Вот, обложил Амор, мой сюзерен,[332]
Меня оброком, ибо силой чар
Прекраснейшей из дам смягчен удар
И в сердце щедром выделен мне лея.
Дождался я столь доброго совета,[333]
Что благом для меня стал прежний вред;
И так как лучшей в целом мире нет,
Она по праву будет мной воспета.
Взираю на нее, не встав с колен,
И чувствую в груди такой же жар,
Как перед Фисбою Пирам[334] в разгар
Исполненных великой страсти сцен.
Я следую благим словам совета
Той, для которой слов достойных нет,
В ней для клеветника — источник бед,
Но милости источник для клеврета.
Когда сдавался Алый Рыцарь в плен,[335]
То Персеваль не более был яр,
Чем я, когда рассеялся угар
И вдруг пахнуло ветром перемен;
Я в восхищенье от ее совета,
Но мучусь, как Тантал,[336] когда запрет
Она кладет на искренность бесед,
Сама ни в чем не ведая запрета.
О Дама, разве я стоял согбен,
Когда просил мне срезать локон в дар[337]
И средство дать, чтоб так не жег пожар?
Я был — как к Тиру рвавшийся Эвмен![338]
И вот добился славного совета,
Что стоит всех Эвменовых побед.
Теперь иль смертный мрак, иль горний свет
Вознаградит настойчивость аскета.
Энглес[339] мне дал приют средь крепких стен,
Но бог велел Оранж и Монтлимар[340]
Покинуть, чтобы тем избегнуть кар,
Ибо прекрасной Даме нет замен;
И стань я даже королем полсвета —
Послушный указаниям планет,
Я б трон оставил, чтоб напасть на след
Той, что достойна своего совета.
Прекрасный Рыцарь,[341] украшенье света,
В меня вселил надежду ваш совет,
Ибо моей любви он не во вред,
И нет для песни сладостней предмета.
На Беатрис из Монферрата, эта
Кансона льется вашей славе вслед,
Скрывая лучезарный ваш портрет
Под позолотой каждого куплета.
Эстампида о неразделенной любви
Начало мая,[342]
Певуний стая,
Зеленый бук,
Лист иван-чая —
Но, увядая,
Цветенью края
Ваш, Дама, друг
Не рад, мечтая
Спастись от мук,
Услышав, злая,
От вас хоть звук,
Вы ж — как немая.
Как рая,
Желая
Близ вас
Быть, о благая, —
Лжеца я,
Ристая,
Сбил в грязь
Как негодяя.
Пред богом стоя,
Молю его я,
Любовь чтоб спас
Он от разбоя,
Ревнивца злое
Дело расстрой.
Нет вовсе нас,
Коль нас не двое,
Ибо без вас
Ни то ни се я;
Сияньем глаз
Не удостоя,
Какое
Былое
Мне вы
Вручили б! Но и
Средь боя
Пустое —
В любви
Искать покоя.
Как получу я
Ту, в ком впустую
До этих пор
Счастья взыскую?
Ведь вхолостую
О поцелуе
Грезить — позор!
Напропалую,
С бою ваш двор
Все ж не возьму я:
Губит ваш взор
Все подчистую.
Не всуе
Нагую
Вас зреть
Я б стал, ликуя;
Другую,
Не лгу я,
Иметь
И не могу я.
Вместо привета —
Горечь запрета.
Бель-Кавальер,[343]
Прошу ответа:
Чистая это
Разве монета,
Коль лицемер,
Щеголей света
Ставя в пример,
Множит клеветы,
Взяв столько мер
Скрыть суть предмета?
О, где-то
Те лета!
Жду я,
Жертва навета,
Совета;
Без света
Жизнь вся
В траур одета.
Сравнить бы надо
Сверканье взгляда
На Беатрис
С цветеньем сада!
Мне мука ада —
Ваша досада.
В вас все сюрприз
И все отрада,
Любой каприз —
Мне лишь привада,
Когда я близ
Такого клада.
Награда
Вне ряда —
Сердца
Вашего склада.
Измлада
Услада
Певца —
Поиски лада.
