Взбираясь на холм, Эвилло разок оглянулся и увидел, что Пендат Баард роет для себя — естественно, посредством магии — глубокую яму, укрытие в земле.
Особняк стоял в конце тропы, вымощенной коричневыми плитками — стертыми, выщербленными, крошащимися. Еще Эвилло заметил заброшенную деревню, населенную, похоже, одними деревьями. И какие-то развалины, очень древние на вид. В сущности, только дом мага выглядел более-менее пристойно.
Из историй Сказителя Эвилло сделал вывод, что Юкоуну — даже он! — в конце концов встретил достойного соперника, и не столько в лице Кугеля, сколько в силе страшного божества Садларка и его Огненных брызг. И все же кому, как не обидчивому магу Пендату, знать истину.
Тоскливая атмосфера затхлости обволакивала здания. Добравшись до дома, юноша с осторожностью, достойной самого Кугеля, принялся заглядывать в окна нижнего этажа. За одним из них обнаружилась комната, оклеенная алыми обоями, — там на полу кружилось нечто непонятное. За другим простирался огромный зал, весь в искусно сотканных коврах всевозможных оттенков зеленого, сиреневого и оранжевого цветов. Здесь стоял изящный пьедестал, на котором медленно и грациозно вальсировал скелет грызуна. В третьем окне Эвилло заметил прекрасную сильфиду с серебристыми волосами, растаявшую прямо у него на глазах. Через четвертое окно не было видно ничего — то есть за стеклом находилось именно оно, это ничто, воплощение самой пустоты, вынудившее Эвилло поспешно отпрянуть.
Входить он, честно говоря, не хотел. Одно лишь ошеломленное любопытство заставило его обогнуть опасный дом. И Хисс не протестовала, только цыкнула пару раз.
А потом Эвилло обнаружил в каменной стене боковую дверь — причем приотворенную.
За ней оказался двор с одиноким хилым деревцем-мулгуном, шуршащим пурпурными листьями. В этот момент солнце выскользнуло из-за туч, малиновый свет залил дворик, и из-под дерева выступил тот, с кем Эвилло, казалось, расстался только вчера — так хорошо он знал этого человека. Низкорослый, похожий на грушу, в черной тунике с воротником из длинных перьев, с тощими птичьими ногами, вокруг которых болтались пестрые шаровары, с абсолютно лысой головой и лицом, формой и цветом напоминающим тыкву, с крохотными сухими глазами и вечной ухмылкой на губах, — кто еще это мог быть, если не Смеющийся Маг?
— Что это у нас тут? — с жестокой радостью поинтересовался Юкоуну. — Еще один гость? О, какое удовольствие — быть популярным! Прошу, входи и осмотри мои сокровища! Не ограничивай свое воображение в отношении того, что из увиденного ты можешь украсть. Дай волю своим самым корыстным фантазиям! Не ты первый, не ты, подозреваю, и последний. Немало еще посетителей явится ко мне с подобной миссией, пока солнце не погасло.
Хисс молчала, и разум Эвиило сам подбросил на язык ответ:
— Счастлив видеть вас в добром здравии. — Он низко поклонился.
— А что, ты слышал нечто иное?
Эвилло почувствовал, что вышла промашка.
А Юкоуну добавил, ликующе ухмыляясь:
— Что, небось ходят слухи о моей гибели в фонтане Огненных брызг, после того как меня обманул Кугель Дурень?
— Слухи эти явно сильно преувеличены… — заикаясь, пробормотал Эвилло.
— Необязательно. Или возможно. Ну, что скажешь? Веришь ли ты, что я мертв? А главное — верю ли в это я?
Эвилло благоразумно промолчал.
— А я скажу вот что, — продолжил чародей, — жив Юкоуну, или мертв, или же умер, а потом ожил, или укрылся где-то в своем имении, углубившись в науку, или даже покинул дом, отправившись к кому-нибудь в гости, — я здесь, был, есть и останусь. Усвой же, если способен: я — двойник, созданный Юкоуну по своему подобию. И я сейчас — смотритель его замка. Во мне ты найдешь — если пожелаешь испытать меня — все его необъятные и изумительные силы, ибо в меня их вложили пожизненно. Так что отбрось смущение и заходи.
— У меня, увы, нет на это времени. Хозяин послал меня отыскать его любимую курочку, пропавшую из сада, — слукавил Эвилло.
— Ах, курочку! — повторил двойник. — У Юкоуну тоже имеется свой любимец. Смотри, вон он! Эттис, крошка моя, ко мне! Ко мне!
Откуда-то сверху тут же раздался отрывистый лай.
Об Эттисе Эвилло тоже слышал. Колдун, помнится, хотел отравить Кугеля, но Хитроумный словчил, и в результате погибло животное — видимо, то самое, которое сейчас парило в воздухе, перемахнув, вероятно, через перила.
Да, длинношерстный Эттис действительно напоминал шар с круглыми черными глазами, но Эвилло отметил две особенности, о которых не упоминалось в легенде Сказителя. Во-первых, сквозь тело зверя просвечивало солнце, а во-вторых, клыки и когти его оказались необычайно длинными и острыми. Похоже, Эттис стал чем-то вроде нежити-вампира.
— Прошу прощения, кажется, я слышал нетерпеливый крик хозяина и должен идти, — воскликнул Эвилло — и пустился наутек.
Он ринулся вниз с холма к реке Кзан, решив, что, коли потребуется, прыгнет прямо в воду, даже если это расстроит еще одного влюбленного фисцианина.
