И ночные города, города:
Сердце Данко людям вечно горит,
Как Полярная звезда.
Сны
Все чаще стали сниться поезда,
Ненужные, пустые города,
И рельсы, рельсы, рельсы в никуда,
И небо в звездах, и журчащая вода.
Рвет ветер волосы, летит назад тайга,
Друзей улыбки, злой оскал врага…
И будто где-то ждет тебя беда,
И реже — ты, такая, как тогда.
А иногда бывает наяву
Я как во сне, как в страшном сне живу.
Хожу — и все куда-то не туда,
И говорят не то, и нет ни «нет», ни «да».
То взглядом детским, то седою бородой,
То фразой горькой, то чужой бедой,
То наяву, то в беспокойном сне —
Вдруг вижу, сколько боли спрятано во мне.
Боль за ребенка, боль за старика,
За тающие в небе облака,
За ночи боль и за пустые дни,
И что ни изменить, ни извинить.
За то, что все во мне наоборот —
Я не ищу, а мне везет, везет.
И голос говорит: «Не верь, не верь!
Пойми, ты ищешь роковую дверь».
И силой этих непонятных слов
Я в эти ночи сплю без всяких снов.
Солдат Киплинга
Опять тобой, дорога,
Желанья сожжены.
Нет у меня ни Бога,
Ни черта, ни жены.
Чужим остался Запад,
Восток — не мой Восток.
А за спиною запах
Пылающих мостов.
Сегодня вижу завтра
Иначе, чем вчера.
Победа, как расплата,
Зависит от утрат.
Тринадцатым солдатом
Умру, и наплевать —
Я жить-то не умею,
Не то что убивать.
Повесит эполеты
Оставшимся страна,
И к черту амулеты,
И стерты имена…
А мы уходим рано,
Запутавшись в долгах,
С улыбкой д'Артаньяна,
В ковбойских сапогах.
И, миражом пустыни
Сраженный наповал,
Иду, как по трясине,
По чьим-то головам.
Иду, как старый мальчик,
Куда глаза глядят…
Я вовсе не обманщик,
Я — Киплинга солдат.
Старый сказочник
Я — старый сказочник, я знаю много сказок
Про злых волков, про зайцев косоглазых,
Про хитрых лис, про глупых попугаев…
Я — старый сказочник, я много сказок знаю.
Про Маленького Принца — гостя с неба,
Про тех — кто был на свете, и кто не был,
Про Кролика и девочку Алису,
Про доброго Кота и злую Крысу,
О глупом, жадном Короле-калеке,
О добром, умном, но — Сверхчеловеке,
О Счастье, о Любви и о Свободе,
О том, кто ищет, и всегда — находит.
Но не несу ни зла я и ни ласки,
Никто не будет плакать и смеяться:
Я сам себе рассказываю сказки
И жду, когда они начнут сбываться.
А сбывшимися сказки — не бывают,
Несбывшиеся сказки — забывают,
И больно мне, но я не унываю —
Я старый сказочник, я много сказок знаю…
Стучит по брезенту палатки сосед…
Стучит по брезенту палатки сосед.
Не спится, я слушаю соло на стенке.
Мотив, которому много лет,
В старинном и ласковом вальсовом темпе.
Крутится вертится шарф голубой,
Крутится вертится над головой,
Крутится вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.
Опять, опять крутиться тебе
Шарф голубой, девичий шарф.
Как много в тебе от снегов и небес,
Ты жить помогал, расставаться мешал.
Где эта улица, где этот дом,
Где эта барышня, что я влюблен,
Так вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблен.
Сегодня опять утром снег и мороз.
Согреться помогут лишь чай да мешок.
Опять на маршрут пойти не пришлось,
Но песенку ночью приемник нашел.
Крутится вертится шарф голубой,
Крутится вертится над головой,
Крутится вертится, хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.
Сумерки
Мне в жизнь пути весенние
Вплетаются, как ленточки —
Заботливо-рассеянной
Рукою в косу девочки.
Всё сумерки да сумерки,
Пора бы быть и вечеру.
