– Алконост, свет моих очей, мы здесь все уже обращаемся друг к другу по-простому, поэтому давай без церемоний. – Мила поднялась, держа в руке кубок. – Мне повезло встретить этих достойных дев сегодня, и они мне очень помогли, как и ты. Честно признаться, после всех сегодняшних приключений уверенности в том, что у меня останутся силы на столь поздний ужин, не было никакой. Позвольте вас познакомить!
Княжна поведала о каждой из девиц все, что знала, обильно сдабривая свой рассказ добрыми словами. Она также успела поделиться с новыми знакомыми тем, что в родном Новом граде не часто встречала дев-птиц. Алконост, Гамаюн и Сирин дружно рассмеялись и уверили княжну в том, что таких, как они, в столице пруд пруди. За их стол непрекращающимся потоком тянулись слуги прочих посетителей, желающих познакомиться и пригласить девушек разделить с ними трапезу. Всем был дан отказ. Один из особенно рьяных охотников до красоты, не выдержав девичьего «нет», пришел собственной персоной и упрекнул дев в том, что лельник[15] у них не по времени, – мол, что молодецкие умы бередить, коль не за женихами явились? Холодное молчание остудило его пыл. Он коротко буркнул извинения и ретировался. Очередной слуга, подошедший на этот раз к Сирин, получил от нее еле заметный знак. Через какое-то время она попросила ее извинить, встала и вышла из зала, обещав вернуться. Возвратилась она в еще более приподнятом настроении – вероятно, хмель и вино сделали свое дело. Сирин вознесла кубок и возбужденно прошептала:
– Вам не кажется, что этот остров охраняют все боги Пятимирия разом? Мы, дочери разных народов, собрались под одной крышей, чтобы получать удовольствие не где-нибудь, а в Буян-граде. Давно мне не было так спокойно и хорошо. За наших богов!
Все встали из-за стола и подняли свои кубки. Не успели девушки выпить, как в дальнем конце трактира раздался крик. «Брячина» замерла и смолкла. Слышны были только тяжелые всхлипы распорядителя. Он бросился к одному из столов. За толстым опорным столбом не было видно, что он делает. Народ вскочил со своих мест и принялся оживленно перешептываться. Девушки переглянулись, их кубки нерешительно опустились обратно на резную столешницу. Распорядитель грузно встал, опираясь о бревно, провел рукавом по вспотевшему лбу, поднял пустые глаза и вымолвил:
– Он мертв.
Глава 2. Самозванец
– Вот ты не видишь ничего своим соленым глазом, а я тебе как на духу говорю: то не форель была, не форель!
– А что же? Щука, что ли? – Одноглазый закончил поправлять невод и уселся на бревно рядом с приятелем.
– Да какая щука! Осетр, не иначе!
– Я, может, и вижу плохо, но соображаю еще пока. Откуда ж в наших краях осетр! Из Вавилона, скажи еще, доплыл.
– А может, и из Вавилона. Заблудился и приплыл. Да какой толк об этом говорить теперь, раз все равно уплыла рыбка! Ты бы закрепил свою часть лучше – она бы не ускользнула.
– Ты мне еще скажи, что вон там тоже осетр.
На горизонте и вправду появилось что-то покачивающееся на волнах.
– Эта тварь побольше! Погоди-ка… то мертвечина, может, какая – что-то хвостом не машет. Пузом кверху дрейфует. Прямо на нас!
Рыбаки на время перестали переругиваться и впились всеми тремя глазами в одну точку. Непонятное существо не шевелилось, а только покорно приближалось к берегу, подталкиваемое пинками невысоких волн.
– Больно оно пузатое, Алешич! И голова где? Переплут откусил? – Рыболов привстал и хохотнул своей шутке: – Да не рыба это, Алешич.
– А что?
– А кто ж его знает! На бочку похоже. Течением на север сносит. Пойдем посмотрим, куда вынесет.
Сети были оставлены без присмотра, а рыболовы вернулись к своему любимому занятию, в котором они преуспели больше всего остального, – спору. Теперь ругались из-за того, что в бочке.
– Так я ж тебе говорю: не будет она плыть с вином! Только если его там мыши наплакали. Тебе, Глебыч, везде горячительное мерещится.
– Ну то, может быть, корабельный шкап с пайком. Тоже – чем плохо!
– Мясо, мясо было бы там! Конина бы вяленая или что-то копченое!
– Ну какое мясо, Алешич! Мясо в других бочках возят, эта смотри какая огромная – там целого барашка перевезти можно! Вино там, зуб даю! Хотя тебе глаз сильнее бы пригодился. – Глебыч довольно хмыкнул своей шутке и поймал на себе твердый взгляд товарища по рыбной ловле.
– Будешь много шутить – скоро сам чего-то лишишься, бестолочь. Давай так: если там еда – она моя, а коли вино – сам тащи, добыча твоя.
– Алешич, что ты такой обидчивый? Сварог видит, не со зла я. А делить все поровну придется – не ты ли потом ко мне угощаться придешь? И не меня ль твоя жена потом на трапезу звать будет?
Бочку вынесло на песчаную отмель и пригвоздило к суше. Размера она и вправду была исполинского.
– Ну все, приплыли! – Рыбаки окружили бочку и попробовали откатить ее подальше от воды. Ничего не получалось. Простукивание не сильно обрадовало Глебыча.
– Твоя взяла – не вино там! Может, и барашек али конина. Вскрывай давай, раз такой прозорливый!
