Песни славянских народов — страница 2 из 19

Как в дворе у пана строили светлицу,

Гнали на работу горькую вдовицу.

Ой, всего неделю мужа схоронила,

А через неделю дитятко родила;

Не́дали с родов ей опочить нимало:

Через три дни камни тяжкие таскала;

Держит, плача, сына рученькой одною,

Каменьщикам камни подает другою:

«Стройте, городите белую светлицу,

Только пожалейте горькую вдовицу,

Вы светлицу стройте, сирую не троньте!»

Плачет, а утехи все-то нет сердечку…

Видит под горою, видит быстру речку,

Подбежала к речке, опустила сына:

«Плавай ты по речке, дитятко-дитина!

Не видал ты батьку, не увидишь матку:

Батьку рано скрыла черная могила,

А родная в речке сына утопила!

Жил бы ты на свете, был бы хлопец бравой,

А теперь по речке день и ночь ты плавай

Перед панским домом, под его стенами,

Плакай, обливайся горькими слезами!»

Царь Стефан празднует день своего святого

Царь Стефан великий праздник славит,

Празднует Архангела Стефана

И гостей на праздник созывает,

Созывает триста иереев

И двенадцать владык великих

Q четыре старых проигумна;

рассадил их по местам, как надо,

рассадил колено за коленом,

Сам пошел, гостям вино подносит,

Всякому по чину и по роду,

Как царю по правде подобает.

Но беседа говорит Стефану:

«Царь ты ваш и солнце наше красно,

Нам глядеть зазорно и обидно,

Что ты служишь и вино подносишь;

Сад ты с нами лучше за трапезу,

А вино пускай слуга подносит!»

Царь Стефан на речь их соблазнился,

Сеть с гостями рядом за трапезу,

В честь святого не наполнив чаши

И о Боге духом не смиряся;

Дать слугам, чтобы с вином ходили,

Чествуя угодника святого,

Самого ж себя не мог принудить

Послужить слугою час единый.

Как стоял Стефан перед гостями,

За плечом его стоял Архангел,

Крыльями его приосеняя;

А как сел Стефан с гостями рядом,

Прогневился на него Архангел,

По лицу крылом его ударил

И с трапезы царской удалился.

Не видал никто между гостями,

Как стоял Архангел за Стефаном,

Увидал один маститый старец,

Увидал и горько он заплакал.

Как заметил то прислужник царский,

Подошол и тихо старцу молвил:

«Что, старик, на празднике ты плачешь?

Иль тебя не вдоволь угощали?

Мало ел ты, или пил сегодня?

Иль боишься, что тебя обидят,

Милостию царскою обделят?»

Говорит ему маститый старец:

«Бог с тобою, царский ты прислужник,

Я не мало ел и пил сегодня,

Не боюсь я, что меня обидят,

Милостию царскою обделят,

Но виденье чудное, я видел:

Как стоял Стефан перед гостями,

За плечом его стоял Архангел,

Крыльями его приосеняя;

А как сел Стефан с гостями рядом,

Прогневился на него Архангел,

По лицу крылом его ударил

И с трапезы царской удалился.»

рассказал про то царю прислужник;

Царь поспешно встал из-за трапезы,

А за ним и триста иереев

И двенадцать владык великих

И четыре старых проигумна:

Взяли книги, начали молиться,

Бдение великое творили,

Целых три дни и три тёмных ночи,

Господу Всевышнему моляся

И Его угоднику святому –

И даря помиловал угодник,

Отпуская грех ему великий,

Что с гостями сел он за трапезу,

В честь святого не наполнив чаши,

И о Боге духом не смиряся.

Построение Скадра

Трое братьев городили город –

Марлявчевичи звалися братья:

Вукашин король был первый стройщик,

А другой Углеша воевода,

Третий строил Марлявчевич Гойко –

Город Скадар на реке Бояне.

Ровно три года городят город,

Ровно три года, рабочих триста,

Но не могут и основу вывесть,

А куда уж весь поставить город.

Что работники построят за́ день,

То повалит злая вила за́ ночь.

Как четвертое настало лето,

Слышат – вила кличет из Шанины:

«Вукашин, не мучься ты задаром,

Не губи добра ты понапрасну:

Не видать тебе и основанья,

А куда уж весь поставить город,

Коли сходных не найдешь двух прозвищ,

Сестру с братом, Стою и Стояна,

И под башню их ты не заложишь,

А заложишь – будет основанье

И построишь Скадар на Бояне!»

Как те речи Вукашин услышал,

Подзывает слугу Десимира:

«Десимир, мое милое чадо!

Был доныне ты моим слугою,

Будь отныне моим сыном милым!

Запрягай ты ко́ней в колесницу,

Шесть кулей бери добра с собою,

Поезжай по белому ты свету,

Двух ищи ты одинаких прозвищ,

Сестру с братом, Стою и Стояна,

Добывай за деньги, или силой,

И вези их в Скадар на Бояну:

Мы заложим их под башню в камень

Так поставим граду основанье

И построим Скадар на Бояне.»

