А что отвагу придает,
С тем мой союз нерасторжим:
Во взоре Дамы свет мы зрим,
Жены же очевиден гнет;
Не кавалеру, а шуту под стать
Супругу, словно Даму, прославлять.
— Кузен, коль дух не одержим
Любовью, что его проймет?
Вкусив усладу, лжец уйдет,
Притворством далее гоним;
Но я огнем любви палим,
И сердце лишь к супруге льнет;
А откажись я, скажем, целовать
И чтить ее — так вправе и прогнать.
— Хоть жар любовный нестерпим
И мне, эн Элиас, я — тот,
Кто Даму замуж не берет:
В женитьбе грубый есть нажим,
Мы браком госпожу не чтим,
Но глупый делаем просчет:
Любви на плечи взваливая кладь,
Могу ль я от нее признанья ждать?
— Кузен, когда мы не хотим
Избавиться от стража, от
Соперника, от злых забот:
Поступок наш неизвиним;
Возлюбленный, как нелюдим,
Скрывается, а муж невзгод
В любви не знает; лучше процветать
Супругом, чем любовником страдать.
— Эн Элиас, кто кем хулим,
На Маргарита[313] разберет:
Пусть заклеймит меня стыда печать,
Коль я от мужа мог в любви отстать.
— Кузен, мы спор наш разрешим:
Она, в ком доблести оплот,
И знатность, и взыскательность, и стать
Заставит вас провал ваш осознать.
МАРИЯ ВЕНТАДОРНСКАЯ — ГИ Д’ЮССЕЛЬ
Песня-тенсона о том, имеет ли в любви Дама превосходство над мужчиной
— Ги д’Юссель, сердит мой упрек:[314]
Почему, о пенье забыв,[315]
Вы молчите? Талант ваш жив,
И к тому ж вы любви знаток:
Так ответьте, должно ль Даме в обмен
На страстность представленных другом сцен
С ним столь же страстный вести разговор?
С такой точкой зренья возможен спор.
— На Мария, изящный слог
Позабыт мной, как и мотив
Сладостный, но на ваш призыв
Я откликнусь десятком строк.
Итак, дать обязана Дама взамен
Любви — любовь, ту назначив из цен,
Чтоб равенство соблюдал договор
Без счетов, кто кем был до этих пор.
— Ги, влюбленный, подав намек
Даме, должен быть терпелив
И благодарить, получив
Милость в должном месте в свой срок;
Пусть просит, не поднимаясь с колен:
Она — и подруга, и сюзерен
Ему; превосходство же ей не в укор,
Поскольку он — друг ей, но не сеньор.
— Дама, или вам невдомек,
Что учтива, как друг учтив,
Дама быть должна: ведь порыв
Одинаковый их увлек;
Если ж попала она к нему в плен,
Пусть подчиняется, из-за измен
Не начиная с возлюбленным ссор, —
Должен быть весел всегда ее взор.
— Ги д’Юссель, но свершить подлог
Может всякий, кто сердцем лжив:
Вот влюбленный, руки сложив,[316]
Молвит Даме, упав у ног:
«Молю вас мне выделить в сердце лен!» —
Поднимут же — буркнет: «Любовь — лишь тлен!..»
Кто нанят слугой, не будь столь хитер,
Чтоб хозяин с тобой делил свой двор!
— Дама, вы лишь то, сколь жесток
Нрав ваш, явите, прав лишив
Друга, с кем — сердца ваши слив —
Одарил вас поровну рок;
Хотите ль, чтоб он пред Дамой согбен
Стоял всю жизнь и не ждал перемен?
Признайтесь, что мысль такая — позор,
Он равен любой из ваших сестер.
ГРАФИНЯ ДЕ ДИА[317]
Песня о благородстве и верности Дамы, брошенной возлюбленным
Печалью стала песня перевита:[318]
О том томлюсь и на того сердита,
Пред кем в любви душа была раскрыта;
Ни вежество мне больше не защита,
Ни красота, ни духа глубина,
Я предана, обманута, забыта,
Впрямь, видно, стала другу не нужна.
Я утешаюсь тем, что проявила
К вам, друг, довольно нежности и пыла,
Как Сегуин Валенсию, любила;[319]
Но хоть моя и побеждала сила,
Столь, друг мой, ваша высока цена,
Что вам в конце концов и я постыла,
Теперь с другими ваша речь нежна.