Однако ему помешало то ли магическое заклятье, то ли охранник-двойник. К своему отчаянию, Эвилло обнаружил, что способен бежать лишь вокруг особняка, то и дело перемахивая через препятствия вроде лесенок или небольших статуй. Он проносился мимо окон, в которые недавно заглядывал, невольно замечая, что кости грызуна пляшут теперь тарантеллу, а верчение среди алых обоев прекратилось да и сильфида исчезла. Однако, когда юноша поравнялся с пустотой, тревожная мысль настигла его, вклинившись в и без того всполошенное сознание. Ему показалось, что он уловил слабое эхо разговора, происходящего внутри вакуума: «Пусть сегодня длится вечно!» — провозгласил один голос. «И я того же мнения, — согласился второй. — Ни к чему познавать что-либо, кроме единственного „сейчас“».
Неужто сам победивший Кугель произнес столь простодушный софизм и тем породил пассивную, но смертельно опасную защиту дома — застывшее время?
Впрочем, остановиться и обдумать это Эвилло не мог. Он бежал, безоружный, каким покинул темницу, не в силах вырваться из магических стен. А за ним трусил Эттис, то по земле, то по воздуху, и его веселый лай нещадно терзал уши.
— Хисс, — выдохнул Эвилло, заходя на второй круг, — ты действительно знаешь заклятье самопереноса? Мне кажется, да. Если так — не соблаговолишь ли ты унести нас отсюда?
— Я постараюсь, несмотря на тряску, — ответила Хисс. — Но ты должен представить какое-нибудь приятное, безопасное место. Я не могу действовать в одиночку.
Какой тяжелой показалась Эвилло улитка в этот момент!
— Я знаю так мало, и все же голова моя набита сценами путешествий Кугеля — так что, думаю, подойдет любое, лишь бы оказаться не здесь.
Едва успев выпалить эти слова, Эвилло споткнулся о низенькую глянцевую стенку — и полетел в цветущий куст касперина, из которого тут же поднялся рой кусачих синих жучков. В тот же миг на бедолагу спикировал ощеривший клыки Эттис, подобный пушистому пончику.
Ну все, пиши пропало, решил Эвилло — и вдруг его вновь окутал кружащийся туман, как и во время побега из тюрьмы с Пендатом Баардом. И на спину ему обрушился отнюдь не Эттис — нет, сам Эвилло рухнул спиной на землю и застыл, вглядываясь в верчение сине-зеленых гор в голубых облаках тумана. Длилось все это меньше секунды — сердце не успело ударить, выдох не вырвался из груди.
Потом юноша обнаружил, что смотрит сквозь листву гигантского дуба на кроваво-красное закатное небо. Уже мерцали звезды, но бледные далекие точки складывались в неведомые узоры. Опознать удалось только Лиралет.
Постепенно Эвилло осознал, что находится на лесной прогалине — совершенно один. Избавившись от несносного Эттиса, он где-то потерял и своего учителя, Хисс.
Обуянный горем, Эвилло поднялся — и обнаружил, что он все-таки не совсем одинок.
На этот раз его зашвырнуло в вешний лабиринт Лиг Тига, или Великого Эрма, — в обширнейший и зловещий лес дальнего севера. Тяжкие испытания, невзгоды и злоключения поджидали здесь некогда Кугеля.
Деревья тесно росли вокруг поляны — величественные кедры и толстенные янтарники, украшенные кошенильными бликами. Северные мандрагоры напоминали хмурых жрецов в дымных балахонах. Но вечерний Фейдер — западный ветер — нес приятный аромат ванили, исходящий от длинной глиняной трубки, которую передавали друг другу трое саблезубых, немыслимо черных, словно обугленных, людоедов-деоданов. Они курили и улыбались, радуясь Эвилло и приглашая его на ужин — в качестве главного блюда.
Свет дня угасал. Самый высокий деодан приблизился к Эвилло и заговорил:
— Какая радость, что ты вышел на нашу поляну. Я и мои друзья вот уже несколько дней не ели вкусненького. Последний из наших, скажем так, гостей оставил нам эту трубку и мешочек с травами. Такое бескорыстие! Мы получили массу удовольствия.
Эвилло поднял глаза на деодана.
— Как кстати ты заговорил о дружбе. Боюсь, мой собственный друг, ну, такой толстяк по прозвищу Громадина, где-то отстал. И я уже скучаю по нему, он такой приятный человек, и ростом хоть и не с дерево, но в обхвате наверняка втрое толще любого ствола.
Деодан, похоже, заинтересовался.
— Неужто? Как жалко, что он запаздывает.
— Ну, наверное, он уговаривает двух других наших приятелей, Гиганта и Толстяка, присоединиться к нашей прогулке.
— Ну что ж, — победоносно ухмыльнулся деодан, — в ожидании твоих превосходных сотоварищей мы можем начать трапезу с легкой закуски. Идем! Мы настаиваем на твоем присутствии, — в сущности, оно просто необходимо. Слово даю, мы с неменьшей радостью встретим твоих друзей, когда они появятся.
— Вот огорчение, — опечалился Эвилло. — Если я не произведу определенное действие, Громадина, Гигант и Толстяк не появятся. Позволь объяснить. Обратил ли ты внимание, что я прибыл сюда несколько необычным образом? Я умею перемещаться из одного места в другое в мгновение ока. Громадина тоже обладает этой способностью. Однако он отчего-то стал жертвой глупой привычки — всегда требует, чтобы я, достигнув любого места назначения, проводил довольно-таки хлопотный ритуал. И если я поленюсь, он почувствует это издалека — и не последует за мной. Как и прочие мои увесистые друзья.