Крышка была обмотана пеньковой паклей, однако концы были просто вымазаны смолой, а не скреплены цветной восковой пломбой с гербом княжества, какая бывала на любом судоходном грузе. С трудом справившись с веревкой, они вдвоем навалились на локоть палки, приставленной острым концом к крышке, кивнули друг другу и одновременно рванули что было силы. Через мгновение они уже валялись на мокром песке, а дощатый кругляшок катился вдоль берега, теряя водоросли. Остановился он под копытами коня, на котором гарцевал начальник береговой охраны. Следом за ним тянулась целая вереница разодетых вооруженных всадников.
– А ну живо встать! – рявкнул стражник, опуская свои начищенные до блеска сапоги на зернистую отмель. – Приказ дан всем – а ну исполнять!
Испуганные рыболовы, извалянные в песке, резко вскочили и вытянулись в две балалаечные струны. Они старались не двигаться, только кадыки шевелились от сглатываемых комков слюны. Начальник стражи обошел их кругом, осмотрел с головы до пят, недовольно цокнул и перешел к бочке. Взглянув внутрь, он обернулся к Глебычу и Алешичу и спросил:
– А эти что, не просохли еще? Или семья философов?
Рыбаки переглянулись и уставились на командира. Чистый страх в их глазах был разбавлен непониманием. Стражник постучал по дереву бочки и громко скомандовал:
– Подъем – кому говорю! – Из бочки показалась заросшая голова мужчины. Было видно, что ему дурно. Начальник перевел взгляд на рыбаков. – Понятно, что-то задумали. Арестовать всех! – На прощание он пнул выползшего мужчину блестящим сапогом и, не оборачиваясь, вернулся к своей лошади.
Гермес[16] нервно перебрасывал кадуцей[17] из одной руки в другую. Обездвиженные змеи, обвившие посох, робко поглядывали на хозяина, пытаясь напомнить, что они живые и им не очень приятно. Наконец он обхватил жезл обеими руками за шарообразный оголовок и отложил в сторону. Он всегда так делал, когда решал непростые задачи. Змеи облегченно переглянулись. Гермес сделал глубокий вдох, поднял глаза на Тарха[18] и заговорил:
– Я прилетел стремглав, как только услышал, что мой посланник мертв. Найден убитым в трактире при сотне очевидцев, и никто не знает, чьих это рук дело! Ты утверждаешь, что виновные не наказаны!
– Мертвым, Гермес, мертвым, а не убитым.
– Он отправлен в царство Аида, и никогда больше мне с ним не пообщаться, как ты не понимаешь! Что мне сказать его семье? «Погиб, честно исполняя мою волю на чужбине»? Его отец – знатнейший вельможа, глава жреческого рода из Дельф, влиянием своим превосходящий ваших вшивых наместников! Как ты думаешь, примет ли он твое бездействие, Даждьбог?
Тарх сощурился и отвернулся к окну. Он терпеть не мог, когда его в лицо называли вторым именем. Так же как и Гермес, он не был чистокровным богом и всякое упоминание своего получеловеческого происхождения встречал резко и болезненно, пусть такой статус и позволял его обладателю обращаться как к Верховным, так и к смертным, не нарушая Главного правила. Для Тарха было очевидно, что Гермес затеял эту пустословную торговлю с какой-то целью. Но с какой? Согласиться с его доводами было равнозначно уступке, которую делать никак не хотелось. Такому уступишь – будешь до скончания времен должен.
– Он обычный делец, сколотивший состояние на оккультных оргиях, не так ли? И весь его авторитет в полисе строится на страхе тех, кто боится огласки. Так что не пугай меня скандалом, Гермес, давай лучше разберемся, что делать дальше. – Тарху стоило значительных усилий держаться спокойно и не уподобляться разгневанному собеседнику.
– Что делать дальше? Казнить парочку Салтановых подданных – в трактире их была добрая сотня. Если не можешь разобраться, кто совершил проступок, – накажи всех. Дамианос был моим ценнейшим посланником и стоил никак не меньше пятисот других голов. Кровная месть и не иначе – другого выхода я не ведаю! Пока не увижу буянской крови в отместку за моего Дамианоса, не отступлю!
«Какой же ты лживый торгаш! Ты же от вида крови теряешь сознание!» Тарх выругался про себя и медленно перевел взгляд от окна к распахнутым дверям в свои палаты. За ними сновали туда-сюда его люди, трудившиеся в Совете мудрости и правды. Они старательно делали вид, что не слышат и не замечают брани Гермеса. Лишние уши Тарху были не нужны. Он медленно обогнул стол и гостя, подошел ко входу и с грохотом захлопнул двери. Эта короткая, но размеренная прогулка позволила Тарху выиграть время на обдумывание стратегии. Гермес ничего от него не получит, исход игры останется за ним.
– Видишь ли, какой у нас расклад. Я и правда могу приказать казнить всех, кто был в ту ночь в «Брячине», или заточить их в темницы, чтобы сделать тебе приятное, Гермес. Но мы же оба хотим справедливости? И мои люди ее тоже заслуживают. Не думаю, что рубить сплеча будет верным решением. Как я и говорил тебе не единожды, я сожалею о твоей утрате, и мне ужасно жаль, что Дамианос ушел из жизни здесь, в Буяне. Но давай забудем о чувствах и посмотрим на произошедшее разумно. Я навел справки: наши опричники слыхом не слыхивали о твоем посланнике, значит, Главное правило он не нарушал. Ты же веришь в то, что Дамианос понес наказание за связь с одним из наших богов, так?