Как услышал Десимир те речи,

Снарядил конёй и колесницу,

Шесть кулей добра с собой насыпал

И поехал он по белу свету;

Ездит, ищет одинаких прозвищ,

Ездит, ищет Стою и Стояна.

Уж три года Деспмир проездил,

Не нашол он одинаких прозвищ,

Не нашол он Стою и Стояна,

И назад приехал к Вукашину,

Отдает коней и колесницу,

И кули, как были, вынимает:

«Вот тебе кони и колесница,

Вот и все добро твое, богатство!

Не нашол я одинаких прозвищ,

Не нашол я Стою и Стояна!»

Как услышал Вукашин те речи,

Призывает зодчего он Рада,

Зодчий кличет всех людей рабочих,

Стали строить Скадар на Бояне,

Зодчий строит, злая вила валит,

Не дает и основанья вывесть,

А не только весь построить город,

И опять с горы заголосила:

«Эй, король, не мучься ты задаром,

Не губи добра ты понапрасну!

Коль не можешь и основу вывесть,

Так куда ж тебе построить город!

Но послушай моего совету:

Вас три брата на реке Бояне,

И у всякого по верной любе,

Чья придет сюда поутру прежде

И рабочим принесет обедать,

Заложите вы тоё под камень:

Основанье граду будет крепко,

Ты построишь Скадар на Бояне.»

Как услышал Вукашин те речи,

Призывает он родимых братьев,

Говорит им: «братья дорогие,

Вон с горы что говорит мне вила:

Вишь добро мы понапрасну губим,

Ни за что нам с вилою не сладить,

Не возводит вывесть и основы,

А куда уж весь ностронть город!

Да сказала, что вот нас три брата

И у всякого по верной любе:

Чья придеть поутру на Бонну

И рабочим принесет обедать,

Заложить тоё велит под башню:

Так поставим граду основанье

И построим Скадар на Бонне.

Только, братья, заклинаю Богом,

Чтоб ни чья про то не знала люба;

Ни оставим это им на счастье:

Чья пойдет, за и пойдет с обедом!»

И друг дружке братья клятву дали,

Что ни кто своей не скажет любе.

Так застала их пора ночная,

Ко дворам они вернулись белым

И за ужин сели за господский,

А лотом пошли в опочивальни.

Но великое свершилось чудо:

Вукашин не удержался первый,

рассказал он все подруге-любе:

Ты послушай, люба дорогая,

Не ходи ты завтра на Бояну

И рабочим не носи обедать,

А не то себя, душа, погубишь:

Завладут тебя под башню в камень!»

И Углеша клятвы не исполнил,

рассказал и он подруге-любе:

«Ты послушай, люба дорогая,

Не ходи ты завтра на Бояну

И рабочим не носи обедать,

А не то себя, душа, погубишь:

Закладут тебя под башню в камень!»

Лишь один не посрамился Гойко,

Не сказал своей ни слова любе.

Как назавтра утро засияло,

Встали братья и пошли на стройку.

Час обеда настает рабочим,

А черёд за любой Вукашнна.

Вот идет она к своей невестке,

К молодой Углешиной хозяйке,

Говорит: «невестка дорогая,

Помоги, неможется мне ныньче,

Голову мне с ветру разломило:

На, снеси обед рабочим людям!»

Но Углешнна подруга молвит:

Ах, невестка, радостью бы рада,

Да рука сегодня заболела,

Попроси уж ты сноху меньшую!»

Та приходит к Гойкиной подруге,

Говорит: «невестка дорогая,

Помоги, неможется мне ныньче,

Голову от ветра разломило:

На, снеси обед рабочим людям!»

Люба Гойки ей на это молвит:

«Матушка ты наша, королева,

Отнесла бы я тебе с охотой,

Да еще ребенка не купала

И полотен не стирала белых!»

Вукашиниха на это молвит:

«Ты поди, невестка дорогая,

Отнеси обед рабочим людям,

А ребенка я тебе помою

И полотна выстираю белы.»

Нечего, пошла подруга Гойки,

Понесла обед рабочим людям;

Как пришла она к реке Бояне,

Увидал свою подругу Гойко,

Стало Гойке раздосадно-горько,

Стало жаль ему подруги верной,

Стало жаль и малого ребенка,

Что глядел на белый свет лишь месяц:

Слёзы пролил Марлявчевич Гойко;

Издали его узнала люба,

Тихой поступью к нему подходит,

Говорит ему такое слово:

«Что с тобою, господин мой добрый,

Что ты ронишь нынче горьки слёзы?»

Отвечает Гойко Марлявчевич:

«Ах, душа ты, верная подруга!

Приключилось горькое мне горе:

Яблоко пропало золотое,

Укатилось в быструю Бояну:

Вот и плачу, слёз не одолею!»

Но не тужит Гойкина подруга,

Говорит она, смеючись, мужу:

«Лишь бы ты мне был здоров и весел,

А про яблоко чего крушиться:

Наживем мы яблоко и лучше!»

Тут еще ему горчее стало;

От своей он любы отвернулся

И смотреть уж на нее не может.

Подошли тогда родные братья,

Деверья его подруги-любы,

За белы ее схватили руки,