Как быстро вы со мной надменны стали!
Не правда ль, друг, могу я быть в печали,
Когда вас грубо у меня отняли,
Хоть мне и безразлично, эта, та ли,
И что пообещала вам она?
А вспомните, как было все вначале!
Разлука наша — не моя вина.
Забвенье клятв взаимных душу ранит,
Но влечься к вам она не перестанет,
Ибо, как прежде, ваша доблесть манит,
И здешняя ль, чужая ль — им числа нет! —
Любить желая, в вас лишь влюблена;
Надеюсь, друг, вам тонкости достанет
Ту отличить, что вам навек верна.
Мне славы хватит отразить упреки:
Род стар, нрав легок, чувства же глубоки
И не присущи внешности пороки;
Как вестника, я шлю вам эти строки,
Прекрасный друг мой, ибо знать должна,
Из гордости ли вы ко мне жестоки,
Иль это злонамеренность одна.
Понятны ль вам в посланье сем намеки
На то, сколь гордость для людей вредна?
РАЙМБАУТ ДЕ ВАКЕЙРАС[320]
Песня-гарламбей о небывалом ристалище, которая, говоря о лошадях, имеет в виду Дам
Мне образец мотива[321]
Дал Монт Рабей,[322]
Чтоб я спел, как красиво
В стране моей
Турнир был разыгран — диво
Недавних дней.
Я расскажу правдиво,
Кто из гостей
Вел себя неучтиво
С Дамой своей.
Встретясь, рыцари живо
Всех лошадей
Переменяли счастливо —
Чья же ценней?
То-то была пожива!
Спор начавшему — слава —
Дону де Бос![323]
Лошадь его костлява,
И взгляд раскос,
Притом дикого нрава —
Какой с нее спрос?
Езда на ней — не забава!
Копье занес
Эн Раймон[324] величаво,
Но обошлось
Дело без костоправа:
Просто увез
С собой кобылку. Право,
Не стоит слез
Урон, коль подумать здраво.
Мчался, лица не пряча,
Сквозь гром и дым
Сам Драгонет[325] на кляче,
Цел, невредим;
Был его конь не иначе
Конем лихим,
Силою всех богаче,
Зато и злым,
И низкорослым в придачу,
И остальным
Не взял — вот незадача;
Сброшенный им,
Повествовал, чуть не плача,
Друзьям своим
Всадник о неудаче.
Смело врага встречая,
Граф де Боке[326]
Скакал, души не чая
В своем коньке.
Был храбр де Монлор,[327] ристая
Невдалеке,
И отдалась гнедая
Его руке,
Средь рычанья и лая
Мчась налегке.
Граф, другую седлая,
Не стыл в тоске:
Ржет теперь вороная
В его табунке —
Более молодая.
И Барраль из Марселя[328]
Не думал пасть.
Был скакун его в теле,
Каурая масть,
Всех проворнее в деле.
Крепкую снасть
Ловцы сплести успели,
Решив напасть,
Когда был он у цели.
Эн Барраль клясть
Начал тех, что посмели
Лошадь украсть.
Но над ней неужели
Вернет он власть,
Вновь поймав еле-еле?
Выехал на арену
Эн Понс[329] верхом.
Честь его я задену
И со стыдом
Опишу эту сцену,
Этот разгром:
Оруженосец, измену
Взлелеяв тайком,
Стал своему сюзерену
Грозить копьем;
Эн Понс готовился к плену,
Но пегую в дом
Тот ввел, обтирая пену,
Забыв о нем.
Ищет эн Понс замену.
Де Меольона[330] сначала
Ждал лишь успех,
Но арабка устала
Быстрее всех —
В стойле жирок нагуляла,
Был такой грех.
В его враге немало
Доблестей тех,
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Поместил под забрало
Он без помех;
Тот, когда затрещало,
Сказал сквозь смех,
Что жалеть не пристало.
Отличился в ристанье
И Авенгут;[331]
Лошадь купил в Испании,
Был с нею крут —
Увели!.. Он в незнанье,
Кто ж этот плут,
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Ибо в стране Германии
Не найдут
Трех из его компании;
Правда, тут
Я не слыхал рыданий,
Видно, не ждут
Их назад из скитаний.