Кто, к вам лишь идя,
Близ вас лишь сидя,
Мог в смертный грех
Не впасть при виде
Вас — тот в Аиде,
Вас ненавидя,
Сгинет. В успех
Верю я, видя
Радость утех
В каждом флюиде:
Вы лучше всех —
Я рад планиде!
Предвидя
Бесстыдье,
Служу,
Как тот Эниде,[344]
Но, выйдя
В обиде,
Скажу
Стоп эстампиде.
Песня-девиналь, загадывающая пять загадок: о победе женщин над мужчинами, о мирской славе, о брожении вина, о павшем в землю зерне и о дыхании
1. Имеет слабость больше сил,[345]
Чем сила; тот, кто слаб и мал,
Ослабив сильных, побеждал,
Великий проявляя пыл;
Лишь тот, кто слаб бывал, но смел,
У силы честь отнять умел.
Над сильным властен слабый пол.
2. Вздор некий то всегда губил,
Что сам творил и разрушал;
Мир видел в нем свой идеал,
А он — ущерб лишь приносил.
Так где безумию предел?
Вздор в этом мире преуспел,
Поскольку мир в нем вкус нашел.
3. Служа судьбе, я проследил,
Как кислый вскоре сладким стал;
Знать, оба от одних начал,
Коль кислый сам себя сластил.
И холод медленно теплел
В боренье нежном этих тел,
Где сладкий кислого борол.
4. Мне часто был умерший мил,
Я видел, как он воскресал;
Он больших заслужил похвал,
Чем тот, который только жил.[346]
Умерший полн грядущих дел;
Кто смерти страх преодолел,
Не мыслит смерть одним из зол.
5. То стужу грел, то жар студил[347]
Благовещательный канал,
Одно другим уничтожал
И воедино их сводил.
Лишь бедность — богача удел.[348]
Ты в этом притчу усмотрел?
Нет, просто ум я с правдой свел.
6. Вместила слабость много сил,
И кислый вскоре сладким стал,
И холод жар уничтожал,
И некий вздор себя губил,
И умиравший богател,
И был богатый жертвой дел,
В которых честь свою обрел.
Песня-романс о возлюбленном, уплывшем за море
Волны высокие, волны кругом,[349]
Ветром гонимые на волнолом,
Весть мне подайте о друге моем!
Он до сих пор не вернулся в свой дом!
Увы, дар любви!
И скорби, и радости — слуги твои!
Нежный зефир, захвати из широт,
Где засыпает мой друг и встает,
Вздох его нежный с собой в перелет!
Видишь, томясь, приоткрыла я рот.
Увы, дар любви!
И скорби, и радости — слуги твои!
Страсть к иноземцу всегда тяжела,
Он веселится — мне жизнь не мила,
Все, что просила любовь, я дала —
Предал меня он! За что столько зла?
Увы, дар любви!
И скорби, и радости — слуги твои!
АЛЬБЕРТ МАЛАСПИНА — РАЙМБАУТ ДЕ ВАКЕЙРАС
Песня-тенсона, в которой оба трубадура терпят поношение: один — за бедность и неудачливость, другой — за грабеж на дорогах и трусость
— Правда ль, Раймбаут, что с вами дамы строги?[350]
Та, для кого вы делали концы[351]
В Тортону (обивать ее пороги),
Чьи качества, приняв за образцы,
Прославить вы старались в каждом слоге,
Нашла, что есть не хуже вас певцы;
Она такие сочинит эклоги,
Что хватит в них и вам, и ей грязцы;
Вы — к Даме, а она давай бог ноги.
— Маркиз Альберт, вы правы, я в тревоге,
Ибо и мне прислали весть гонцы,
Что Дама, для войны ища предлоги,
Меня успела записать в льстецы,
Видать, забыла о душе и боге;
Изменницу, я верю, под уздцы
Судьба возьмет, а с ней и вас в итоге,
Поскольку стонут в Генуе истцы,
Что на беду вас встретили в дороге.[352]
— Клянусь, Раймбаут, ваш взгляд на вещи сужен,
Я забираю у скупцов товар
Не ради жалких денег иль жемчужин,
И он идет не мне в казну, а в дар
Таким, чей шаг ломбардскими натружен
Дорогами,[353] — таким, как вы, фигляр!
Жонглер поет, хоть грустен, хоть недужен,
И, видно, был во власти ваших чар