Стою с дорожной сумкою
И говорю: «До встречи!» — вам.
Растерянно и ласково
Гляжу на зори дальние,
И хочется участвовать
В рассветов созидании.
А кто-то скажет с завистью,
Мол, ехал за туманами,
А сам, наверно, явится
С набитыми карманами.
И вот словами связан я,
Как крепкою верёвкою,
И всё-то вам рассказывать
Становится неловко мне
О том, что я за сказкою,
За песней, за закатами,
За тем, чтоб перед ласкою
Я не был виноватым бы.
И впрямь пора заканчивать,
Да что-то вот не хочется.
И до сих пор заманчив мне
Призыв весны и осенью.
Все сумерки да сумерки,
Пора бы быть и вечеру…
Стою с дорожной сумкою
И говорю: «До встречи!» — вам.
Тайга
Где-то город качает детей,
Где-то треплет корабль ураган.
Ни города, ни корабля, ни людей,
Ни горя, ни счастья — тайга.
Где-то десятки чудесных книг,
Где-то страстей и желаний накал.
Ни книг, ни страстей, ни желаний… Одни…
Ни боли, ни веры — тайга.
Где-то задумчивых сказок слова,
Где-то сомнительной правды угар.
Ни правды, ни лжи, одни права
На жизнь и на смерть — тайга.
А где-то город и всё-таки ты
И надо кому-то зачем-то лгать,
И мне не спасти своей мечты,
И разницы нет — тайга.
Темиртау
Горы слева, горы справа,
Посредине — Темиртау,
Посредине — домик старый,
Посредине — я с гитарой.
Где-то сбоку люди ходят,
Что-то ищут и находят.
Я ж сижу посередине,
Словно мышь в пустой корзине.
Сверху — сыро, снизу — грязно,
Посредине — безобразно,
Мое тело и душа,
За душою — ни гроша.
Даже не на что напиться,
И в соседний дом ввалиться,
И стоять посередине,
Словно лошадь в магазине.
Ну, а дома кто-то спросит,
Где его, мол, черти носят? —
В Темиртау посредине
Я, как дырка на картине…
Трактат о песнях
От песен в мире тесно,
Но это не беда:
Необходимы песни
Как хлеб или вода.
Петь в мире хочет каждый,
Без этого ни дня,
И смысл этой жажды
Попробуем понять.
И смысл этой жажды
Попробуем понять.
Есть песни про работу,
Про отдых и про сны,
Про радости, заботы,
Про действие весны.
Про горе и удачу,
Про леших и гробы,
Канатчикову Дачу
И Белые Столбы.
Канатчикову Дачу
И Белые Столбы.
Есть песни демонстраций —
Чеканить шаг ноги.
Есть песни дальних странствий
Про запахи тайги.
Есть песни незаконные,
Фальшивые и честные,
Есть песни незнакомые,
Есть широко известные.
Есть песни незнакомые,
Есть широко известные.
На ужин и на завтрак,
Про дни и вечера.
Есть новые, как завтра,
И старые — вчера.
Про женские, мужские
Глаза, пожатья, рты.
Похабные, святые,
Про травы и цветы.
Похабные, святые,
Про травы и цветы.
Про родственные души,
Про гномов, королей.
Есть с просьбами: «Послушай!
Дай закурить! Налей!»
Есть про своих девчонок
И про своих ребят,
Есть про больших учёных.
А я вот — про себя!
Есть про больших учёных.
А я вот — про себя!
Тридцать лет
Тридцать лет — это время свершений,
Тридцать лет — это возраст вершины,
Тридцать лет — это время свержений
Тех, что раньше умами вершили.
А потом начинаешь спускаться,
Каждый шаг осторожненько взвеся:
Пятьдесят — это так же, как двадцать,
Ну а семьдесят — так же, как десять.
Тридцать лет — это время улыбок,
А не плач и не смех со слезами,
Тридцать лет — это время ошибок,
За которые нет наказаний.
Тридцать лет — это синие горы,
Вкус находки и ужас потери.
Тридцать лет — это радость и горе,