась Милиной руки, мягко накрыв ее своей.
– Честно признаться, я ужасно волновалась за тебя. Про Сад наслаждений я слышала разное и боялась, что тебя там могут обидеть. – Рука сжала ладонь еще крепче. – Будто бы у царевича в покоях оргии не прекращаются ни на минуту, там творятся ужасные и грязные вещи, и им самим движет только похоть. А ты, мой нежный цветок, чиста, как предрассветная роса, и не хотелось бы мне узнать, что какой-то баловень хочет над тобой надругаться!
Мила высвободила руку из почти стальной хватки Алконост и дотронулась до запястья подруги в знак благодарности.
– Мой визит потому и продлился недолго. Как я и сказала, мне кажется, у нас мало общего с царевичем. Увидела его настоящего, мне стало страшно, и я сбежала, как трусиха. Да что уж там – я и есть трусиха. Еще и глупая ко всему, думала, что семья, брак должны строиться на взаимном уважении, на доверии друг другу и, даже если будущие муж и жена очень разные, трепетное отношение и нежность непременно приведут к влюбленности.
– Я тоже в это верила. – Алконост качала головой из стороны в сторону и смотрела на княжну, но взгляд белокурой птицы был устремлен то ли куда-то вдаль, то ли внутрь, в самую глубину. – Только вот, видимо, это все сказки, которыми любят обманываться недалекие барышни вроде нас с тобой.